Левенвольде, граф Рейнгольд Густав

— род. в 1693 г. в Лифляндии, умер 22 июля 1758 г. в Соликамске, брат Карла Густава Левенвольде. Еще при жизни Петра Великого он был камер-юнкером императрицы Екатерины Алексеевны и пользовался ее расположением. По восшествии на престол Екатерины I в 1725 г. Левенвольде произведен был в камергеры, а 24 октября 1726 г., вместе с братьями своими, пожалован в графы. 24 ноября 1726 г. он получил орден Св. Александра Невского и вскоре затем, 31 марта 1727 года, портрет императрицы для ношения на шее. После кончины Екатерины I Левенвольде жил в своих поместьях в Лифляндии. Получив в январе 1730 г. от своего брата Карла известие о намерении Верховного Тайного Совета ограничить самодержавную власть Анны Иоанновны, он немедленно поехал в Митаву и прибыл туда целыми сутками раньше депутатов, отправленных верховниками. Уверенный в непрочности вновь придуманного для России аристократического правления, Левенвольде посоветовал Анне Иоанновне не отказываться от подписи "кондиций", уверяя, что их можно будет впоследствии уничтожить. В награду за оказанную услугу Анна Иоанновна, вообще особенно благоволившая к Левенвольде, произвела его в обер-гофмаршалы, а в 1732 г. пожаловала орден Андрея Первозванного и поручила управление соляными доходами. Вскоре по вступлении ее на престол Левенвольде и граф Остерман подняли вопрос о престолонаследии, опасаясь серьезных осложнений в случае внезапной кончины бездетной императрицы. Они советовали Анне Иоанновне выдать племянницу ее, принцессу мекленбургскую Анну Леопольдовну, замуж за какого-нибудь иностранного принца и потом избрать наследника престола из детей, которые произойдут от этого брака, не обращая внимания на право первородства. Благодаря содействию Феофана Прокоповича, план этот был в конце концов принят, и приискание жениха поручено брату обер-гофмаршала Левенвольде — генерал-адъютанту, а впоследствии обер-шталмейстеру, гр. Карлу Левенвольде.

Во время царствования Анны Иоанновны Левенвольде жил в свое удовольствие, прекрасно устраивал придворные праздники и предавался неумеренной игре в карты, чем совершенно расстроил свое состояние. В 1740 г., когда по случаю заключения мира с Турцией были розданы награды высшим сановникам, Левенвольде получил от императрицы бриллиантовый перстень, ценою от 5 до 6 тысяч рублей. 6 октября того же 1740 г. императрица Анна Иоанновна занемогла, а 17 октября скончалась. Во время ее болезни Бирон пригласил к себе гр. Миниха, кн. Черкасского, Бестужева и графа Левенвольде и выражал беспокойство за судьбу России, если Анна Леопольдовна, сделавшись правительницей, вызовет в Россию своего сумасбродного отца или допустит до участия в управлении государством своего мужа, Антона Ульриха. Приглашенные Бироном лица ясно видели его желание быть регентом, не решили противоречить и сказали, что лучшим правителем будет сам Бирон. Он действительно добился регентства, но не надолго; Анна Леопольдовна велела арестовать его и провозгласила себя правительницей. Левенвольде успел заслужить доверие правительницы и получил 80 тысяч на уплату долгов. Анна Леопольдовна часто совещалась с ним и спрашивала его мнений; на него она возлагала исполнение весьма неприятных поручений, как, напр., объявление отставки фельдмаршалу гр. Миниху.

В день восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны Левенвольде был заключен в крепость, предан суду и приговорен к смертной казни. Вообще обвинение ставилось за противозаконное устранение от престола дочери Петра Великого; против Левенвольде были и специальные обвинения — будто он внушал правительнице мысль объявить себя императрицей, будто он доносил о намерениях Елизаветы, но трудно сказать, насколько было истины в этих обвинениях. Императрица смягчила приговор, заменив смертную казнь ссылкою в Соликамск, соединенною с лишением чинов, орденов, дворянства и имений. По словам Манштейна, Левенвольде перенес свое несчастие с удивительною твердостью; но кн. Я. П. Шаховской, которому поручено было отправить его в место ссылки, так описывает свидание свое с Левенвольде: "Лишь только я вступил в темную и пространную казарму, вдруг неизвестный мне человек обнял мои колена и весьма в робком виде, в смущенном духе говорил так тихо, что нельзя было вслушаться в слова его: всклокоченные волосы, седая борода, бледное лицо, впалые щеки, оборванная, неопрятная одежда его внушили мне мысль, что это какой-либо мастеровой, содержащийся под арестом. “Отдалите сего несчастного, — сказал я сопровождавшему меня офицеру, — и проводите [меня] туда, где находится бывший гр. Левенвольд”. — “Он перед вами”, — отвечал офицер…"

Современники Левенвольде, знавшие его лично, сохранили тоже весьма разноречивые о нем отзывы. Это объясняется как степенью близости их к Левенвольде, так и степенью наблюдательности. Так, например, испанский посланник герцог де Лириа заявляет, что он "при чрезмерном честолюбии и тщеславии, был лжив, хитер, корыстолюбив, с очень неприятным характером, способный пожертвовать для своей пользы самым близким человеком. Но эти внутренние несимпатичные свойства прикрывались обходительностью, снисходительностью и внимательностью, и, будучи умен и довольно красив собою, гр. Левенвольде возвысился посредством женщин. Религии у него не было никакой, и едва ли даже он верил бытию Бога". — В. А. Нащокин в своих "Записках" отмечает, наоборот, симпатичные стороны в характере Левенвольде. Он утверждает, что он был всеми любим за свою веселость и приветливость, но до безрассудности любил играть в карты и промотал почти все. Почти то же сообщает Манштейн и гр. Эрнест Миних. "За ним не знали никаких качеств, кроме хороших, — говорит Манштейн, — он был создан для занимаемого им места, имел кроткий нрав, был чрезвычайно вежлив и располагал к себе всех своим приветливым обращением". Гр. Эрнест Миних по поводу ссылки его в Соликамск пишет: "Достойный Левенвольде, сотворенный для того, чтобы блистать при великом дворе, к общему сожалению, умер в Соликамске, куда он сослан был в заточение". Строгановы, владеющие богатыми заводами и соляными варницами в этой местности, старались насколько возможно облегчить его участь, доставляя ему все потребное для пропитания и содержания.

Бантыш-Каменский, "Словарь достопамятных людей русской земли", М., 1836 г., III, стр. 166—619. — Записки дюка Лирийского. — Записки В. А. Нащокина. СПб., 1842 г., с. 68—221. — Записки кн. Я. П. Шаховского, 1705—1777 гг. — Хмыров, "Исторические статьи", СПб., 1873 г., с. 314—316. — Записки иностранцев о России в XVIII ст. СПб., 1874 г. Письма леди Рондо, с. 130, 204—206. — Записки фельдмаршала гр. Миниха, с. 60, 82, 88, 91, 175, 307, 347. — Записки Манштейна о России 1727—1744 гг. Изд. "Русской Старины", СПб., 1875 г., с. 237, 241—242, "Россия и Русский двор в первой половине XVIII в. — Записки и замечания гр. Эрнеста Миниха. Изд. "Русской Старины", СПб., 1891 г., с. 82—86, 109, 118, 137, 157, 158, 174, 187, 196, 214, 215, 220, 226, 271.

В. Корсакова.

{Половцов}