Киселев, граф Павел Дмитриевич

— генерал-адъютант, генерал от инфантерии, министр государственных имуществ, русский посол в Париже, род. 8 января 1788 г. в Москве, ум. 14 ноября 1872 г. в Париже. Отец его, Димитрий Иванович, служил в Москве помощником управляющего московскою оружейною палатою, был небогат, но принадлежал к лучшему московскому обществу и находился в дружеских отношениях с гр. Ф. В. Растопчиным и лучшими представителями московской интеллигенции, И. И. Дмитриевым и Н. М. Карамзиным. Кроме того он имел связи и с многими влиятельными лицами в Петербурге, что впоследствии облегчило карьеру его старшему сыну, Павлу. Воспитание Киселев получил домашнее, под руководством гувернера француза, который не мог сообщить ему особенно широких и разнообразных знаний. Но общий тон семьи, поддерживаемый умною и доброю матерью, наложил на характер Киселева интеллигентный отпечаток, а такие сверстники, как А. И. Тургенев и кн. П. А. Вяземский, познакомили его с образом мыслей и идеалами лучшей молодежи Александровской эпохи. Впрочем, влияние это умерялось консервативными взглядами знакомых отца, гр. Растопчина и Карамзина. Во всяком случае, Киселеву пришлось с ранних лет слышать толки об общественных явлениях, и притом с различных точек зрения, а это обстоятельство, конечно, способствовало развитию в нем сознательного и вдумчивого отношения к тому, что совершалось вокруг него.

25 января 1805 г. Киселев поступил на службу "коллегии юнкером", 28 августа того же года переведен в канцелярию генерал-интенданта князя Волконского, а 5 октября 1806 г. — корнетом в кавалергардский полк. Тут он попал в среду офицеров, принадлежавших к самым богатым и аристократическим семьям, и много такту надо было ему, небогатому и неродовитому, чтобы поставить себя в правильные отношения с товарищами по полку. По собственному свидетельству Киселева это ему удалось как нельзя лучше, и он сразу завоевал всеобщую дружбу и расположение в полку. Но от природы самолюбивый и честолюбивый, он не довольствовался этим: ему хотелось выдвинуться из уровня посредственности и занять выдающееся место и в обществе, и на службе. Обладая недюжинным умом и сильною волей, Киселев скоро овладел и внешностью, и самою сущностью военных требований. Чувствуя скудость знаний, вынесенных из домашнего обучения, он пробовал чтением восполнять пробелы, но, по недостатку времени и компетентного руководства, все-таки не успел, как следует, расширить свой умственный горизонт и отсутствие правильной школы, особенно юридической, наложило свою печать на всю его деятельность. Вместе с тем, Киселев не чуждался и общества. Молодой и красивый, смелый и остроумный, он был приятным гостем в самых аристократических гостиных и тут приобрел светскость обхождения и тактичность, столь пригодившиеся ему впоследствии, когда он получил доступ ко Двору. Во время службы в кавалергардском полку, Киселев не упускал случаев завязать прочные отношения с людьми, которые могли бы быть ему полезными: он запросто бывал у обер-гофмейстера Толстого, был дружен с А. А. Закревским, кн. А. С. Меншиковым и А. Ф. Орловым, благодаря которым впоследствии имел возможность постоянно обращать на себя внимание высшей администрации. Стремясь к карьере, Киселев не упускал никогда способов выдвинуться из тени, и пользовался всяким случаем, чтобы доказать свои дарования. В 1807 г. Киселев в первый раз участвовал в походе и в первый раз был в огне в сражении под Гейльсбергом. Во время пребывания в Петербурге (1808—1809 гг.) королевской прусской фамилии он состоял ординарцем при королеве Луизе. В 1812 г. он участвовал в Бородинской битве, за которую получил орден св. Анны 4-й степени. Таковы были первые шаги Киселева на служебном поприще. Через несколько дней после Бородинского боя он, по собственному желанию, был назначен адъютантом к начальнику арьергарда, Милорадович, под руководством которого желал основательно изучить военное искусство. В течение полутора года, с Бородинской битвы до взятия Парижа, Киселев участвовал в 25 битвах, получил 4 почетных награды, в том числе орден св. Анны 2-й степени с алмазами и золотую шпагу с надписью "за храбрость", был произведен в ротмистры и кроме того получил прусский и баварский ордена. Личные отношения у него с Милорадовичем не удались, но зато адъютантство при этом генерале дало ему возможность сблизиться с Императором Александром І и, благодаря этому, быстро пойти вперед по службе. Милорадович тяготился всякою отчетностью, докладывать тоже не любил ни письменно, ни устно; между тем Император требовал постоянно обстоятельных донесений от него. Так как Киселев обладал даром слова и отчетливостью изложения, то Милорадович и отправлял его постоянно с докладами к Государю. Киселев так понравился Императору, что 2 апреля 1814 г., 26-ти лет, был назначен в флигель-адъютанты и с тех пор постоянно пользовался Высочайшим доверием. Через две недели после вступления в новую должность он получил крайне щекотливое поручение расследовать дело о беспорядках, произведенных русскими войсками в Бриенне, и успешно исполнил это дело. Затем он сопровождал Императора на Венский конгресс, пробыл в Вене все время конгресса, зорко приглядываясь к людям и к событиям, после "Ста дней" снова сопровождал Императора в Париж и тут опять на него было возложено поручение расследовать жалобы на войска, расположенные в окрестностях Реймса. На этот раз Киселеву удалось доказать, что жалобы относились к гессенцам, а наши солдаты, по удостоверению местных властей, отличались образцовою дисциплиною. Такой оборот дела произвел наилучшее впечатление в Париже: король пожаловал Киселеву орден св. Людовика, и вскоре за тем он получил чин полковника. На обратном пути из Парижа Киселев присутствовал 23 октября 1815 г. в Берлине на помолвке будущего императора Николая Павловича с принцессою Шарлоттою, и это послужило поводом к сближению Их Величеств с ним; Императрица Александра Феодоровна всегда была к нему особенно благосклонна, как к одному из тех немногих лиц свиты, которые принимали участие в этом радостном для нее торжестве. Прямо из Берлина Киселев был послан Государем на юг России для выбора нижних чинов в гренадерские и кирасирские полки, а также для осмотра некоторых полков 2-й армии. Вместе с тем он получил от гр. Аракчеева предложение заехать в Крым и расследовать дело о злоупотреблениях там по винному откупу. Так впервые Киселев познакомился со средою, в которой вскоре занял выдающийся административный пост.

Киселеву привелось действовать при самой благоприятной служебной обстановке: он успел сблизиться с кн. П. М. Волконским, который, в звании начальника главного штаба, ведал всеми делами военного министерства, кроме хозяйственных. Дежурным генералом был назначен А. А. Закревский, правителем дел при кн. Волконском — кн. А. С. Меншиков. Кроме того, в лице А. Ф. Орлова, которого Государь приблизил к себе, Киселев имел постоянного ходатая и заступника перед лицом Императора. Вследствие этого, говорит биограф Киселева, "все представления его получали ход, а это в известной степени развивало в нем пытливость, с которою он, в последующую службу, всматривался во все, что встречалось ему замечательного; эта пытливость поддерживалась в нем уверенностью, что результаты его исследований не пропадут даром, а принесут пользу, как делу, так и лично ему. При этом должно сказать, что он весьма легко изучал разнородные предметы, затем обыкновенно составлял предположения о необходимых изменениях или преобразованиях; каждое исполненное им поручение, кроме должной отчетности, сопровождалось рядом докладных записок". Так, уже в первую поездку на юг он, кроме исполнения данных ему поручений, ознакомился с состоянием второй армии и с общим положением Бессарабии, заинтересовался в Севастополе вопросом о крепостной службе нижних чинов и о положении арестантов и сделал ряд других частных наблюдений в областях, по которым проезжал. По вопросу об откупе Киселев выяснил виновность не только самого откупщика, но и всей местной администрации, прикрывавшей злоупотребления. Однако это дело оказалось ничтожным по сравнению с беспорядками по откупу в прочих южных губерниях. Доклады Киселева об его трудах во время командировки ярко изображали все замеченные им злоупотребления и утвердили за ним репутацию талантливого и деятельного человека. Государь имел с ним обстоятельный разговор об его путешествии и остался вполне доволен его взглядами на дело и его наблюдательностью. Осенью 1816 г. Киселев сопровождал Императора в поездке в Москву, Киев и Варшаву.

К этому времени Киселев вполне уже определился, как личность и как общественный деятель. Его блестящий ум и дар слова покорял всех, кто приходил с ним в соприкосновение. Безусловная честность и открытость характера составляли другую его сильную сторону. При этом он, когда хотел, бывал необыкновенно мягок и обходителен и умел успокаивать чужие самолюбия. Лишь иногда прирожденная горячность увлекала его и доводила до резкостей, которые, в соединении с завистью к быстрому его повышению, породили ему немало врагов. Вместе с тем, выдающийся успех в самом начале карьеры развил в Киселеве самоуверенность, которая, при отсутствии строгой работы над собою, при отсутствии постоянного стремления к самопознанию, мало-помалу переходила в преувеличенное мнение о своих достоинствах и заслугах и мешала Киселеву критически отнестись к собственным действиям. Как общественному деятелю, Киселеву недоставало продуманного и цельного общественного и политического идеала. Просветительное движение начала ХІХ-го века коснулось его только отчасти и внушило ему чувство гуманности и законности, а также раскрыло глаза на вред крепостного права, но не дало ему определенной государственной программы. Поэтому он очень легко примкнул к господствующему типу деятелей Николаевского царствования, которые, признавая зло, не решались на беспощадную борьбу против него и охотно мирились на полумерах, прибегая, главным образом, к уничтожению частных проявлений зла путем административным и опасаясь принципиальной ломки существующего строя. Но в этой партии Киселев всегда являлся одним из наиболее энергичных тружеников и самым смелым новатором в рядах консервативных деятелей. Отличаясь большим честолюбием, Киселев однако же стремился к повышению путем упорной работы на пользу службы, как он ее понимал, и никогда не прибегал к интригам и заискиваниям. Зато, не получая должного, он приходил в негодование и горячо жаловался на несправедливость.

Административный талант и разработка крестьянского вопроса — вот главная сила Киселева и главный результат его деятельности. Административную зоркость он доказал в командировке 1815—1816 г. Воззрения свои на крепостное право он развил в докладной записке, которую в 1816 г. представил Государю в Москве. В этой записке формулированы вкратце те взгляды, которыми Киселев руководствовался в течение всего Николаевского царствования. "Гражданская свобода, писал он, — есть основание народного благосостояния. Истина сия столь уже мало подвержена сомнению, что излишним почитаю объяснять здесь, сколько желательно было бы распространение в государстве нашем законной независимости на крепостных земледельцев, неправильно лишенных оной". Однако "водворить "эту" законную свободу следует постепенно", так чтобы рабство уничтожилось "само собою и без потрясений государства". Для этой цели следует дозволить капиталистам всех званий приобретать населенные земли, определяя особым законом отношения крестьян к новым владельцам; запретить увеличение числа дворовых; крестьян при фабриках и заводах освободить; разрешить устройство майоратов с тем, чтобы в них крестьяне обращались в вольных хлебопашцев; разрешить крестьянам выкупаться по определенной правительством цене; оставить на помещичьих землях лишь такое количество крестьян, какое действительно необходимо для обработки этих земель, а остальных выкупить казне и на правах вольных хлебопашцев переселить на пустые земли, взыскивая с них постепенно сумму, назначенную на выкуп их свободы. Ясно, что предлагаемые Киселевым меры вели не к уничтожению, даже не к ограничению власти помещика над крестьянами, а лишь к уменьшению числа крепостных через открытие им новых способов к освобождению. Участь этой записки осталась неизвестною.

В 1816 г. обнаружились большие беспорядки по интендантской части во Второй армии, расквартированной в юго-западных губерниях и Бессарабии. Чтобы поправить дело, главным интендантом в эту армию был послан статский советник Жуковский. Но новый интендант скоро пришел в столкновение с главнокомандующим Второй армией, Беннигсеном, и отношения так запутались и обострились, что Беннигсен просил Государя прислать доверенное лицо для расследования дела на месте. Выбор Императора пал на Киселева. Ему поручалось не только "исследовать в точности несогласия, происшедшие между главнокомандующим, его начальником штаба и генерал-интендантом", но также обревизовать положение армии вообще, так как до Государя дошли сведения о беспорядках в ней.

Произведенное Киселевым следствие обнаружило, что главная ответственность за все злоупотребления должна лечь на Беннигсена, который, по незнанию законов и форм делопроизводства, "приказывал и принимал меры ложные или незаконные". Но и Жуковский в сделках с подрядчиками был не совсем чист. Что касается до самой армии, то "она отстала во всех отношениях", дисциплина пала, авторитет начальства нарушен, чему главной причиною были "меры главнокомандующего и слишком большая мягкость его характера". В результате Киселев доложил Государю, что Беннигсен желал бы выйти в отставку, и Государь одобрил это, как и весь образ действий Киселева. Вообще ему понравилось выказанное Киселевым уменье так распутать узел самых тонких интриг, чтобы все осталось целым, несмотря на то, что на каждом шагу можно было возбудить скандальную историю. Государь искал правды, но вместе с тем старался щадить самолюбие своих сподвижников, во главе коих он недавно прошел Европу. Чтобы лишить обидного характера отставку Беннигсена, Государь решил сделать смотр 2-й армии, найти ее в отличном состоянии и выражением благодарности главнокомандующему смягчить факт удаления его от дел. Но для этого надо было действительно подготовить армию. С такой целью Киселев и получил новую командировку в Тульчин (главная квартира Беннигсена). Новое ответственное и щекотливое поручение Киселев исполнил с обычным тактом и успехом. Высочайший смотр вполне удался, Беннигсен вышел в отставку, и на его место был назначен граф Витгенштейн. За все эти труды Киселев был произведен 6 октября 1817 г. в генерал-майоры.

В 1818 г. он был послан навстречу королю прусскому, ехавшему в Петербург, и во все время пребывания королевской фамилии в России находился при наследном принце.

22 февраля 1819 г. Киселев был назначен начальником штаба Второй армии, и тогда же ему было поручено, прежде прибытия в главную квартиру, заехать в Войско черноморское и произвести расследование по делу есаула Вареника о разных злоупотреблениях там. Успешно выполнив эту задачу и представив Государю проект реорганизации Черноморского войска, Киселев 16 мая приехал в Тульчин, где положение его сразу оказалось довольно щекотливым. Так как он был назначен без ведома Витгенштейна, то последний обиделся и даже написал Государю письмо, в котором говорил, что считает назначение Киселева выражением царского недоверия к нему, Витгенштейну. С другой стороны в армии старые генералы считали себя обойденными, а другие офицеры неприязненно смотрели на Киселева, как на человека, присланного для борьбы с закоренелыми беспорядками и злоупотреблениями.

Это не помешало Киселеву энергично приступить к делу, заручившись предварительно надежными помощниками. Среди лиц, близких к нему в это время, находим несколько человек, принимавших участие в тайных обществах и пострадавших впоследствии после декабрьского бунта... Особенно сблизился Киселев с Пестелем, хотя из Петербурга его неоднократно предостерегали, указывая на подозрительный образ мыслей Пестеля. Но Киселев писал, что "из всего здешнего синклита он один, и совершенно один, могущий с пользою быть употреблен". Даже большую часть своего свободного времени Киселев проводил с Пестелем. Близок был он и с другим декабристом, Бурцевым, а также с Басаргиным, но о существовании заговора он узнал лишь после бунта, и совершенно несправедливы все слухи о принадлежности его к союзу благоденствия. Некоторое содействие своим мероприятиям по упорядочению Второй армии находил Киселев и в корпусных командирах Рудзевиче и Сабанееве, особенно в последнем. Отношения с Витгенштейном Киселев успел поправить сразу, выказывая главнокомандующему полное уважение и не предпринимая ничего без его ведома и согласия. Благодаря такому образу действий, Витгенштейн охотно примирился с новым начальством штаба и посылал в Петербург восторженные отзывы о нем. Несмотря на то, положение Киселева оставалось весьма затруднительным: осмотрев Вторую армию, он пришел к выводу, что корень зла заключается в неудачном подборе высших военных чинов; крупные перемены в личном составе были не во власти Киселева, а работать, встречая скрытое сопротивление, было нелегко.

Тем не менее, как видно из отчета, представленного Киселевым Государю в 1824 г., он за пять лет успел произвести ряд улучшений во Второй армии: упрощено и упорядочено было делопроизводство, составлены военные карты юго-западной России и пограничных турецких и австрийских земель, положено основание собиранию статистических данных, приступлено к составлению истории войн Россия с Турцией, для чего собраны богатые архивные материалы, учреждена школа кантонистов и топографов. Кроме этих дел, исполнявшихся в самом штабе, Киселев обратил внимание и на строевую часть, для чего усилил значение инспекторских смотров. Известно, что в то время, благодаря влиянию Аракчеева, на фронтовую выправку обращалось особенное внимание, и занятия учебным шагом и деталями амуниции ложились тяжелым бременем на армию. Киселев, как и его петербургские друзья, был против такого чрезмерного развития фронта, но неудача Высочайшего смотра Второй армии в 1820 г., заставила его усилить фронтовые занятия. Закревский в письме к нему с удивлением отметил эту странную перемену в его воззрениях на Аракчеевские требования. Задетый этим Киселев отвечал, что "учебный шаг для многого соделывается нужен, я им занимаюсь, как необходимостью и часто убеждаюсь в пользе его". Более стойкий в своих воззрениях, Сабанеев указывал Киселеву на падение боевой подготовки войск, которые отвлечены от своих прямых обязанностей службы смотрами, переделкою амуниции и пр.; Киселев не внимал протестам и настаивал на фронтовой выправке, без которой не мог рассчитывать на сохранение милости Государя. Но в 1822 г., когда восстание Ипсиланти грозило вовлечь нас в войну с турками, Киселев обнаружил свое настоящее отношение к Аракчеевскому режиму: он с нервностью добивался из Петербурга определенных сведений, будет ли война. "Война и учебный шаг — две статьи совершенно разные", — писал он. Ввиду предстоявшего Высочайшего смотра, он боялся забросить фронтовые занятия и в то же время понимал, что на войне фронтовая выправка ни к чему не послужит. Окончательно возмутился он, когда из Петербург пришло требование переучить солдат и ввести вновь изобретенный Желтухиным учебный шаг. Он прямо писал, что новое переучивание может возмутить армию и дать повод к печальным событиям. Благодаря его протесту, обязательность Желтухинского шага была отстрочена. На Высочайшем смотре в 1823 г. Вторая армия оказалась в образцовом порядке, и Киселев был назначен 5 октября генерал-адъютантом.

Гуманность Киселева сказалась в постоянных хлопотах о том, чтобы солдат не изнуряли без нужды; кроме того, было совершенно запрещено наказывать тесаками, а палки сохранены для исключительных определенных случаев; за своеручные удары солдата в лицо Киселев обещал взыскивать без пощады, а унтер-офицерам безусловно запретил наказывать солдат телесно. Корпусным командирам было предписано наблюдать за исполнением этих правил, однако, не делая их известными нижним чинам. К жалобам населения на войска Киселев относился всегда внимательно и старался устранить взаимное озлобление между крестьянами и солдатами. В связи с этими мерами стояло упорядочение военно-судной части, которую Киселев считал одною из важнейших функций военного ведомства. Он даже неоднократно обращался к Закревскому с просьбою составить полный свод военно-судных постановлений, но эта его идея не была тогда приведена в исполнение. Заботясь о поднятии нравственного уровня армии, Киселев придавал большое значение образованию, как офицеров, так и нижних чинов. Он подвергал молодых людей, поступавших на военную службу, серьезным экзаменам, а для юнкеров завел особую школу при штабе, но через два года эта школа была закрыта, так как не было отпущено на нее необходимых средств. По той же причине не удались и проектированные Киселевым корпусные лицеи. В 1820 г. он завел ланкастерские школы по методе взаимного обучения, для распространения среди нижних чинов грамотности, но эти школы привились плохо и не дали ожидаемых результатов. Впрочем Киселев относился к ним как-то двойственно. "Образование, — писал он князю Волконскому, — действительно полезно только для людей, призванных командовать другими; обязанные же повиноваться могут без него обойтись и даже слушаются лучше". Гораздо лучшие результаты дали заботы Киселева по медицинской части: в 1819 г. был открыт дивизионный госпиталь в местечке Махновке, в 1821 г. ассигновано было 173000 руб. на устройство госпиталя в Тульчине, в Одессе было устроено госпитальное отделение на 120 чел. С необыкновенною энергией и с успехом боролся Киселев против чумной заразы, появлявшейся на нашей границе в 1819 и 1825 гг.

Зоркий глаз Киселева следил за всем: и за стрельбой в цель, и за состоянием вооружения, и за лагерной службой, и за маневрами, и за артельными солдатскими деньгами, которые часто присваивались полковыми командирами. При этом он часто давал волю своему пылкому характеру и несдержанному языку, так что петербургские друзья неоднократно увещевали его быть осторожнее. Но Киселев умел улаживать неприятные инциденты, и только раз недоразумения по службе довели его до дуэли с Мордвиновым, который и был убит. Государь отнесся к этому случаю мягко.

Штабная деятельность не удовлетворяла Киселева. Он скучал в захолустном Тульчине и рвался на более видное поприще. В 1821 г. вспыхнуло греческое восстание и Ипсиланти стал во главе инсургентов в Дунайских княжествах. Все ожидали, что Россия вступится за восставших, а Вторая армия была в этом положительно уверена. Киселев надеялся, что война даст ему возможность выдвинуться и деятельно подготовлял армию к походу. Он собирал точные сведения о происшествиях за Прутом, выказывал явное сочувствие беглецам из Турции и восставшим, послал Пестеля на границу, в Скуляны, для ближайшего ознакомления с ходом дел. В Петербург он посылал горячие просьбы освободить его от штабной службы и дать ему дивизию, но эти хлопоты остались безуспешными. Войны не объявляли. Однако в следующем году Киселев продолжал военные приготовления: ремонтировал крепости, проверял карты, заботился об улучшении личного состава армии, завел даже секретную полицию для собирания сведений в Турции. Но война, как известно, все-таки не возгорелась.

Расположением Государя Киселев дорожил необычайно, и боялся, что его забудут в Петербурге, хотя Император постоянно оказывал ему большое внимание. В 1820 г. он виделся с Государем в Москве; в 1821 г., по поводу помолвки Киселева с гр. Софией Потоцкой, мать невесты получила от Императора письмо, весьма лестное для жениха; в 1822 г., по поводу рождения сына и смерти старой гр. Потоцкой, Киселев опять удостоился знаком Высочайшего внимания; в 1823 г. он снова представлялся Государю в Варшаве и был принят весьма ласково. Установившееся влияние Аракчеева и смещение Волконского и Закревского довели беспокойство Киселева до крайних пределов, и в 1823 г. он даже хотел оставить пост начальника штаба 2-й армии. Лишь ласковый прием со стороны Государя в Орле и затем (в 1824 г.) в Петербурге ободрил Киселева. С новым начальником главного штаба, Дибичем, у него установились также хорошие отношения.

Тяжелым ударом был для Киселева бунт декабристов и обнаружение заговора во 2-й армии. Близкие сношения его с Пестелем и другими заговорщиками бросали сильное подозрение и на него. В списке, найденном в кабинете покойного Императора, среди заговорщиков значилось и имя Киселева. С тем большим усердием помогал он, желая опровергнуть всякие подозрения, генерал-адъютанту Чернышеву, посланному в Тульчин для производства следствия. Он просил Дибича уверить Императора Николая в его верноподданнических чувствах, о том же писал в Петербург и Витгенштейн, выставляя на вид усердие Киселева при производстве дела о тайном обществе. Киселев был тем более в отчаянии, что он организовал во 2-й армии сыскную полицию и давно уже поручил ей следить за Пестелем, но агенты его ничего не открыли. В начале следующего года Киселев был послан в Петербург для представления Государю клятвенного обета войск 2-й армии, и вынес из приема во Дворце сознание, что репутация его поколеблена. Он написал Императору горячее письмо, в котором просил "суда, чтобы быть оправданным, или наказанным", но и это письмо не имело действия. Грустный вернулся Киселев в Тульчин, и лишь на коронации в Москве ласковое обхождение Императора и орден св. Владимира 2-й степени доказали ему, что опасения его были совершенно напрасны.

Конец 1826 и весь 1827 г. прошел для Киселева в осмотре армии и в приготовлении ее к ожидавшейся войне с Турцией. Еще раз прорвалось его стремление к военным подвигам: узнав о поездке Дибича на театр войны с Персией, он просил перевести его туда, но снова получил отказ. Тем горячее желал он войны с Турцией, которая в 1828 г. была окончательно решена, и Киселева вызвали в Петербург для обсуждения плана кампании. 12-го апреля Киселев, вместе с главной квартирой 2-й армии, выступил из Тульчина в поход, принял участие в осаде Браилова. Не довольствуясь тесным кругом штабного делопроизводства, он производил рекогносцировки, составлял диспозиции, присутствовал при их исполнении под выстрелами неприятеля, словом принимал деятельнейшее участие в самых военных операциях. Во время переправы войск через Дунай под Сатуновым в присутствии Государя, он примером личной храбрости поддержал дух армии в минуту колебания и за это получил чин генерал-лейтенанта. В сражении под Буланлыком он находился при передовых кареях, а под ІІІумлою бился наравне с солдатами. Эти подвиги, совершенные на глазах Государя, снискали Киселеву полное расположение Императора Николая, который, помимо постоянных знаков дружбы и внимания, наградил его бриллиантовой шпагою и милостивым рескриптом. Репутация Киселева выросла необыкновенно. И Дибич, и Витгенштейн постоянно хвалили его. Первый писал про него Государю: "Не возможно быть лучше, чем он". Государь отвечал: "очень рад, что вы им довольны; я его очень люблю". На зиму армия отступила от Шумлы, и главная квартира была перенесена в Яссы, где Киселеву пришлось снова погрузиться в военно-хозяйственную и административную деятельность, и кроме того бороться с страшным врагом — чумою, участвуя в то же время в обсуждении плана будущей кампании. Однако он не оставлял мысли о перемене штабной службы на строевую, и на этот раз хлопоты его увенчались успехом: 9-го февраля 1829 г. он был назначен командиром 4-го резервного кавалерийского корпуса. Сдавая свою прежнюю должность барону Толю, он особенно гордился тем, что "несмотря на войну, заботы и многоначалие, 31000 номеров в один год выпущены из моих управлений и все журналы заключены, счеты кончены и ни одна входящая бумага не оставлена без разрешения или отметки".

Через два месяца под команду Киселева были поставлены все войска, находившиеся по левой стороне Дуная и предназначенные прикрыть правый фланг главной армии, в случае движения турецких сил из Боснии и Герцеговины. Кроме того Киселев должен был наблюдать за силами, затворившимися в Журже, Рущуке и Никополе. Не довольствуясь выжидательною ролью, Киселев составил проект и смету осады Журжи, но эта операция оказалась излишней по общему ходу войны. Не состоялось и внезапное овладение Никополем, о котором думал Киселев. Но когда нашему правому флангу стала угрожать армия паши Скодрского, то Киселев получил предписание перейти через Дунай, скорее атаковать и разбить пашу. Скорое заключение мира не дало времени Киселеву прийти в столкновение с неприятелем: дойдя до Шипкинского перевала без битвы, он получил известие о подписании мира и приказ вернуться за Дунай. Услуга, оказанная главной армии без пролития крови, не удовлетворяла Киселева, и он горько жаловался в письме к Желтухину на скорый мир, лишивший его победных лавров: "С удовольствием — не скрою, что и с огорчением — получил я известие о заключении мира. Казаки мои были в двух маршах от Софии, и через три дня я занял бы сей город. Признайтесь, что при всем патриотизме позволительно сетовать на судьбу, которая после преодоления многих и многих затруднений, не допустила воспользоваться справедливым воздаянием... Блистательный мир опечалил весь без изъятия корпус. Паша Скодрский выбирался уже из Софии, и мне оставалось бы подобрать хвост его"...

14-го сентября 1820 г. Киселев был назначен полномочным председателем диванов Молдавии и Валахии. Эти княжества под турецким владычеством дошли до полной дезорганизации. Обеспечения личности и собственности в них не существовало, полиция прикрывала грабежи и разбои. Злоупотребления при взимании податей, взяточничество и внутренние таможни разоряли население; две трети государственных доходов шли на содержание господаря; в администрации господствовала система торговли должностями; дворянский класс бояр угнетал народные массы. Желая упорядочить дела в княжествах, Россия решила создать новую администрацию и новые законы. Для составления нового "органического регламента" составлена была особая комиссия из местных деятелей под председательством бывшего русского генерального консула в княжествах, Минчаки, а впредь до выработки регламента власть в княжествах была вверена русскому генералу с титулом полномочного председателя диванов. Вступив в правление княжествами, Киселев убедился сразу, что привилегированные сословия всячески тормозят реформы, которые отнимали у них возможность извлекать личные выгоды из общего беспорядка. Бояре находили себе поддержку в Австрии и Турции, которые также опасались, что реформы, совершенные под руководством России, потрясут их влияние в княжествах. Ввиду этого Киселев решил опереться на народные массы и рядом мер склонить их на сторону русского влияния. Торопя работы комиссии по составлению регламента, он в то же время энергично боролся против чумы, опустошавшей княжество, принимал меры против голода, угрожавшего стране, лично принимал прошения от жителей, назначил повсеместно ревизионные комиссии для расследования о злоупотреблениях, прекратил беззаконные поборы, уничтожил продажу должностей и внутренние таможни, сильно сократил разбои и наконец занялся устройством сельского населения, которое находилось в крепостном состоянии. Крестьянская реформа Киселева в княжествах основывалась на следующих принципах: 1) дворяне признаются вотчинниками земель, а крестьяне сохраняют полное право личной свободы; 2) помещики должны непременно снабдить живущих на их землях крестьян определенным количеством угодий за установленные повинности и не могут высылать их из своих поместий, пока те исполняют свои обязанности; 3) крестьянин, исполнивший свои обязанности относительно землевладельца, имеет право перейти от него на другие земли. По настоянию Киселева эти реформы были внесены в органический регламент, но незнакомство Киселева с местными условиями и с юридическими понятиями значительно уменьшило значение реформ: с одной стороны обязанности крестьян по отношению к помещикам оказались слишком тяжелыми, с другой стороны неудачная формулировка закона допускала массу отступлений от него, и в конце концов переход крестьян на практике оказался почти невозможным. Большее значение имело уничтожение класса "сокорельников и послушников", находившихся в личной зависимости от бояр; те и другие поступили в общий состав крестьян, а бояре были вознаграждены пожизненными пенсиями. Кроме того, Киселев провел в регламент уничтожение смертной казни и пытки, однообразный судебный процесс для всех сословий и введение поголовной подати. В 1831 г. регламент был окончательно выработан, а к началу 1832 г. было кончено преобразование внутреннего управления в обоих княжествах; все учреждения, установленные регламентом, были в полном ходу; большинство народонаселения было, по словам Киселева, довольно новыми порядками. Но Порта медлила с утверждением регламента. Как это обстоятельство, так и неисправность Турции в уплате военного вознаграждения заставляли продолжить оккупацию княжеств.

В 1832 г. открылась вооруженная борьба между султаном и египетским пашою Махметом-Али, вскоре поставившая Турцию на край погибели. В 1833 г. султан обратился к Императору Николаю с просьбою о помощи и Государь приказал Киселеву двинуться к Константинополю сухим путем, туда же был отправлен и черноморский флот. Киселев, давно уже ожидавший подобной развязки и приготовившийся к походу, принял новую миссию с энтузиазмом, надеясь "на блестящие военные подвиги, на деятельное, быть может, решающее участие в восточном вопросе". Но надежда эта опять ого обманула: Порта скоро опомнилась и, предпочитая позорный мир с египетским пашою появлению русской армии в Константинополе, просила позадержать Киселева на Дунае, а вслед за тем и окончательно отказалась от русской помощи. "Все труды Киселева, говорит его биограф, все заботы по приготовлению к походу были для него потеряны; и это в нем, не чуждом славолюбия, не могло не отозваться прискорбным чувством и даже подействовало на его здоровье". Не доверяя султану, Киселев настаивал на необходимости продолжить оккупацию княжеств и даже намекал, что настоящая русская граница — на Дунае. Но в этом пункте его взгляды радикально разошлись с мнениями гр. Нессельроде, который намекнул Киселеву, что он из личных выгод желает продолжения оккупации. Тогда Киселев подал в отставку и получил ее. В начале 1834 г. он простился с представителями княжеств и 11 апреля уехал из Ясс в Петербург, где его ожидал блестящий прием, так как Государь чрезвычайно высоко ценил заслуги его по реорганизации княжеств. Деятельность Киселева в Молдавии и Валахии доставила ему европейскую известность. Но необходимо заметить, что в выработке реформ весьма важная роль принадлежала Василию Ивановичу Карнееву, который был привлечен к составлению органического регламента еще предшественником Киселева. Оценив дарования Карнеева, Киселев впоследствии, когда стал докладчиком V-го отделения и затем министром государственных имуществ, привлек его в свою канцелярию и постоянно возлагал на него важные и ответственные поручения. Так некоторые записки, представленные Киселевым в секретные комитеты по крестьянскому вопросу, целиком вышли из-под пера Карнеева.

На другой день после возвращения Киселева в Петербург, 9 мая 1834 г., он имел аудиенцию у Государя, на которой произошел разговор, определивший всю последующую деятельность Киселева. Император одобрил весь его отчет об управлении княжествами и особенно обратил внимание на один пункт, где Киселев говорит об освобождении крестьян в Молдавии и Валахии. "Мы займемся этим когда-нибудь, сказал Государь, — я знаю, что могу рассчитывать на тебя, ибо мы обa имеем те же идеи, питаем те же чувства в этом важном вопросе, которого мои министры не понимают, и который их пугает. Видишь ли, продолжал Государь, указывая рукою на картонки, стоявшие на полках кабинета; здесь я со вступления моего на престол собрал все бумаги, относящиеся до процесса, который я хочу вести против рабства, когда наступит время чтобы освободить крестьян во всей империи". Вскоре за тем Государь прибавил: "Я говорил со многими из моих сотрудников и ни в ком не нашел прямого сочувствия; даже в семействе моем, некоторые были совершенно противны... По отчету твоему о княжествах я видел, что ты этим делом занимался и тем положил основание к будущему довершению этого важного преобразования; помогай мне в деле, которое я почитаю должным передать сыну с возможным облегчением при исполнении, и для того подумай, каким образом надлежит приступить без огласки к собранию нужных материалов и составлению проекта или руководства к постепенному осуществлению мысли, которая меня постоянно занимает, но которую без доброго пособия исполнить не могу". Киселев отнесся с восторгом к предложению Государя и направил все свои усилия к ознакомлению с крестьянским вопросом и на изыскание мер к постепенному уничтожению крепостного права.

6 декабря 1834 г. он был назначен членом Государственного Совета, но еще за несколько дней до назначения вручил Государю записку по поводу спорного вопроса, возникшего в совете касательно крестьян. Обсуждалось, можно ли допускать самих крестьян на торги, когда продается с аукциона населенное имение, перешедшее по наследству к лицу, не имеющему права владеть крестьянами. В Совете признали это необходимым; согласился с этим и Киселев, но, согласно с духом своей записки 1816 г., предложил дать разночинцам право владения крепостными, ограничив только власть их точным законом. В 1835 г. Киселев был назначен в секретный комитет, обсуждавший проект министра финансов Канкрина об улучшении состояния крестьян разных званий. Граф Канкрин предполагал постепенно дать крестьянам личную свободу, но без земли. В работах этого комитета Киселев особенно деятельного участия не принимал. Летом того же года, во время пребывания за границею, он просил русского посла в Вене, Татищева, собрать для него сведения о ходе и принципах освобождения крестьян в Австрии, и в следующем году Татищев прислал ему обильный материал по этому вопросу. В 1837 г. Киселев с такою же просьбою обращался к Рибопьеру, послу в Берлине, и получил от него сведения об освобождении прусских крестьян. Тогда же в деятельной переписке Киселев обсуждал крестьянский вопрос с другими горячими сторонниками эмансипации, князем М. С. Воронцовым и князем Н. А. Долгоруковым. Так, мало-помалу уяснял он себе принципиальную сторону дела.

Работы первых же секретных комиссий в царствование Императора Николая показали, что полная эмансипация крестьян не может быть осуществлена, ибо ближайшие советники Государя не видели, каким практическим путем достигнуть этого результата, и сомневались, правилен ли и полезен ли он будет. Ввиду этого общий вопрос раздробился и внимание Государя сосредоточилось главным образом на двух разрядах крестьян: на дворовых и государственных. Первые, как испорченный и необеспеченный класс, казались наиболее опасными для общественного спокойствия; вторых, как не связанных с помещиками, казалось легче всего устроить на рациональных началах, не производя ломки. Последняя идея принадлежит всецело Сперанскому, но разработку и выполнение ее Государь поручил Киселеву.

Государственные крестьяне находились тогда в ведении министерства финансов. Граф Канкрин, указывая на неудовлетворительное положение их, главную задержку экономическому преуспеянию их видел в подушном оброке и в неупорядоченности земельного владения, а также в беспорядке сельского и волостного правления. Киселев, признавая существенность двух первых причин, главное зло видел в отсутствии "покровительства и наблюдения". Обревизовав положение государственных имуществ в четырех губерниях, Киселев нарисовал Государю необычайно мрачную картину всего виденного им и прямо заявил, что никакие улучшения невозможны, пока управление государственными имуществами не будет выделено в особое ведомство. Государь вполне согласился с ним и немедленно же перевел все государственные имущества из министерства финансов под власть V-го отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, учрежденного незадолго перед тем и порученного Киселеву. Вместе с тем ему поручалось составить соображения об учреждении особого министерства государственных имуществ. Это поручение Киселев исполнил в течение 1837 г. и с 1 января 1838 г. новое министерство начало функционировать с самим Киселевым во главе.

Реформа, произведенная Киселевым, и закрепленная в положении о министерстве государственных имуществ, была чисто административная и, сообразно с духом того времени, имела бюрократический характер. Центральному министерству были подчинены в губерниях палаты государственных имуществ, исполнительными органами которых на месте являлись окружные начальники. В сельских обществах учреждались мирские сходы и сельские управления. Для разбора мелких тяжб созданы были расправы сельские и волостные, и для руководства им составлен особый судебный устав. Для наблюдения полицейского порядка был составлен сельский полицейский устав. Ни в том, ни в другом не было никаких изменений против существующих законоположений. Главную заслугу свою Киселев видел в точной регламентации всего порядка: обязанности каждого управления и каждого должностного лица определены с возможною положительностью и полнотою; точно так же означены положительно пределы дарованных крестьянам прав личных и по имуществу, указаны ясно обязанности их и определена мера их ответственности. Главный вопрос финансовый и экономический — был совершенно обойден Киселевым: оброчная подать, а равно подушная подать и земские повинности по-прежнему исчислялись по душам, хотя при распределении их теперь более принимались во внимание местные выгоды от земли и промыслов каждого общества. Впрочем, понемногу этот вопрос разрабатывался в канцелярии министерства и даже были попытки применения на практике обложения по земле и промыслу. Из мер, принятых Киселевым для благоустройства государственных крестьян в течение восемнадцатилетнего управления ими, наибольшее значение имели заботы об образовании мирских капиталов, введение жеребьевой системы рекрутских наборов, и главным образом — настоятельные меры по распространению грамотности среди крестьян, что теперь Киселев считал самым могущественным рычагом для материального и нравственного преуспеяния деревни. Тогда даже в высших сферах смотрели недоверчиво на образование народа. Не без труда и не сразу победил Киселев это предубеждение, и 23 ноября 1842 года состоялся Высочайший указ об учреждении сельских приходских училищ в казенных селениях, а в 1847 г. положено было начало женским училищам. К 1855 г. в ведомстве казенных государственных имуществ числилось 2434 училища со 170194 учащимися; впрочем, на практике оказалось, что большинство школ находилось в довольно печальном состоянии. Во всяком случае важно уже было принципиальное признание необходимости народного образования.

Успех нового управления, построенного на бюрократической основе, зависел главным образом от подбора личного состава чиновников. Подбор этот, в общем, был для своего времени весьма удачен и доказывает большой административный талант Киселева. Кроме того он сам неоднократно совершал поездки по России, ревизовал учреждения своего ведомства, вступал в объяснения с крестьянами, принимал от них жалобы и сурово наказывал всякие злоупотребления со стороны чиновников. Не отказывался он и от собирания тайных сведений о своих подчиненных, даже сам просил об этом своего брата, жившего в Москве. Из принципиальных обвинений, возникавших против нового министерства, самым существенным было указание на слишком сложный механизм управления, требовавший большого количества чиновников, содержание которых тяжело ложилось на крестьян. Но главный недостаток нового управления заключался, конечно, в том, что оно оставляло крестьянина в прежнем бесправном положении и не защищало его определенным законодательством от административного произвола.

Император Николай был вполне доволен деятельностью Киселева. В первое время после учреждения министерства Киселев был один из самых близких лиц ко Двору и почти ежедневно бывал либо у Самого Государя, либо у других членов Царской Фамилии. С особенным расположением относилась к нему Великая Княгиня Елена Павловна. Царская милость к Киселеву, помимо постоянных лестных знаков внимания, выразилась пожалованием ему графского титула (26 марта 1839 г.) и ордена Св. Андрея Первозванного (16 апреля 1841 г.). Император Николай особенно ценил Киселева за то, что он "совершенно вникал в мысли Государя, усвоял их себе и при осуществлении и исполнении поступал так, как поступил бы Государь и никогда не заходил дальше, чем шел бы Государь. Его верность и преданность не допускали и мысли завлечь Государя дальше, чем он хотел идти. Как человек исполнительный, он был неоценим, потому что при самом исполнении, в своей деятельности высказывался человеком умным, неутомимым и энергичным... Киселев не был человеком самостоятельной инициативы. Он был человек, так сказать, исполнительный, но в обширном смысле, не исключающем самостоятельной деятельности исполнителя. Исполнителем в этом смысле может быть только человек, самостоятельно дошедший до той же мысли, которую берется осуществить".

Это тесное единение между Императором Николаем и гр. Киселевым видно и в работах последнего по облегчению участи помещичьих крестьян. Отношение его к другому жгучему вопросу лучше всего выразилось в докладной записке комитету о дворовых людях (1844 г.), где между прочим читаем: "Отказываться по причине затруднений от улучшений, необходимых для блага государственного, правительство не может и не должно. Предоставить дело времени — бесполезно, ибо в России без руководства правительства ничего не начинается и не делается. В подобных случаях главное дело состоит в удобстве законодательных мер. Если при сложности интересов действовать, без всякого подготовления, распоряжениями крутыми, то мера, конечно, произведет всеобщую тревогу, и закон более нежели не исполнится; он распространит повсеместно неудовольствие и противодействие". Эта точка зрения может быть признана характерною не для одного Киселева, но для всей внутренней политики Николаевского царствования, когда самые благие предположения верховной власти, после обсуждения в секретных комитетах, откладывались, из боязни вызвать беспорядок несвоевременными мерами. В качестве министра государственных имуществ, Киселев принимал участие во всех комитетах по крестьянскому вопросу. Хотя практических результатов от этих комитетов не получилось почти никаких, тем не менее любопытны идеи, которые отстаивал в них гр. Киселев.

По вопросу о дворовых людях в 1840 и в 1844 гг. Киселев предлагал ряд мер, постепенно приводящих к освобождению этого класса. В процессе освобождения он проектировал 4 стадии: 1) приготовить образование особого сословия, к которому бы дворовые люди могли быть причисляемы, и для этого учредить по всем городам цехи слуг; 2) затем издать закон, чтобы дворовые, отпускаемые из оброка, причислялись к цеху слуг; 3) потом по какому-либо частному случаю пояснить, что дворовые люди, как слуги, обязательно должны быть причисляемы к сему цеху и уплачивать по нему подати; 4) стеснив таким образом выгоды помещиков по владению дворовыми людьми, издать постановление, предоставив владельцам право отпускать дворовых на волю с выкупом личной свободы. 12 июня 1844 г. состоялся указ, разрешавший дворянам отпускать дворовых людей на волю без земли за выкуп. Но так как предварительные меры, которыми, по мнению Киселева, обеспечивался успех такого закона, не были приняты, то и самый закон никаких последствий не имел.

В конце 1839 г. учрежден был особый секретный комитет для обсуждения причин, вызвавших бесплодность закона о свободных хлебопашцах, и для выработки мер, которые увеличили бы количество свободного крестьянского населения. Выдающаяся роль в этом комитете принадлежала Киселеву. При самом начале заседаний он представил Государю записку, в которой излагал свои взгляды на меры к облегчению крепостного права. Вот главные его основания: 1) взимать рекрутов в помещичьих имениях по общим правилам, установленным для отбывания очередей для всех прочих сословий; 2) назначить для крестьян определенные земельные наделы и предоставить им право на движимую собственность; 3) ограничить право помещиков наказывать крестьян; 4) устроить между крепостными крестьянами сельское управление с сохранением влияния помещиков, но, вместе с тем, с предоставлением крестьянам права обращаться в судебные места наравне со свободными хлебопашцами. Государь возвратил Киселеву доклад с следующей резолюцией: "Читал с особым вниманием и полным удовольствием; начала, на коих основан проект, мне кажется весьма справедливы и основательны. Я не нашел сделать ни одного замечания и разрешаю внесть в комитет". Основываясь на согласии Государя, Киселев представил комитету подробную записку, в которой подвергает разбору указ о свободных хлебопашцах и предлагает проект нового устройства крестьян. Главный недостаток учреждения о свободных хлебопашцах он видел в том, что "увольнение крестьян с землею требовало перехода всей недвижимой собственности из владения дворян в пользу низшего сословия. Последствием сей меры было бы уничтожение самостоятельности дворянства и образование демократии из людей, перешедших из крепостного состояния", между тем "дворянство должно исключительно пользоваться правом владения населенными землями". Вместе с тем Киселев относился с решительным осуждением также и к освобождению крестьян без земли. Серединою между двумя крайностями он считал такую меру, которая "поставив крестьян на приличную для них степень свободных или обязанных земледельцев, обеспечивает их быт силою закона, не вводя их в права, принадлежащие одному только дворянству". Главные основания освобождения крепостных крестьян в России должны были, по мнению Киселева, состоять в следующем: "Помещики, сохраняя право вотчинной собственности, предоставляют крестьянам личную свободу и затем, снабдив их определенною пропорциею земли, пользуются от них взамен того соразмерными повинностями или оброками, положительно определенными в особых по каждому имению инвентарях... Леса, оброчные статьи, богатства в недрах земли составляют принадлежность помещика; сверх того, владельцы земель, предоставляя крестьянам личную свободу, освобождаются от обязанности давать им пособия на продовольствие и в пожарных случаях". Землепользование у крестьян должно сохраниться общинное. До тех пор, пока крестьяне исполняют повинности, их нельзя выслать с земель, предоставленных им в пользование. Они получают полное право собственности на движимое имущество; дома и другие усадебные строения также принадлежат им; они могут жаловаться на притеснения владельцев в общие судебные учреждения. При соблюдении известных условий обязанные крестьяне могут переходить в другие свободные состояния и на иные владельческие земли. Вотчинная юрисдикция помещика сохраняется, но ограничивается точными законами. Важнейшими пунктами в проекте Киселева были: настойчивый протест против обезземеления крестьян, защита общинного принципа и разработка вопроса о размере земельного надела. Все эти три пункта вызвали в комитете упорную оппозицию, особенно со стороны кн. Меншикова. Под напором большинства членов комитета Киселев отказался от предложенной им меры наделов и повинностей обязанных крестьян и предоставил этот вопрос соглашению помещиков и крестьян. Надо еще принять в расчет, что перевод крепостных в обязанные предполагался не иначе, как с согласия и по инициативе помещика. Ввиду этого Киселев был прав, заявляя, что проектированное "положение далеко от того, чтобы можно было увольняемых крестьян назвать свободными". Как ни скромен был проект Киселева, но комитет значительно ослабил его, а Государственный Совет придал ему еще более скромный вид, так что указ о свободных хлебопашцах 2 апреля 1842 г. оказался не имеющим никакого значения. Во время прений в Государственном Совете Киселев "встал только однажды, чтобы сказать, что согласился на заключение комитета и теперь не спорит против них единственно в той надежде, что это будет предисловием к чему-нибудь лучшему и обширнейшему впоследствии времени". Надеждам Киселева не суждено было сбыться.

После 1842 г. участие Киселева в крестьянском вопросе выражалась в частичных случаях: он защищал от нападок указ об обязанных крестьянах, помогал князю M. С. Воронцову устроить часть его крестьян по новому положению, участвовал в обсуждении вопроса о введении инвентарей в Западном крае (1839 г.), о сдаче помещичьих имений в аренду (1846 г.), о предоставлении помещичьим крестьянам права приобретать недвижимую собственность (1847 г.) и т. п. В конце сороковых и в начале пятидесятых годов он вел деятельную переписку с кн. Воронцовым о крестьянском вопросе. Потеряв веру в это дело под влиянием предшествовавших неудач и поворота во взглядах Государя после февральской революции, он отрицал теперь возможность эмансипации и со страхом глядел в будущее, опасаясь повсеместных крестьянских бунтов. Энергия его как будто пала.

Поэтому понятно, что новый Император Александр II не видел возможности сохранить Киселева на прежнем посту в то время, когда готовилась радикальная реформа крестьянского быта. В 1856 г. Киселев был щедро осыпан монаршими милостями и 1 июля назначен послом в Париж. Невольное удаление Киселева было обставлено так, чтобы не задеть его самолюбия: Государь учредил медаль в его память, предоставил ему выбрать себе преемника, и самое назначение в Париж просил принять, как бы принося жертву на благо отечества. Тем не менее, Киселев с великою грустью покидал свое министерство и горько жаловался на новое назначение, которое считал унизительным для себя. Он привык постоянно находиться в личном общении с Государем и исполнять его прямую волю. Теперь же между ним и престолом становился посредник — министр иностранных дел, кн. Горчаков, которому Киселев должен был подчиниться. С второстепенной ролью Киселев не мог примириться и непременно хотел играть более видную и самостоятельную роль, чем выпадает на долю посла. Он критически относился к распоряжениям и видам кн. Горчакова и иногда из одного духа противоречия стремился по-своему повернуть направление русской политики. Естественно, что это приводило к неудовлетворительным результатам.

A между тем новый пост, вверенный Киселеву, был в высшей степени почетен и доказывал большое доверие к нему молодого Государя. После крымской кампании отношения между Россией и Францией были таковы, что требовали со стороны посла большого такта, ума и опытности. Надо было суметь поддержать достоинство побежденной России перед лицом победителя и в то же время установить добрые отношения между двумя правительствами. Просвещенный и энергичный администратор, Киселев не был тонким дипломатом, и сам это сознавал в начале, но скоро ему показалось, что он освоился с новым родом деятельности, и он с обычною настойчивостью стал проводить свои идеи. Необычайно ласковый прием, оказанный русскому послу со стороны императора французов и его супруги, очаровал Киселева и он сделался горячим сторонником тесного союза с Францией, хотя сам замечал симптомы шаткости в положении Наполеона. Первоначально русская дипломатия также склонялась на сторону этого союза, но политический авантюризм Наполеона, некорректность его образа действий в Италии и неопределенное положение, занятое относительно польского вопроса, — все это заставило петербургский кабинет уклониться от формальных обязательств по отношению к императорской Франции. Но Киселев продолжал упорно настаивать на франко-русском союзе и таким образом стал в непримиримое противоречие с кн. Горчаковым. Желая прекратить неестественное положение, Император сначала вежливыми намеками старался дать Киселеву почувствовать неуместность его настойчивости. Киселев не понимал. Затем Государь дважды предлагал ему пост председателя в Государственном Совете. Киселев отказывался. Не желая его все-таки отозвать прямо, Государь в 1862 г. назначил ему в помощь чрезвычайного посланника, барона Будберга. Тут наконец Киселев подал в отставку, но не через министерство иностранных дел, а через министерство военное. И все-таки он удалялся от дел с чувством горькой обиды и с убеждением, что пал жертвою интриги, а не собственного заблуждения.

Дело, которое Киселев считал целью своей жизни, — освобождение крестьян, — не осталось ему чуждым и после отъезда в Париж. Его труды на этом поприще создали ему почетное имя, и все лучшие деятели крестьянской реформы, относясь к Киселеву с глубоким почтением, постоянно обращались к нему за советами. Ю. Ф. Самарин писал: "в убеждениях всей России имя гр. Киселева связано с идеею, которой мы служим". П. А. Милютин, племянник Киселева, находил в нем постоянную опору и поддержку в самые тяжелые минуты своего поприща. Сам Император Александр II препровождал освободительные проекты на обсуждение Киселева. Так же поступал и великий кн. Константин Николаевич. Киселев неизменно являлся защитником принципов, высказанных им раньше, и настаивал на необходимости освобождения крестьян с землей и сохранения общинного начала. Торжество этих принципов в значительной степени зависело именно от настойчивости Киселева. Манифест 19 февраля 1861 г. вызвал горячую и искреннюю радость в старом поборнике свободы. В восторженном письме к вел. кн. Константину Николаевичу он воздает хвалы новому порядку и вместе с тем делает ряд глубоко верных замечаний: "Прекращение крепостного права встретит и на долгое время много противников и порицателей, а потому для успешного исхода сего великого дела, необходимо прежде всего избрать орудия, к тому способные... Новое дело требует новых деятелей, одаренных свежестью сил физических и нравственных... Молодые люди... должны быть призваны на служебное поприще предпочтительно пред прочими... Табель о рангах ныне к избранию деятелей неприменима". "Способу, каким был разрешен крестьянский вопрос, говорит биограф Киселева, — он вполне сочувствовал, и несмотря на то что здание, в основании которого он прежде всех стал класть камни и в которое много положил труда, завершать пришлось не ему, он ничего не порицал в новых крестьянских положениях, но напротив — вполне их одобрял и сам сознавался, что если бы ему пришлось вести до конца крестьянское дело, он едва ли пошел бы так далеко. Он оправдывал здесь свои слова, сказанные в 1842 году Государю Николаю Павлович, что "там, где дело шло о великих народных интересах, личное самолюбие его умолкает". После отставки Киселев уже не возвращался в Россию, а проводил время то в Париже, то в Швейцарии, постоянно ослабевая под влиянием старческих недугов. Частые встречи с членами Царского дома во время поездок их за границу служили утехою его старости.

Погребен Киселев в Москве, в Донском монастыре. Он был женат на графине Софии Потоцкой, от которой имел сына, умершего в раннем детстве. В 1829 году он разошелся с женою и всю остальную жизнь провел одиноким.

А. П. Заблоцкий-Десятовский, "Граф П. Д. Киселев и его время", 4 тома, — СПб. 1882"; Рецензии на эту книгу: проф. И. Э. Энгельмана (в "Отчете о двадцать пятом присуждении наград графа Уварова", СПб. 1883), и в "Journal de St.-Pétersbourg, 1881, №№ 312 и 344; В. И. Семевский, "Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XІХ века", 2 тома, СПб. 1888"; Н. Шильдер, "Император Александр І" (В первом томе "Русского Биографического Словаря"); С. С. Татищев: "Император Александр II" (там же); "Сборник Императорского Русского Исторического Общества", тт. 73 и 78 (Бумаги графа А. А. Закревского), т. 98 (Материалы и черты к биографии Императора Николая І и к истории его царствования). СПб. 1890, 1891, 1896; "Архив князя Воронцова" кн. 38, М. 1892; "Портретная галерея русских деятелей. Изд. А. Мюнстера", СПб. 1865. — Некрологи: "Иллюстрированная Газета", 1872 г., № 47; "Отчет Имп. Русского Географического Общества" за 1872 г.; "Голос", 1872 г., № 200; "Русский Инвалид", 1872 г., № 255; "Всемирная Иллюстрация", 1873 г., № 212; "Отчет о действиях Имп. Вольно-Экономического Общества за 1872 г.". "Граф Павел Дмитриевич Киселев" ("Воскресный Досуг", 1867 г., № 201); "Записки графа Павла Дмитриевича Киселева", Париж. 1883; Фонтон, Ф. П. "Воспоминания", Лейпциг, 1862, 2 тома; Воспоминания Малышева (В "Историческом Вестнике", 1885, июль); С. Славутинский, "Отрывки из воспоминаний" (в "Древней и Новой России", 1878 г., сентябрь); А. Зыряков, "Крестьянское движение в шадринском уезде, Пермской губернии в 1843 г." (там же, 1879 г., ноябрь); Сведения о Киселеве разбросаны в "Русском Архиве" и в "Русской Старине" за все годы их существования. Крупнейшие статьи, в коих упоминается об его деятельности, следующие: в "Русском Архиве": Письма гр. Ф. Я. Растопчина к Д. И. Киселеву (1863 г.); Липранди, "Исторические замечания" и "Из дневника и воспоминаний" (1863 г.); Ю. Самарин, "Православные Латыши" (1869 г.); Д. Свербеев, "Н. И. Тургенев" (1871 г.); Ципринус, "Калейдоскоп воспоминаний (1872 г.); "Из старой записной книжки" (1874 и 1875 гг.); "Воспоминания графини Антонины Дмитриевны Блудовой" (1874 и 1875 гг.); "Записки Е. Ф. фон-Брадке" (1875 г.); "Из писем кн. П. А. Вяземского к А. Я. Булгакову" (1879 г.); "Из записок дамы" (1882 г.); "Записки графа П. X. Граббе" (1873, 1884 гг.); "Записки Инсарского" (1873 г.); "Воспоминания Л. Ф. Львова" (1885 г.); в "Русской Старине": "Переписка Дибича с Николаем І" (1872, 1877, 1880, 1881, 1882); "Василий Иванович Карнеев" (1873 г.); "Война России с Турцией 1828 г." (1876 г.); "И. К. Айвазовский" (1878 г.) "Кн. Н. С. Голицын", "Павел Дмитриевич Киселев и его управление Молдавией и Валахией" (1879 г.); "Питомцы Московского воспитательного дома" (1879 г.); "Записки Богуславского" (1979, 1880 г.); "Записки принца Евгения Виртембергского" (1880 г.); Н. А. Лебедев, "Граф Киселев и его управление государственными имуществами" (1880 г.); "Донос на Киселева 1826 г." (1881 г.); "Записки сенатора Я. А. Соловьева" (1881 г.); "Памяти А. П. Заблоцкого-Десятовского" (1882 г.).

{Половцов}

Киселев, граф Павел Дмитриевич

— русский государственный деятель (1788—1872). Начал службу в кавалергардском полку, с которым принимал участие в Бородинском сражении и в заграничных походах 1813—1815 гг. Будучи адъютантом Милорадовича, сделался известным императору Александру I, назначившему его своим флигель-адъютантом и часто возлагавшему на него важные поручения. В 1819 г. сделался начальником штаба Второй армии, находившегося в местечке Тульчине Подольской губернии. Под начальством К. служили здесь будущие декабристы Пестель, Бурцев, Басаргин, князь Трубецкой, князь Волконский. Все они были в очень хороших отношениях с К., но о существовании тайного общества К. не знал. Служебное положение К. в Тульчине было очень тяжелым. Он имел много врагов, которые старались на каждом шагу вредить ему. Главной причиной этому были те нововведения — например, смягчение телесных наказаний, — которые К. предпринимал во 2 армии и которые не нравились многим, в том числе Аракчееву. В 1823 г., после смотра армии императором, К. был пожалован в генерал-адъютанты, но оставлен во Второй армии. С ней он принимал участие и в турецкой войне 1828—29 гг., после которой на него возложена была организация управления в Молдавии и Валахии. К. оставался в Яссах до 1834 г., т. е. до назначения Портой Стурдзы господарем молдавским, а Гики — валахским. В 1835 г. К. был назначен членом государственного совета и членом секретного комитета по крестьянскому делу. Последнее назначение состоялось после продолжительного разговора с императором Николаем I, в котором К. доказывал необходимость освободить крестьян. Мысль эта встретила оппозицию в высшем обществе, вследствие которой заседания комитета свелись на нет; решено было только создать для казенных крестьян особое управление, во главе которого был поставлен К. Таким управлением было сначала V отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, а затем министерство государственных имуществ. В 1839 г. К. был возведен в графское достоинство. Деятельность его в качестве министра продолжалась 18 лет и отличалась большой плодотворностью, хотя вызывала неудовольствия, интриги, создавала ему завистников и врагов. При Николае I последние не могли, впрочем, подорвать кредита К. у государя, который верил в своего министра. В самом начале нового царствования, в то время, когда оно еще не успело определиться, врагам К. удалось, наконец, достигнуть цели. В 1856 г. он был назначен послом в Париж. Император Александр II просил его, однако, рекомендовать преемника, и К. назвал Шереметева, который и был назначен. Послом К. сделался на склоне лет и в самое трудное время, когда отношения России и Франции были натянуты после Крымской войны; но ему удалось с достоинством поддерживать интересы своего отечества. В 1862 г. расстроенное здоровье заставило его просить об увольнении. Вышедши в отставку, К. остался в Париже, так как ближайшие его родственники в России умерли. Когда ему предложили председательствование в государственном совете, он отказался, чувствуя себя не в состоянии заниматься государственными делами. Оставаясь до конца преданным делу крестьянской реформы, К. очень сокрушался о том, что проведение ее в жизнь не было предоставлено одному из главных ее участников — Н. А. Милютину, племяннику К.

Обстоятельная биография К. написана А. П. Заблоцким-Десятовским: "Граф П. Д. К. и его время" (СПб., 1882).

Н. Василенко.

{Брокгауз}

Киселев, граф Павел Дмитриевич

— видный русский государственный деятель, министр государственных имуществ (1788—1872). Назначенный в 1840 г. председателем вновь образованного "Комитета для коренного преобразования евреев", К. стремился к облегчению правового положения евр. народа, но при господствовавших условиях царствования имп. Николая I он не мог достигнуть успешных результатов. Со вступлением на престол имп. Александра II К. испросил высочайшей санкции на проведение еврейской реформы путем отмены правовых ограничений; но уже вскоре, ввиду его либерального образа мыслей, К. принудили прервать административную деятельность, и он тогда же покинул пост председателя Комитета (11 июля 1856 г.); однако новое направление, которое он успел придать деятельности комитета, привело к тому, что правительство отказалось от идеи, будто преобразование евреев может быть достигнуто лишь помощью репрессий, и вступило на путь постепенной отмены отдельных ограничительных законов. См. Комитет для коренного преобразования евреев. — Ср. Русские люди о евреях.

{Евр. энц.}

Киселев, граф Павел Дмитриевич

— генерал-адъютант, генерал от инфантерии, один из выдающихся воен. и госуд. деятелей XIX века; род. 8 янв. 1788 г. в Москве и получил домашнее образование, недостатки которого он впоследствии сам ясно сознавал, занимая разнообраз. и ответств. посты. Стремясь восполнить их, он приходил в общение как с тогдаш. либералами, А. И. Тургеневым и кн. Вяземским, так и тогдаш. консерваторами, гр. Ф. В. Ростопчиным и H. M. Карамзиным, и их двойное влияние создало неустойчивость взглядов К. в области обществ. и госуд. идеалов. В 1805 г. К. поступил на службу в канц-рию генерал-инт-та кн. Волконского, но в 1806 г. перешел корнетом в Кавалергард. п., с которым в 1807 г. впервые и участвовал в бою под Гейльсбергом. Обладая недюжин. умом и честолюбием, красивый, смелый и остроумный, К. скоро стал любимцем Петербург. аристократии и завязал прочн. отношения с рядом влият. людей (об.-гофм-ром гр. Толстым, Закревским, кн. А. С. Меншиковым и гр. А. Ф. Орловым). Во время пребывания в СПб. в 1808—1809 гг. прус. королев. четы К. состоял ординарцем при королеве Луизе. Участвуя со своим полком в Отеч. войне, К. в снт. 1812 г. по собств. желанию был назначен адъютантом к Милорадовичу, с которым и принял участие во всех последовавших за Бородин. битвой событиях 1812 г. и в камп. 1813—1814 гг. За этот период времени К. участвовал в 25 сраж-х и за боев. отличия получил орд. св. Анны 2 ст. с алмазами, зол. шпагу и чин ротм-ра. Личн. отношения К. с Милорадовичем не были хорошими, но последний ценил в К. дар слова и способность ясно, отчетливо и обстоят-но писать донесения, чего делать он сам не умел и не любил, и потому постоянно посылал К. с докладами к Гос-рю. Эти доклады сблизили К. с Имп-ром, который в 1814 г. пожаловал его своим флигель-адъютантом и стал давать разл. поручения, исполнявшиеся К. с чрезвыч. иск-вом. К. сопровождал Гос-ря на Венск. конгресс, в Париж после "Ста дней" и в Берлин на помолвку Вел. Кн. Николая Павловича с принцессой Шарлоттой (впоследствии Имп-ца Александра Федоровна). Из Берлина К. был командирован Гос-рем на юг России для выбора н. чинов в гренадерские и кирасирские полки и для осмотра нек-рых полков 2-й армии, а от Аракчеева получил поручение расследовать дело о злоупотреблениях по вин. откупу; в 1816 г. ему же было поручено расследовать злоупотр-ния и беспорядки во 2-й армии и уладить столкновение между главнокомандующим ее гр. Беннигсеном и глав. инт-том ее ст. сов. Жуковским. Найдя, что 2-я армия "отстала во всех отношениях", что "дисц-на в ней пала, авторитет нач-ва нарушен мерами главнокомандующего и слишком большой мягкостью его характера", К. в общем так распутал сеть тонк. интриг, что дело обошлось без скандала. Гос-рь был оч. доволен и одобрил все предположения К. Беннигсена было решено уволить в отставку, но после Выс. смотра его армии и выражения благодарности за отлич. ее состояние. Довести армию до последнего было поручено К., командированному в распоряжение Беннигсена. К. исполнил это ответств. и щекотливое поручение тактично и успешно и за все эти труды был произведен в 1817 г. в генерал-майоры с назначением состоять при Особе Гос-ря. По всем своим команд-кам К. представлял не только обстоятел. доклады, но и ряд записок, в которых излагал обо всем, попутно им виденном, и намечал необходимые мероприятия. Так, в 1816 г. он представил Гос-рю записку о креп. праве, в которой писал: "Гражд. свобода есть основание народ. благосостояния. Истина сия столь уже мало подвержена сомнению, что излишним почитаю объяснять здесь, сколько желательно было бы распространение в государстве нашем закон. незав-сти на креп. земледельцев, неправильно лишенных свободы". Он предлагал, однако, "водворить" эту "закон. свободу постепенно", т. е. чтобы рабство уничтожилось "само собою и без потрясения государства", для чего и намечал ряд мер. В 1819 г. К. был назначен начальником штаба 2-й армии, которой командовал гр. П. X. Витгенштейн. Т. к. назначение это состоялось без ведома главнокомандующего, то последний усмотрел в этом выражение недоверия к себе и принял К. холодно, но К. сумел так себя поставить, что скоро заслужил полное его уважение и получил полн. простор для своей деятельности. Скоро К. стал действит. начальником армии, а Витгенштейн — главнокомандующим только по форме. Такое положение К. признавалось и в СПб., откуда он часто получал распоряжения помимо главнокомандующего. К. не только не злоупотреблял своим влиянием во вред Витгенштейну, но держал себя с больш. тактом и стремился восстановить его значение. Он считал нужным — и писал об этом в СПб. — "сохранить в армии имя Витгенштейна, для армии приятное". За 5 л. К. произвел ряд улучшений во 2-й армии: упростил и упорядочил делопроиз-во, составил воен. карты ю.-зап. России и погранич. тур. и австр. провинций, положил основание собиранию статист. данных, приступил к составлению истории войн России с Турцией, усилил значение инспектор. смотров, но особен. внимание обратил на строев. подготовку и фронт. выправку войск. Действ-но, Выс. смотр 2-й армии в 1824 г. прошел блестяще, и К. был пожалован за свои труды по устр-ву 2-й армии генерал-адъютантом. Однако деятельность К. по наведению нов. порядков, при его пылком характере и несдержан. языке, проходила не без трений и инцидентов. Однажды дело дошло даже до дуэли. Генерал-майор Мордвинов, обиженный резким отзывом о себе К., вызвал его на дуэль и был убит им. Государь, любя и ценя К., отнесся к этому случаю мягко. Гуманный по натуре, К. заботился о том, чтобы солдат не изнуряли без нужды, преследовал побои и воспретил применение во 2-й армии телес. наказаний. В связи с этими мерами стояло упорядочение в.-судной части. Заботясь о здоровье войск, он открыл в 1819 г. дивизион. госпиталь в м. Махновке, госпит. отд-ние в Одессе и добился ассигнования крупн. суммы на устр-во госп-ля в Тульчине. Успешно и энергично боролся он с чумой, появлявшейся на нашей границе в 1819 и 1825 гг. К образованию он относился как-то двойственно, признавая его полезным "только для людей, призванных командовать другими", и считая, что "обязанные повиноваться м. без него обойтись и даже слушаются лучше". Однако никогда не чуждый духа времени, он завел в 1820 г. в армии "ланкастерские школы", по методе взаим. обучения, но они функционировали слабо. Не удались также проектированные К. корпус. лицей и особая школа при штабе армии для подготовки юнкеров к офицер. званию, к которому К. допускал их после серьез. испытаний в науках. Разносторон. администр. деятельность не удовлетворяла честолюбивого К. Он жаждал боев. отличий и, когда в 1821 г. вспыхнуло греч. восстание, стал деят-но готовиться к войне с Турцией, полагая, что Россия вступится за единоверцев. Он ремонтировал крепости, проверял карты, обновлял личн. состав, завел секрет. полицию для собирания сведений о Турции, послал полк. Пестеля в Скуляны для ближайш. наблюдения за ходом дел и хлопотал для себя о дивизии. Но на этот раз война не была объявлена. Восшествие на престол Имп. Николая I, бунт декабристов и воен. бунты во 2-й армии едва не испортили карьеру К., т. к. близость его с декабристами Пестелем, Бурцевым и Басаргиным навлекла подозрения и на К. Однако расследование генерал-адъютанта Чернышева установило полную непричастность К. С конца 1826 г. К. снова погрузился в деят. подготовку армии к предстоявшей войне с Турцией, в которой и принял затем участие в качестве начальника штаба действующей армии. Не довольствуясь штабн. работой, К. лично производил рек-цировки под выстрелами неприятеля; во время переправы через Дунай у Сатунова он на глазах Гос-ря примером личн. мужества поддержал дух войск в минуту колебания; в бою под Буланлыком находился в передов. каре; под Шумлой дрался как простой солдат. Все эти подвиги, награжденные шпагой с брил., чином г.-л. и рескриптом, снискали К. полное расположение Гос-ря. "Невозможно быть лучше, чем он", — писал про К. главнокомандующий кн. Витгенштейн. К., однако, продолжал тяготиться штаб. службой, мечтал о строевой и 9 фвр. 1829 г., наконец, был назначен командиром IV резерв. кав. корпуса, а через 2 мес. под его команду были отданы все войска, находившиеся на лев. бер. Дуная, предназначенные прикрывать прав. фланг гл. сил армии на случай движения турок из Боснии и Герцеговины. К. не удовлетворился пассив. ролью, составил проект осады Журжи и задумал внезап. нападением овладеть Никополем. Операции эти по ходу войны оказались излишними; зато когда прав. флангу нашей армии стала угрожать армия паши Скодрского, К. получил приказание перейти за Дунай и атаковать турок. К. дошел до Шипкин. перевала, но здесь получил известие о заключении мира, чем был оч. огорчен. 14 снт. 1829 г. он был назначен полномоч. председ-лем диванов княж-в Молдавии и Валахии, т. е. фактич. правителем их. Деят-ность его здесь доставила ему общеевроп. известность. При нем был выработан "органич. регламент", долго остававшийся основ. законом для обоих княж-в, и проведена крестьян. реформа. В течение немногих лет управления К. (до 1834 г.) княж-ва совершенно преобразились, и К. показал себя добросовест. и закономерн. правителем страны, получившей по его же инициативе представит. образ правления. Но сам К. по-прежнему мечтал о боев. подвигах. Когда в 1832 г. открылась вооруж. борьба между тур. султаном и его вассалом, египет. пашой Мегметом-Али, и султан обратился за помощью к России, К. получил приказание двинуться к Константинополю. К. с восторгом принял это поручение, надеясь "на блестящие воен. подвиги, на деятельное, быть может, решающее участие в вост. вопросе". Но Турция скоро предпочла позор. мир со своим вассалом появлению рус. войск в Константинополе — и поход не состоялся. Напрасно К., не доверяя султану, настаивал на продолжении оккупации княж-в и даже намекал, что граница русская — на Дунае; мин-р иностр. дел гр. Нессельроде был против и даже заподозрил К. в личн. выгодах. К. обиделся и в 1834 г. покинул пост председ-ля диванов Дунайск. княж-в. Гос-рь произвел его в генералы от инфантерии, назначил чл. Гос. Сов. и избрал своим "нач-ком штаба по крестьян. части", т. е. по разработке вопроса об освобождении кр-н. Дело это было решено начать с устр-ва казен. крестьян, для чего в 1836 г. было учреждено V отд-ние Собств. Е. И. В. канц-рии с К. во главе, а в 1837 г. — мин-ство гос. имущ-в, во главе которого был поставлен К. Деятельность его по крест. вопросу вызвала много нареканий со стороны и крепостников, и либералов. Первые считали его человеком опасным, а вторые признавали его реформы недостаточными. Но Имп. Николай безусловно доверял К. и наградил его граф. титулом (1839), орд. св. Андрея Первозван. (1841) и своим портретом (1852). К., действ-но, был честным, энергич. и точн. исполнителем воли Гос-ря и никогда не шел далее его взглядов и желаний. Поэтому когда Имп. Николай, после февральской революции во Франции 1848 г., изменил свои взгляды по крест. вопросу, остыл к нему и К. Понятно, что Имп. Александр II не нашел возможным оставить К. на посту министpa госуд. имуществ и привлечь его к деят. участию в великой реформе по освобождению кр-н и назначил его послом в Париж. Здесь на долю К. выпала трудн. задача восстановить дружеств. отношения России с Францией после Вост. войны. К. удалось этого достигнуть без ущерба дост-ву России, и он тогда уже стал хлопотать о франко-рус. союзе. Первонач-но эта мысль была встречена в СПб. сочувственно, но личн. свойства Наполеона III и личн. взаим. симпатии имп-ров Александра II и Вильгельма I, при деят. работе Бисмарка, скоро изменили взгляды рус. правительства, и К., настаивавший на союзе, в 1862 г. был уволен в отставку. Хотя он и жил все это время за границей, но крест. реформы не обошлись без косвен. его участия. Глав. деятели ее часто совещались с К. и находили в нем пост. поддержку и опору. "В убеждениях всей России, — писал один из видн. работников по освобождению кр-н Ю. Ф. Самарин, — имя гр. К. связано с идеей, которой мы служим". После отставки К. оставался за границей и умер в Париже 14 ноябр. 1872 г. (погребен в Москве). В 1821 г. К. по любви женился на красавице гр. Софии Потоцкой, но в 1828 г. разошелся с ней. Причиной разрыва, между проч., были ее нескрываемые симпатии к Польше, возмущавшие К., "не созданного, чтобы в своей домашней жизни препираться о политич. мнениях". Когда К. был предложен пост посла в Париже, он отказывался от него, находя свое семейное положение несогласным с этим званием и опасаясь инцидентов, которые м. создать поведение и характер его жены, также жившей в Париже. Когда угроза таковых действительно явилась, К. довел до ее сведения, что если она не будет сообразовываться с его желаниями, то он "предоставит правительству принять меры, ему предложенные: отказать в паспорте для пребывания в Париже". Точный исполнитель воли своего Государя, К., по характеристике его Вел. Кн. Николаем Михайловичем ("Рус. портреты"), был неутомимым, энергичным, умным, истинно-госуд. человеком; действия его отличались всегда осторожностью, обдуманностью и систематичностью. Блестящий ум соединялся в нем с даром слова. Безусловно честный, он заботился о благе людей, вверенных его попечению, и умел личные интересы подчинять общему благу. Александр I уважал его за откровенность и правдивость; Николаю I никто так смело не говорил истины, потому что при своем тонк. уме К. знал, когда и что следовало говорить. От природы горячий, своими резкостями наживший много врагов, он в конце концов сумел подчинить сердце уму. Очень честолюбивый, он никогда не заискивал ни в ком; однако служебн. успеха развили в нем неск. преувеличенное мнение о своих достоинствах, мешавшее ему иногда критически относиться к себе. С людьми умел быть мягким и обходит-ным, но при своей величавой наружности многим казался надменным, и враги его создали ему репутацию "бессердеч. деспота и хитр. эгоиста". К числу недостатков К., как воен. человека, Н. Епанчин относит излишнее пристрастие к канцелярщине и недостаточно практич. взгляд на воен. дело. М. проч., этот недостаток выразился в изобретении особ. "боев. порядков против турок", которые по своей сущ-сти были неудобоприменимы к обстановке. (А. П. Заблоцкий-Десятовский. Граф П. Д. К. и его время. 4 т., СПб., 1882; Записки гр. П. Д. К. Париж, 1883; Гр. П. Д. К. "Воскрес. Досуг", 1867, № 201; Некрологи: "Иллюстр. Газета", 1872, № 47. "Голос", 1872, № 200. "Рус. Инв.", 1872, № 255. "Всемир. Иллюстр.", 1872, № 212; Отчет Имп. Рус. Географ. общ-ва за 1872 г.; Отчет о действиях Имп. Вольно-Экономич. общ-ва, 1872; Н. Епанчин. Оч. похода 1829 г. в Европ. Турции. "Воен. Сб." за 1904—1905 гг. и отд. издание в 3 ч., Сиб., 1905—1907; Его же. Тактическая подготовка рус. армии перед походом 1828—29 гг. СПб., "1904).

{Воен. энц.}

Киселев, граф Павел Дмитриевич

первый (с основания) министр государственных имуществ, посол при французском дворе (с 1867 г.), генерал от инф., член Государств. совета; р. 1788 г., 8 января, † 1872 г. 14 ноября.

{Половцов}