Неронов

(род. в 1591 г., † B. Л. M. 2 января 1670; названный при крещении Гавриилом, носил потом имя Иоанна, а в иночестве наречен Григорием). — Он был одним из предводителей восстания против тех якобы "новшеств", которые приписывали патриарху Никону справщики книг, работавшие при патриархе Иосифе. В самом начале этого восстания, когда раскол старообрядчества только зарождался и выступал не против церкви, а против личностей, стоявших во главе церковной жизни, Неронов играл важную роль, так как пользовался почетом в тогдашнем обществе и влиянием при дворе царя Алексея Михайловича. Впоследствии, когда раскол принял более широкие размеры, он не выдержал напряжения борьбы и смирился перед властью церкви.

Неронов был известен царю Алексею Михайловичу еще в бытность свою в Нижнем, откуда переведен был в Москву в Успенский собор ключарем, а затем в 1649 г. назначен протопопом Казанского собора. Неронов участвовал в исправлении богослужебных книг, предпринятом патриархом Иосифом, и входил в состав кружка, интересовавшегося церковными делами.

Этот кружок или "братию" составляли: духовник царя Алексея Михайловича Стефан Вонифатьев, царский постельничий Феодор Ртищев и новоспасский архимандрит Никон, впоследствии новгородский митрополит и московский патриарх. В дружеских отношениях с Вонифатьевым и с Нероновым находился между прочим протопоп Аввакум, который в 1651 г. поселился даже у Неронова, "ведая церковь его, егда тот куда отлучался".

Во время кончины патриарха Иосифа († 15 апреля 1652 г.) новгородский митрополит Никон был в Соловецком монастыре для перенесения оттуда мощей Св. Филиппа в Москву. Воспользовавшись его отсутствием, прежние его друзья, в том числе Неронов, хлопотали об избрании на патриарший престол Вонифатьева, который однако благоразумно уклонился от этой чести. Патриархом был единогласно избран Никон, согласившийся принять на себя высокий и ответственный сан лишь после усиленной мольбы царя и духовенства. Продолжая начатое патриархом Иосифом исправление книг, Никон приставил к этому делу людей истинно ученых, знающих греческий язык, а протопопов Неронова и Аввакума и их приятелей отстранил от "книжного исправления" и совершенно изменил свое обхождение с ними. В деле исправления церковных обрядов Никон на первый раз ограничился указанием на две "новины", т. е. новшества, по отношению к древним греческим обычаям, принятым русской православной церковью: многочисленность земных поклонов при чтении великим постом молитвы Ефрема Сирина, и двуперстное крестное знамение. Об исправлении этих новшеств он разослал перед наступлением великого поста 1653 г. по всем московским церквам "Память". Неронов и его приятели: протопоп Аввакум, костромской протопоп Даниил, муромский протопоп и коломенский епископ Павел написали опровержение на эту "Память" и подали свою Алексею Михайловичу, желая выставить Никона еретиком и повредить ему в глазах царя. Сила и влияние Никона от этого не умалилась, а отношения между ним и его противниками еще более обострились. В июле 1653 г. Никон созвал в своей Крестовой собор для выслушания отписки муромского воеводы, обвинявшего муромского протопопа Логгина в хулении икон. Логгин оправдывался и объяснял совершенно иначе свои слова, подавшие повод к обвинению. Без должного расследования справедливости показаний обеих сторон, патриарх решил отдать Логгина приставу для истязаний. По мнению недоброжелателей Никона, он поступил так из личной мести, потому что Логгин позволял себе прежде обличать его в "небрежном и высокоумном и гордом житии". Неронов заступился за Логгина, упрекал Никона в жестокости, говорил, что нужно произвести розыск и что на соборе следует быть самому царю. На это Никон будто бы очень непочтительно отозвался о царе. В тот же день Неронов с ярославским протопопом Ермилом донесли об этом царскому духовнику Стефану и Государю. Через несколько дней патриарх снова созвал духовных властей на собор и жаловался им, что Неронов оклеветал его перед Алексеем Михайловичем. Неронов стал дерзко и резко препираться с патриархом и в конце концов похулил собор. На основании 55 правила св. апостолов, которое гласит: "аще кто из клира досадит епископу, да будет извержен" — собор определил послать протопопа Неронова на смирение в монастырь. Он был отправлен сначала в Новоспасский монастырь, но затем в тот же день переведен в Симонов, где его содержали под караулом и никого к нему не допускали. В восьмой день его перевезли в город на Цареборисовский двор и немилосердно били. Оттуда повезли в соборную церковь, где по повелению патриарха Никона Крутицкий митрополит Сильвестр снял с Неронова скуфью. До 4 августа Неронов опять находился в Симоновом монастыре, а в этот день сослан на Кубенское озеро, в Спасо-Каменный монастырь Вологодского уезда. В грамоте к монастырскому начальству было сказано: "за великое бесчиние велено в черных службах ходить".

Друзья Неронова, протопопы Аввакум и Даниил костромской, попробовали ходатайствовать за него перед царем и просили Стефана Вонифатьева подать их челобитную государю. Стефан отказался от содействия, и они иным путем доставили челобитную Алексею Михайловичу, а тот передал ее патриарху. Вслед за тем Аввакум устроил особую молельню в сушиле в московском доме Неронова и начал переманивать туда прихожан московских церквей. Поступок этот был против канонов церкви, а потому Аввакум был сослан с семьей в Тобольск, протопопы же Даниил и Логгин за сочувствие Аввакуму и за свою челобитную были лишены священства и тоже удалены из Москвы.

Весть о печальной судьбе трех протопопов дошла до Неронова, к которому приезжали "от всех четырех стран боголюбцы, многих градов дворяне, посещения ради". Он написал царю ходатайственное письмо и совершенно неправильно утверждал, что протопопы осуждены не церковным, а мирским судом. По поручению царя духовник его Стефан дважды писал Неронову, убеждая смириться и повиниться перед патриархом, который ожидает от него и его друзей истинного покаяния и готов простить их. Неронов продолжал писать и Вонифатьеву и царю, считал свою ссылку и наказание своих друзей личной местью Никона и назвал в письме к царю распоряжение патриарха относительно поклонов во св. четыредесятницу "ересью непоклонническою". Алексей Михайлович желал, чтобы все близкие ему люди жили между собой в мире и любви, а потому его конечно тяготили жалобы Неронова на патриарха, которого он особенно любил и почитал, и он отдал через Вонифатьева приказ Неронову прекратить присылку писем.

Поведение Неронова и его сторонников побудили Никона просить царя о созыве собора, так как он понял, что неудобно взять на свою личную ответственность исправление церковных обрядов и богослужебных книг. Неронов, с своей стороны, тоже просил царя о созыве собора. Весной 1654 г. собор открыл свои заседания в царских палатах. Председательствовали царь и патриарх; присутствовали из духовенства 34 человека, между прочим, епископ коломенский Павел, друг Неронова, находившийся с ним в переписке. Собор признал необходимым исправление церковных книг и обрядов и утвердил правила, каким способом вести исправление. Павел подписался под соборным уложением, но с оговоркой, что остается при прежнем мнении относительно земных поклонов. Это несогласие Павла с постановлением собора, а может быть и какие-нибудь резкие выражения его, подвергли его лишению сана, тяжкому телесному наказанию и ссылке в заточение. Никон очень повредил этой жестокостью и себе, и предпринятому делу, так как еще сильнее восстановил своих противников и возбудил к ним сочувствие в народе. Не осмеливаясь ослушаться повеления царя Алексея Михайловича, Неронов обратился 2 мая 1654 г. к царице Марье Ильинишне с письменным ходатайством за епископа Павла и за трех протопопов, как пострадавших будто бы совершенно неповинно.

Неронов, как выше сказано, был сослан в Спасо-Каменный монастырь под строгое начало, на черные службы. В действительности же ему жилось там хорошо, потому что настоятель архимандрит Александр принял его с почетом, дал ему келью и слугу, велел носить ему в келью лучшую пищу из монастырской кухни, а в церкви ставил его выше даже келаря. Неронов едва упросил архимандрита, чтобы он дозволил стоять ему под келарем. В качестве ученика и писца находился при Неронове игумен московского Златоустова монастыря Феоктист, который первый из монашествующего духовенства перешел на сторону враждовавших с Никоном четырех протопопов. С самого начала поселения своего в монастыре Неронов, находивший большие непорядки в выполнении церковного и монастырского уставов, позволил себе вмешиваться в монастырские дела и указывал настоятелю, что следует читать за церковными службами и как должны вести себя настоятель и братия. Может быть, архимандрит не решался противодействовать Неронову, считая его ссылку кратковременной и надеясь получить с его помощью царскую милостыню на нужды монастыря. Когда же царь запретил Неронову письменно к себе обращаться, а на просьбу его относительно построения церкви в Спасо-Каменном монастыре ответил, что это дело не его, царево, а дело патриарха, — почтение к Неронову в монастыре сильно поколебалось. Архимандрит стал пренебрегать просьбами Неронова и, по-прежнему, допускал разные сокращения в богослужении, даже великим постом. Усомнившись в силе и значении Неронова при царском дворе, настоятель не счел уже нужным сдерживаться и оттаскал однажды Неронова в трапезе за волосы "и руками по щекам бияше время довольно", как записано у вышеупомянутого Феоктиста. Вскоре ему запретили ходить в церковь, лишили его слуги и оставили в келье совершенно одного. Неизвестно, когда именно настоятель послал патриарху донесение о Неронове, но вследствие этого донесения Никон дал 1 июля 1654 г. указ сослать Неронова на отдаленный север в Кандалакшский монастырь, держать его там скованным и не давать ему чернил. Остановившись на несколько времени в Вологде, Неронов отправил оттуда два послания: одно царскому духовнику, а другое, окружное, всей "братии, боголюбцам царствующего града Москвы и прочих градов и всех купно стран", убеждая своих духовных друзей не скорбеть о нем, а радоваться. В Софийском соборе и в Крестовой архиерейской церкви Неронов, намекая на патриарха, говорил, что завелись "новые еретики" и что рано или поздно, и ему (т. е. Никону) грозит та же участь, какой неповинно подверглись гонимые им последователи истинного христианского учения. Дьяк съезжей избы в Вологде испугался, узнав о таких речах Неронова, и поторопил его отъездом.

Более года прожил Неронов в Кандалакшской обители и, несмотря на запрещение давать ему чернила, писал царскому духовнику и своим духовным детям, братьям Плещеевым в Москву и прислал за своей подписью какие-то тетради архимандриту переяславского Данилова монастыря Тихону. 10-го августа 1655 г. Неронов бежал из Кандалакшского монастыря с тремя работниками. Архимандрит Соловецкого монастыря Илия принял его с честью, дал ему припасов и отпустил в богомольной ладье, из которой Неронов вышел на берег, не доезжая до Архангельска, и с одним из работников пешком отправился в Москву. Получив известие о побеге Неронова из Кандалакшского монастыря, Никон разослал в разные стороны гонцов, чтобы схватить его, и строго наказал игумена и монахов Кандалакшского монастыря и архимандрита Соловецкого монастыря Илию за попустительство. Между тем, Неронов благополучно добрался до Москвы и остановился у царского духовника. Вонифатьев доложил о приходе Неронова Алексею Михайловичу, но тот не сообщил об этом Никону. Неронов видался со своими духовными детьми, питавшими к нему уважение, как к мученику за веру, и ходил к ним в дома. 25-го декабря 1655 г. Неронов был пострижен в монашество в Переяславле архимандритом тамошнего Давидова монастыря Тихоном в соборной монастырской церкви. Сделано это было по совету и по собственноручной подписке государева духовника, в келье у которого Неронов, нареченный в монашестве Григорием, прожил еще сорок дней. Лишь в начале февраля 1656 г., когда он удалился в Спасо-Ломовскую Игнатьеву пустынь, Никон узнал о его местопребывании и послал своих детей боярских, чтобы взять его. Неронов скрылся, однако, в соседней деревне Телепшине, и крестьяне не выдали его патриаршим посланным.

Тогда Никон созвал собор, чтобы судить Неронова заочно. Собор состоялся 18-го мая 1656 г., в присутствии антиохийского патриарха Макария, двух восточных митрополитов и множества русского духовенства. С этого собора началось действительное отделение русских раскольников от православной церкви. На соборе было постановлено: "Иван Неронов, иже ныне в чернцах Григорий, и с своими единомышленники, иже непокоряющеся святому собору, от святыя единосущныя Троицы и от св. восточныя церкве, да будут прокляти".

Очень возможно, что Неронов узнал о соборном проклятии только несколько месяцев спустя, когда прибыл в Москву. На него произвела сильное впечатление незадолго перед тем изданная книга "Скрижаль", в которой было сказано, что вселенские патриархи писали Никону против двоеперстия и что непокорных предали проклятию. В течение всей своей борьбы с Никоном Неронов не желал разрыва с церковью и не противился учению Св. Писания и Св. отец; он не доверял лишь определению собора 1654 г., когда исправление церковных книг и обрядов решили одни русские иерархи, подчиненные патриарху Никону. Другое дело, если вселенские патриархи такого же мнения о двоеперстии: им он не станет противиться, под их клятвой он не хочет быть. Побуждаемый своими друзьями, Неронов решился пойти к Никону для объяснений, хотя личное раздражение против него не улеглось.

4-го января 1657 г., когда патриарх шел к обедне, Неронов стал на его пути с новоизданной книгой "Скрижаль" в руках. На вопрос патриарха, кто он такой, Неронов ответил: "Я тот, которого ты ищешь; казанский протопоп Иоанн, а во иноцех старец Григорий. Что ты затевал один, то дело некрепко; будет по тебе иной патриарх и все твое дело переделывать будет, иная тебе честь тогда будет, владыко". Несмотря на эту резкую выходку, Никон позвал его к себе по окончании литургии, беседовал с ним и довольно благодушно отнесся к его укорам и упрекам. Так как Неронов остался на некоторое время в Москве, то Никон распорядился поместить его на Троицком подворье и велел сказать тамошним властям, что "старец Григорий послан не под начал, чтобы ему дали особую келью и нужды ему ни в чем не было, а куда он ходит и кто к нему приходит в день или нощь, за ним не призирать". После этого Неронов часто посещал патриарха и во время бесед не раз упрекал его в нетерпеливости и в жестокости наказаний. Вскоре Неронов торжественно возвратился в лоно православной церкви: Никон сам прочитал над ним разрешительные молитвы в соборе, а затем причастил его Св. Таин. В тот же день патриарх устроил у себя "за радость мира" трапезу, за которой посадил Неронова выше всех московских протопопов.

Искренне желая примирения, Никон возвратил Неронову все его письма, которые посылались из заточения царю Алексею Михайловичу, Вонифатьеву и разным духовным лицам, с жалобами против Никона. Относительно церковных обрядов патриарх готов был сделать Неронову все уступки, какие считал возможным; напр., он дозволил ему совершать богослужение по старопечатным служебникам, а в Успенском соборе, в присутствии Неронова, не "троили", а "двоили" аллилуию. Несмотря на такое снисходительное отношение патриарха, Неронов не мог спокойно говорить с ним и не только резко и грубо отвечал ему, но старался повредить в глазах царя. Перед отъездом из Москвы Неронов пришел проститься с Алексеем Михайловичем и во время всенощной, указывая на патриарха, облачавшегося в алтаре, сказал царю: "Доколе тебе, государь, дотерпеть такому Божию врагу? Смутил он всю русскую землю, и твою царскую честь попрал, и уже твоей власти не слыхать; от него врага всем страх". Царь смутился и отошел от него на свое место.

Весь 1658-ой год, когда Никон уехал в Воскресенский монастырь, вследствие разлада с царем, Неронов провел в своей Игнатьевой пустыни. Он радовался падению Никона и возлагал большие надежды на крутицкого митрополита Питирима, которому поручено было ведать Церковь: так как Питирим недоброжелательно относился к Никону, то Неронов ожидал возвращения к прежним порядкам богослужения. Неронов посылал Алексею Михайловичу челобитные из своей пустыни относительно назначения вместо Никона другого патриарха, а в конце 1664 г., опасаясь, что царь по своей доброте снова приблизит к себе Никона, явился в Москву с наговорными речами против патриарха.

С 1658 до 1664 г. Неронов прожил в Игнатьевой пустыни. В это время он во многих сочинениях и в устных проповедях обсуждал разные вопросы, как, напр., о согласии церковном, об исправлении книг, о сложении перстов, и т. д.; и таким образом содействовал распространению раскола в Вологодском крае. Так продолжалось до назначения в Вологду архиепископа Симона, который отнесся к Неронову несочувственно, видя в нем расколоучителя. Заметив нерасположение со стороны нового архиепископа, Неронов из мести подал на него донос в лихоимстве и обвинял в том же митрополита Иону. При разборе этого дела Неронов отказался от своих показаний. Симон, в свою очередь, пожаловался на Неронова, что он служил по старым книгам, вопреки сделанному им распоряжению. В свое оправдание Неронов сказал: "преосвященный де благословил меня по тому старому служебнику служить, когда де ты новых служебников не хулишь и в люди таких речей не износишь". Архиепископ же настаивал на первоначальном своем показании относительно самовольства Неронова. Вскоре после того Неронов отправился в Москву и лично сделал донос царю Алексею Михайловичу на Симона, который будто бы велел вынести из алтаря икону Богоматери и, отменив празднование 9-го мая перенесения мощей св. Николая Чудотворца, непочтительно о нем отзывался. Расследование было поручено митрополиту сарскому Павлу, и так как обвинения сказались несправедливыми, то последовало повеление сослать Неронова в Спасо-Ломовский монастырь и держать там до нового распоряжения. В тот же день, в отмену этого повеления, приказывалось поместить Неронова в Переяславском Горицком монастыре. Почему-то, однако, и это не было исполнено, и Неронова провезли прямо в Вологду.

С одной стороны, "ревность к вере", с другой стороны, — желание повредить Симону, побудили Неронова довести до сведения царя, что Симон не только не придал значения сообщению Неронова о непристойных речах попа Сысоя против Спасителя, но даже засадил Неронова за это сообщение "под начало" в Спасо-Прилуцкий монастырь. Вследствие донесения Неронова дело было расследовано. Вероятно, оно оказалось не столь важным, как представил Неронов, потому что ему велено было просить прощения у архиепископа Симона; а митрополит сарский Павел, которому поручено было произвести следствие, поставил Неронову донос этот в вину. После освобождения из Прилуцкого монастыря Неронов жил недолго в Игнатьевой пустыне, затем, по донесению Симона, что "Григорий непрестанно смущает народ", был выслан 14 марта 1666 г. в Иосифов Волоколамский монастырь под строгий надзор. 1-го июля 1666 г. Неронова призвали в Москву на суд соборный для рассмотрения его самовольных поступков: священнодействия, без указа государя, причем пели два собственные его дьячка, и чтения поучений в раскольничьем духе. На соборе Неронов повинился и, в удостоверение действительного своего обращения "к истине", дал "рукописание". Он был прощен и отпущен в Иосифов-Волоколамский монастырь на жительство, а 31-го августа последовал указ царя и приговор освященного собора, что "старец Григорий Неронов" должен находиться в этом монастыре "под началом" за "церковный мятеж и к освященному собору за непокорение". Неизвестно, что произошло в два месяца между 1-м июля и 31 августа, но наказание последовало строгое, так как Неронов был отлучен от Св. Таин.

Узнав о прибытии в Москву вселенских патриархов для суда над Никоном, Неронов послал им челобитную, в которой излагал свои столкновения с патриархом Никоном, с вологодским архиепископом Симоном и с митрополитом сарским Павлом. Все эти дела были решены и кончены, но Неронов перенес их на суд вселенских патриархов потому, — как он сам объяснил впоследствии, — что ему казалось, будто он находится под началом в Иосифо-Волоколамском монастыре без ведома царя. К этой челобитной приложено "Покаянное послание его к царю, патриархам и всему собору. Между прочим, он писал: "А о книгах исправленных новопечатных отныне и впредь ни словом, ни делом, ни помышлением отнюдь не буду прекословити". Закончил Неронов свое послание следующим прошением: "И вели, государь благочестивый, мне грешному на упокой старости моей во обитание местечко, где ты, великий государь изволишь, дабы мне и слово Божие возвещати было невозбранно по правилам святых Апостол и святых отец".

Получив прощение вселенских патриархов, Неронов жил в Переяславском Даниловом монастыре. Осенью 1668 г. он был назначен туда архимандритом и остатки дней своих провел спокойно, читая поучения братии. Скончался Неронов 2 января 1670 г., на 79-м году от роду.

П. В. Знaменский. Иоанн Неронов. "Правосл. Собеседн.", 1869 г., март и апрель; Макарий митроп. Московский, Патриарх Никон в деле исправления церковных книг и обрядов. Москва, 1881 г.; Клипуновский. Григорий (Иоанн) Неронов. "Киевские Унив. Известия" 1886 г., № 7, с. 1—40; Н. И. Субботин. Материалы для истории раскола. I, с. 17—308. В "Материалах" помещены письма Неронова, допросные речи, челобитные, "Записка" о его жизни, составленная игуменом Феоктистом, и "Житие", написанное одним из почитателей Неронова вскоре после его кончины; А. С. Белокуров. Арсений Суханов. М., 1891 г., с. 169—170; Н. Ф. Каптерев. Исправление церковно-богослужебных книг при патриархе Никоне. "Богословский Вестник" 1908 г., кн. 12; 1909 г., кн. 1; Доп. к Акт. Ист., V. с. 457.

В. Корсакова.

{Половцов}

Неронов

сотр. "Арханг. губ. вед." 1864 г.

{Венгеров}