Анна Леопольдовна

— с 9-го ноября 1740 по 25-е ноября 1741 года правительница Российской Империи, до миропомазания, 12-го мая 1733 года, Елиcaвema-Екатерина-Христина, дочь герцога Мекленбург-Шверинского Карла-Леопольда и супруги его Екатерины Иоанновны, внучка царя Иоанна Алексеевича, — род. в Ростоке, 7-го декабря 1718 г., ум. в Холмогорах 7-го марта 1746 г.; с 3-го июля 1739 года была в замужестве за Антоном Ульрихом, принцем брауншвейг-беверн-люнебургским. Брак родной племянницы Петра Великого, царевны Екатерины, был очень несчастлив: в мае 1722 года, после шестилетнего замужества, она вынуждена была оставить взбалмошного, деспотичного супруга и переселиться с трехлетнею дочерью, принцессою Елисаветою, в Россию. До вступления на престол Анны Иоанновны, герцогиня вместе с дочерью тихо и скромно жила то в Измайлове, то в Москве, то в Петербурге, не покидая своей матери царицы Прасковьи Феодоровны. Неожиданное восшествие на престол Анны Иоанновны столь же неожиданно выдвинуло принцессу Елизавету, которая вдруг получила важное значение и обратила на себя общее внимание. Уступая, с одной стороны, просьбам герцогини Екатерины, которую поддерживал духовник Императрицы, архимандрит Варлаам, — не покидать единственной племянницы, принять ее ко Двору, позаботиться о ее образовании и воспитать ее в православной вере, а с другой — настояниям вице-канцлера графа Остермана, обер-гофмаршала графа Левенвольде и Феофана Прокоповича, советовавших, для разрешения вопроса о престолонаследии, найти племяннице жениха между иностранными принцами и затем выбрать наследника российского престола из детей, которые родятся от этого брака, — Анна Иоанновна взяла принцессу Елисавету ко Двору, устроила для нее отдельный штат и поместила ее в доме рядом с дворцом. Воспитательницею 12-летней принцессы мекленбургской была назначена вдова французского генерала г-жа Адеркас (см.), а наставление в истинах православной веры было поручено Феофану Прокоповичу. Между тем, брат обер-гофмаршала, генерал-адъютант Левенвольде, по поручению Императрицы, отправился за границу для выбора принцессе жениха, достойного сделаться отцом будущего русского императора. Сначала внимание посланного остановилось на маркграфе бранденбургском Карле, родственнике прусского короля, и начались уже переговоры по этому поводу, вскоре, впрочем, прекратившиеся, так как перевес оказался на стороне принца брауншвейг-беверн-люнебургского Антона-Ульриха, племянника австрийского императора Карла VI. Благодаря представлениям венского Двора и стараниям Левенвольде и Остермана, надеявшимся заключением родственного союза с Австриею упрочить положение в России немецкой партии, Императрица согласилась на приезд принца в Петербург, который и прибыл в столицу в день рождения Анны Иоанновны, 28-го января 1733 года. Несмотря на то, что девятнадцатилетний Антон-Ульрих своей внешностью, худобой и малым ростом, а также неловкостью и застенчивостью, произвел неблагоприятное впечатление и на Императрицу, и на будущую свою супругу, Анна Иоанновна, не желая огорчить австрийского императора, оставила принца жить при русском Дворе и приняла в русскую службу. 12-го мая 1733 года принцесса Елисавета приняла православие, в честь Императрицы была наречена Ан ною и получила орден св. Екатерины. Брак ее был отложен до совершеннолетия. Оставшись после смерти матери (14 июня 1733 г.) в полном распоряжении тетки, принцесса Анна долго не могла, однако, примириться с мыслью о супружестве с Антоном-Ульрихом; несмотря на все старания сблизиться со своей невестой, принц постоянно встречал с ее стороны только холодность и явное нерасположение. Это объяснялось, между прочим, тем, что принцесса была увлечена молодым и красивым саксонским посланником Линаром. Когда открылось, что воспитательница, рекомендованная прусским посланником бароном Мардефельдом, содействует развитию в принцессе этой страсти, Императрица распорядилась 28-го июня 1735 г. немедленно выслать г-жу Адеркас за границу, а Линар, по просьбе Государыни, был отозван своим Двором. После Адеркас воспитательницею принцессы Анны была назначена, 11-го ноября 1735 г. г-жа Рек, состоявшая старшею гувернанткою Анны Иоанновны, когда Императрица была еще герцогиней курляндской. За принцессою был установлен строгий присмотр: кроме торжественных дней, никто из посторонних входить к ней не смел. Это так приучило принцессу к уединению, что во время регентства она всегда с неудовольствием появлялась на всех официальных выходах и приемах, предпочитая сообщество своей фаворитки, фрейлины Юлианы Менгден, и тесный кружок еще нескольких лиц. Свободно владея французским и немецким языками, Анна Леопольдовна, по словам Миниха-сына, состоявшего при ней обер-гофмейстером, очень любила чтение и много читала на двух этих языках. По свидетельству других современников (леди Рондо, Манштейна, английского посланника Финча, фельдмаршала графа Миниха), принцесса воспитывалась очень небрежно, не любила никакого дела, была беспечна и ленива. Будучи уже правительницею, Анна Леопольдовна "была очень невнимательна, — по словам фельдмаршала Миниха, — к своему наряду: голову повязывала белым платком и часто в спальном платье ходила к обедне, иногда оставалась даже в таком костюме в обществе, за обедом и по вечерам, проводя их в карточной игре с избранными ею особами".

Убедившись в полном равнодушии принцессы к Антону-Ульриху, Бирон задумал женить на ней своего старшего сына Петра и, таким образом, проложить своему потомству путь к российскому престолу. Бирон старался действовать осторожно, боясь раздражить австрийский императорский дом. Он оказывал любезное внимание принцессе и старался, как будто нечаянно, сводить с нею своего сына. Императрица, ничего не зная о намерениях своего фаворита, поручила ему выведать от принцессы — расположена ли она выходить замуж за Антона-Ульриха. Услыхав отрицательный ответ, Бирон поручил придворной даме и любимице Императрицы Чернышевой расположить принцессу к браку с его сыном. Но Анна Леопольдовна с негодованием отвергла это предложение и категорически объявила Чернышевой: "Я много думала и испытывала себя. Во всем готова слушаться Императрицу и соглашаюсь выходить за брауншвейгского принца, если ей так угодно". Этот ответ, переданный Чернышевой Императрице, обрадовал Государыню: наступала, наконец, развязка так долго тянувшегося дела. По словам Бирона, Императрица при этом говорила: "Конечно, принц не нравится ни мне, ни принцессе; но особы нашего состояния не всегда вступают в брак по склонности. К тому же, принц ни в каком случае не примет участия в правлении, и принцессе все равно, за кого бы ни выйти. Лишь бы мне иметь от нее наследников и не огорчать императора отсылкою к нему принца. Да и сам принц кажется мне человек скромный и сговорчивый". 1-го июля 1739 года состоялось обручение, а через день, 3-го июля, совершено с необыкновенной пышностью бракосочетание Анны Леопольдовны с Антоном-Ульрихом. Бирон возненавидел новобрачную чету и при всяком удобном случае старался делать ей неприятности. Он, между прочим, убедил принца брауншвейгского отказаться от намерения иметь свой особый Двор (о чем просила Государыню принцесса) говоря, что тогда принц будет зависеть от жены, которая его не любит. 12-го августа 1740 года Анна Леопольдовна разрешилась от бремени сыном, который при крещении был наречен Иоанном. Императрица была его восприемницею и поместила новорожденного во дворце, возле своей опочивальни. Манифестом 5-го октября 1740 года принцу Иоанну пожалован был титул великого князя и он объявлен наследником всероссийского престола. "А ежели Божеским соизволением, — говорилось в манифесте, — оный любезный наш внук, благоверный великий князь Иоанн, прежде возраста своего и не оставя по себе законнорожденных наследников, преставится, то в таком случае определяем и назначаем в наследники первого по нем принца, брата его от вышеозначенной нашей любезнейшей племянницы, ее высочества благоверной государыни принцессы Анны, и от светлейшего принца Антона-Ульриха, герцога брауншвейг-люнебургского, рождаемого; а в случае и его преставления, других законных, из того же супружества рождаемых принцев, всегда первого, таким порядком, как выше сего установлено". Через одиннадцать дней после этого манифеста, 16-го октября, Императрица, за день до смерти, подписала составленный Остерманом акт о назначении Бирона полновластным регентом Российской Империи, до совершеннолетия великого князя Иоанна, т. е. пока ему не исполнится 17 лет, Вечером 17-го октября 1740 года Императрица Анна Иоанновна скончалась. На другой день, утром, все присягали Императору Иоанну III и регенту герцогу курляндскому, лифляндскому и семигальскому, Эрнесту-Иоанну Бирону. Все обошлось благополучно. Принц и принцесса переехали в Зимний Дворец, куда перевезли и малолетнего Императора. Герцог оставался в летнем дворце, намереваясь не покидать его до погребения тела усопшей Государыни. Одним из первых дел Бирона, как регента, было назначение ежегодного содержания принцессе брауншвейгской и ее супругу по 200000 руб. На первых порах Бирон не скупился на милости, амнистии и награды, что, однако, нисколько не ослабило к нему ненависти и неприязни, таившихся под наружным уважением. Одни говорили, что если регентом непременно должен быть иноземец, то более прав на это имел отец Императора, принц брауншвейгский; другие указывали на несправедливость по отношению к цесаревне Елисавете; третьи называли молодого герцога голштинского, сына герцогини Анны Петровны, который по летам своим мог бы гораздо скорее освободить Россию от регентства, чем Иоанн Антонович. Гвардия была против Бирона и гвардейцы громко говорили: "Теперь нечего делать, пока матушка Государыня не предана земле; а там, как вся гвардия соберется, то уж"... Некоторые из гвардейцев, как, например, подполковник Пустошкин, Петр Ханыков, Михайло Аргамаков, князь Путятин, сержант Алфимов и др., не хотели, однако, долго ждать и уговаривали своих товарищей свергнуть Бирона, причем одни, как на регента, указывали на мать, а другие — на отца Императора. Все эти гвардейцы были арестованы и биты кнутом в тайной канцелярии. Сам принц Антон-Ульрих, сочувствовавший движению среди гвардейцев против Бирона и желавший изменить постановление о регентстве, был исключен за это регентом из русской службы. Не избавились от доносов секретарь конторы принцессы Анны, Михайло Семенов, заподозривший, что указ о регентстве не подписан Императрицею собственноручно, и адъютант принца Антона, П. Граматин. Раздраженный всем этим, Бирон грозил Анне Леопольдовне, что вышлет ее с мужем в Германию, вызовет в Петербург герцога Гольштейн-Готторпского, преобразует гвардию, рядовых из дворян отошлет в армейские полки офицерами и вместо них наберет людей простого происхождения. Грубое и оскорбительное обращение регента вывело, наконец, из терпения кроткую принцессу. Она жаловалась на Бирона фельдмаршалу Миниху, который понимал, что регент давно хочет отделаться от него, как от соперника, опасного по смелости, энергии, талантам и честолюбию. Видя,, что содействие Бирону в получении регентства не увеличило его влияния на дела, не осуществило его давнего желания получить звание генералиссимуса, Миних решился стать во главе недовольных и, действуя именем принцессы Анны, матери Императора, лишить Бирона регентства. 8-го ноября Миних обедал у герцога, был у него вечером до одиннадцати часов, а в три часа ночи вместе со своим адъютантом Манштейном и 80-ю преображенскими солдатами (по другим известиям с тридцатью) арестовал Бирона с женой, его ближайших родственников и приверженцев. К 6-ти часам утра все было кончено. 9-го ноября появился манифест "об отрешении от регентства Империи герцога курляндского Бирона", объявлявший, вместе с тем, до совершеннолетия Императора Иоанна III, правительницею Анну Леопольдовну, с титулами великой княгини и императорского высочества. В тот же день Бирон с семейством был отправлен в Шлиссельбургскую крепость. Для исследования его преступлений правительница учредила особую комиссию, которая, окончив через пять месяцев свои занятия, единогласно приговорила Бирона к смертной казни; но правительница, манифестом от 17-го апреля 1741 года, заменила этот приговор вечным заточением, с конфискацией всего движимого и недвижимого имущества. Местом ссылки был назначен городок Пелым, ныне слобода Туринского уезда, Тобольской губ. А. П. Бестужев, приговоренный комиссиею к четвертованию, также помилован по указу 22-го мая и сослан в отцовскую пошехонскую деревню на безвыездное житье.

Указом 11-го ноября принц брауншвейгский был пожалован в звание генералиссимуса, а 19-го ноября получил титул императорского высочества; фельдмаршал Миних был назначен "первым министром в его императорского величества канцеляриях" и, кроме того, получил богатый серебряный сервиз, 170000 рублей деньгами и имение Вартенберг, в Силезии, принадлежавшее Бирону; супруге Миниха, "первого в империи по генералиссимусе", всемилостивейше повелено иметь первенство "пред всеми знатнейшими дамами"; вице-канцлер граф Остерман был назначен генерал-адмиралом, с оставлением кабинет-министром; кабинет-министр князь Черкасский — великим канцлером, граф Головкин — вице-канцлером и кабинет-министром, вместо Бестужева. Много было роздано и других наград. Народу также объявлены были милости, подтверждены все прежние указы о прощении "вин, штрафов и недоимок", возвращены тысячи ссыльных из Сибири и других мест, объявлено о нелицемерном и истинном отправлении правосудия по всей империи. Если народ благословлял новую правительницу, избавившись от гнета ненавистного герцога курляндского, то далеко не все высшие сановники были довольны указом 11-го ноября. Миних, мечтавший о звании генералиссимуса, принужден был уступить его Антону-Ульриху, сетовавшему на то, что первый министр пишет к нему не так, как подчиненные должны писать начальникам; Остерман и Головкин недовольны были своим подчинением Миниху, первый — в делах дипломатических, второй — в делах внутренних. Таким образом, на первых порах правления Анны Леопольдовны обнаружилось отсутствие в высшей администрации единства действий, столь необходимого для благополучного течения государственных дел. Вскоре после назначения первым министром, Миних заболел, и этим воспользовались враги его, особенно Остерман, имея на своей стороне принца Антона, обижавшегося на то, что фельдмаршал докладывает ему только о ничтожных делах. По настоянию Остермана, принц жаловался на Миниха правительнице и добился весьма неприятного для первого министра указа — сноситься с генералиссимусом обо всех делах и писать к нему по установленной форме. Остерман внушал правительнице, что Миних несведущ в делах иностранных, что по своей неопытности может вовлечь Россию в большие неприятности; что одинаково несведущ он и во внутренних делах, занимаясь всегда только военными. Интрига Остермана возымела успех: кабинет, по указу 28-го января 1741 года, был разделен на три департамента — военный (Миних), внешних дел вместе с морским (Остерман) и внутренних дел (Черкасский и Головкин). "Первому министру, генерал-фельдмаршалу графу фон Миниху, — говорилось в указе, — ведать все, что касается до всей нашей сухопутной полевой армии, всех иррегулярных войск, артиллерии, фортификации, кадетского корпуса и Ладожского канала, рапортуя обо всем том герцогу брауншвейг-люнебургскому". Этим уменьшением власти унижение Миниха не ограничилось: вскоре при докладах правительница, отговариваясь неимением времени, начала призывать на помощь принца Антона. Этого Миних не мог перенести и потребовал отставки. Правительница сначала колебалась, но затем, подчиняясь внушениям Остермана, которые передавались мужем, согласилась, и 3-го марта 1741 года указ об отставке был подписан. Принц Антон на радостях распорядился читать его на улицах с барабанным боем. Анна Леопольдовна была очень недовольна бестактным распоряжением супруга по отношению к человеку, спасшему ее от Бирона и сделавшему правительницей, и распорядилась, чтобы сенат отправил к Миниху троих сенаторов с извинениями. Причины отставки первого министра правительница объясняла саксонскому посланнику Линару следующим образом: "Фельдмаршал неисправим в своем доброжелательстве к Пруссии, хотя я много раз объявляла ему свою решительную волю помочь императрице Терезии; также мало обратил он внимания на внушения, чтоб исполнять приказания моего мужа, как мои собственные; мало того, он поступает вопреки и собственным моим приказаниям, выдает свои приказы, которые противоречат моим. Долее иметь дело с таким человеком значит рисковать всем". Особенно злорадствовали падению Миниха австрийский посланник и его приверженцы, так как первый министр был сторонником союза с Пруссией: он не мог простить Австрии белградского мира, вообще поселившего охлаждение к ней со стороны России. Союз, правда, не был нарушен, и петербургский кабинет принял на себя гарантию прагматической санкции — знаменитого узаконения австрийского (римского) императора Карла VI, изданного в 1713 году и состоявшего в том, что император, у которого не было сыновей, объявлял наследницею австрийских владений свою старшую дочь Марию-Терезию. Но еще при жизни императрицы Анны Иоанновны австрийский посланник маркиз де-Ботта был отозван из Петербурга и пост его никем не замещался. При таких обстоятельствах Миниху было очень удобно действовать в пользу Пруссии. Фридрих II, король прусский, имевший намерение отнять у Австрии Силезию, не щадил обещаний и подарков, чтобы побудить Миниха и влиятельных русских людей к заключению договора, в силу которого оба правительства, русское и австрийское, должны были посылать друг другу, во всякой войне, кроме турецкой и персидской, 12000 человек. Однако, все устроенное Минихом вскоре было разрушено. В Петербург опять приехали австрийский посланник Ботта и саксонский граф Линар. Император Карл VІ тогда уже скончался, и вступившая на престол Мария-Терезия нуждалась в союзе с Россиею для ограждения своих прав от держав, не одобривших прагматической санкции, и, главным образом, от прусского короля. Ботта и Линар, конечно, легко успели устроить дело, не нравившееся Миниху, тем более, что Линар по-прежнему пользовался неизменным расположением правительницы, в скором времени сделавшей его обер-камергером, пожаловавшей ему ордена Александра Невского и Андрея Первозванного и задумавшей женить его на своей фаворитке Юлиане Менгден. Остерман, на стороне которого стояли Черкасский и Головкин, заключил договор с Австриею, которой было обещано от 30 до 40 тысяч войска. Покровительство Австрии поставило, однако, Россию во враждебные отношения к Франции, политика которой клонилась к раздроблению австрийских владений. Французский посланник в Петербурге, маркиз де ла Шетарди, имел инструкцию помешать нашим намерениям относительно помощи Австрии, а французский посол в Стокгольме действовал на шведов, чтобы втянуть Россию в войну с Швецией, что ему и удалось при помощи французских денег, на которые были вооружены шведские войска. Своевременно получая от нашего посланника в Швеции М. А. Бестужева сведения о воинственных замыслах и приготовлениях шведов, Россия успела приготовиться к войне, о которой Бестужев через надворного канцлера получил от короля извещение 28-го июня. Русский манифест от имени Императора Иоанна III был обнародован 13-го августа 1741 года. Главное начальство над финляндским корпусом, в числе 9900 чел., было поручено фельдмаршалу Ласси; другой корпус, менее значительный, был расположен у Красной Горки под начальством принца гессен-гомбургского Людовика-Вильгельма, с целью защищать Петербург; кроме того, небольшие корпуса, под начальством генерала Левендаля, находились в Лифляндии и Эстляндии. Со стороны шведов главнокомандующим был Левенгаупт. В кампанию 1741 года единственным крупным делом было взятие 23-го августа русскими войсками гор. Вильманстранда, причем попали в плен командовавший шведским корпусом генерал Врангель, несколько офицеров и 1250 рядовых; кроме того, русским достались 13 пушек, 2000 лошадей и много провианта. После этого шведы ничего решительного не предпринимали, и 8-го ноября русские войска расположились на зимние квартиры. Эта война была окончена в пользу России уже при Императрице Елизавете Петровне Абоским миром.

После падения Миниха, Остерман, казалось, никогда еще не был так могуществен. Шетарди писал: "Можно без преувеличения сказать, что Остерман теперь настоящий царь всероссийский; он имеет дело с принцем и принцессою, которые по своим летам и по тому положению, в каком их держали, не могут иметь никакой опытности, никаких сведений". Так казалось издали, но на самом деле люди приближенные к правительнице, не любившие Остермана, фрейлина Менгден и граф М. Г. Головкин, поддерживали в ней желание управлять. Вскоре между Остерманом и Головкиным началась ожесточенная вражда. Головкин не хотел, чтобы Остерман вмешивался во внутренние дела. Орудием Остермана являлся Антон-Ульрих, вполне подчинявшийся влиянию умного дипломата; Головкин же действовал на правительницу и часто устраивал так, что Анна Леопольдовна решала дела, не сказав ни слова ни мужу, ни Остерману. Происходило это вследствие постоянных несогласий между супругами из-за Линара, в котором русские ожидали с течением времени нового Бирона. Такой разлад в правительстве вскоре привел к гибельным последствиям и не мог не отразиться на положении внутренних дел в правление Анны Леопольдовны, искренно желавшей, но не умевшей делать добро для своих подданных. Внутренние правительственные мероприятия за кратковременное управление Анны Леопольдовны немногочисленны и не особенно значительны, хотя были проникнуты гуманностью и касались юстиции, администрации, финансов и промышленности.

Одною из первых мер Анны Леопольдовны, менее, чем через четыре месяца, однако, отмененною, было учреждение 12-го ноября 1740 г. должности придворного рекетмейстера, ввиду необходимости облегчить для челобитчиков волокиту и изменить существовавший неудобный порядок рассмотрения множества челобитных на Высочайшее имя, нередко пустых и докучливых. В указе 27-го ноября говорилось: "..тем челобитчикам, которые по своим прошениям во учрежденных местах во определенные указами и регламентами сроки справедливого решения не получат, не по другим каким законным препятствиям, но токмо за единою напрасною волокитою, челобитные свои, со обстоятельным изъяснением... подавали бы прямо нам и определенному для того нарочно при Дворе нашем рекетмейстеру Фенину". Не подлежавшие Высочайшему рассмотрению челобитные рекетмейстер Фенин отсылал на решение не только в Сенат, но и в другие учреждения; кроме того, он объявлял иногда Сенату Высочайшие резолюции на всеподданнейшие доклады, а Синоду — именные повеления по церковным делам. Деятельность Фенина продолжалась только до 4-го марта 1741 года, когда должность придворного рекетмейстера была упразднена и рассмотрение челобитных на Высочайшее имя снова перешло к кабинету. Вслед за указом 27-го ноября при Сенате была учреждена особая комиссия для решения неоконченных дел. В кабинет велено было подавать ежедневные рапорты о решенных делах не только в Сенате, как делалось прежде, но во всех коллегиях и канцеляриях, "дабы мы могли видеть, с какою ревностью и попечением данные нами указы и высочайшая воля исполняются". В заботах об улучшении финансов правительство Анны Леопольдовны, 12-го января 1741 года, издало указ, в котором говорилось, чтобы "в каждом департаменте знатная сумма из года в год была в остатке и на лицо" и чтобы ежемесячно присылались в кабинет "из всех мест" краткие рапорты о приходе, расходе и остатке денег, а по третям года рапорты обстоятельные. Решено было также пересмотреть все окладные и неокладные государственные доходы и расходы, с целью, если возможно, сокращения последних. В мае месяце 1741 года была учреждена "комиссия для рассмотрения государственных доходов", работавшая под наблюдением кабинета. Сознавая необходимость пополнить существовавший в законодательстве пробел по вопросу о торговой несостоятельности, — пробел, вредно отзывавшийся не только на торговом люде, но и "на общем народе", еще при Анне Иоанновне, в 1736 году, коммерц-коллегия приступила к составлению устава о банкротах, который 15-го декабря 1740 г. был подписан правительницею Анною Леопольдовной. В ряду забот о промышленности замечателен "регламент или работные регулы на суконные и каразейные фабрики", который был разработан, по настоянию Миниха, особою комиссиею, ввиду жалоб войскового начальства на дурное качество сукон. Регламент, появившийся в виде указа 2-го сентября 1741 г., предписывал, чтобы фабричные машины и все приспособления находились в порядке, чтобы сукна выделывались определенных размеров и качества, чтобы фабриканты не заставляли рабочих работать более 15-ти часов в день и выдавали им известное жалованье (от 15-ти до 18 руб. в год), чтобы содержали при фабриках госпитали для рабочих, и пр.

Перед отъездом из Франции в Россию маркиз Шетарди получил инструкцию и в ней, между прочим, на цесаревну Елисавету указывалось, как на единственное лицо, в пользу которого нужно было действовать для свержения немецкого правительства, неприятного Франции по своим симпатиям к австрийскому дому. Маркиз действительно сблизился с дочерью Петра Великого, и вместе с шведским посланником при русском Дворе, Нолькеном убеждал ее уступить шведам, в случае успеха домогательств ее на русский престол, те из прежних шведских областей, которые присоединены к России при Петре Великом. Не отвергая помощи, которую Швеция оказывала ее видам, цесаревна Елисавета уклонялась, однако, от всяких обязательств перед шведами. Тогда Шетарди затеял устроить правительственный переворот, чтобы помочь Швеции одержать верх в борьбе с Россией. Интрига Шетарди открылась, и Остерман, в октябре 1741 г., писал в Париж нашему послу Кантемиру: "Поступки Шетарди так явно недоброжелательны, что мы имеем полную причину желать его отозвания отсюда... Потому он для французских интересов здесь более уже не может быть полезен и вследствие его поведения никто не желает с ним знакомства, все избегают его как только можно, без явного озлобления". Не избегала Шетарди только цесаревна Елисавета, любимая гвардией и народом за свою приветливость, за свое происхождение и верность русским обычаям. Наоборот, существующим правительством были недовольны и не любили его, вследствие слабости, иноземного происхождения и постоянных раздоров между его членами. До правительницы доходили слухи об интригах Шетарди, о тесной дружбе его с Лестоком, о сходках преображенцев, бывавших в смольном доме цесаревны. Маркиз де Ботта предостерегал правительницу, что она стоит на краю пропасти, но Анна Леопольдовна, по своей беспечности, доверчивости и нерешительности, не принимала никаких мер. Она не слушала и Антона-Ульриха, который, узнав о происках Лестока и Шетарди, не раз настаивал на принятии решительных мер. Напрасно вице-канцлер Головкин и некоторые другие приближенные лица советовали Анне Леопольдовне принять титул Императрицы; она отложила это до дня своего рождения, 7-го декабря. Не обратила должного внимания правительница и на манифест, изданный шведским главнокомандующим Левенгауптом и объявлявший, что шведская армия вступила в русские пределы с целью требовать удовлетворения за обиды, нанесенные шведской короне иностранными правительственными лицами, господствующими с некоторого времени в России и, в то же время, чтобы избавить русский народ от несносного ига и жестокости этих иностранцев. 24-го ноября отдан был в Петербурге приказ гвардии — идти, в числе 4000, на другой день в поход к Выборгу. Накануне, 23-го ноября, на куртаге в Зимнем Дворце, правительница наконец, объяснилась с цесаревной Елисаветой, и по одним известиям, говорила, что будет просить короля об отзыве Шетарди из Петербурга, а по другим — прибавила при этом: "Что это, матушка, слышала я, будто ваше высочество имеете корреспонденцию с армиею неприятельскою и будто ваш доктор (Лесток) ездит к французскому посланнику и с ним факции в той же силе делает; в письме из Бреславля советуют мне немедленно арестовать лекаря Лестока; я всем этим слухам о вас не верю; но надеюсь, что если Лесток окажется виноватым, то вы не рассердитесь, когда его задержат". Елисавета, притворившись обиженною, заплакала и, разумеется, отрицала все эти слухи, но втайне решилась действовать и приказ о выступлении гвардии еще более укрепил ее в этом. Больше всех торопил Лесток, каждую минуту ждавший, что его придут арестовать. Антон-Ульрих, получив известие о замыслах Елисаветы, накануне переворота, 24-го ноября, говорил правительнице, что хочет арестовать Лестока и расставить по улицам пикеты, но она запретила ему это делать, говоря, что убеждена в невинности цесаревны. События показали, насколько близорука была Анна Леопольдовна.

Был второй час пополуночи 25-го ноября, когда Елисавета, в сопровождении Воронцова, Лестока и Шварца, своего старого учителя музыки, в санях отправилась в казармы Преображенского полка, откуда, окруженная гренадерами, поехала в Зимний Дворец. По дороге отдельные отряды были отправлены для арестования Миниха, Остермана, Левенвольде, Головкина, барона Менгдена и генерал-комиссара Лопухина. Прибыв во дворец, цесаревна сама разбудила правительницу, которая не сопротивлялась, но только умоляла не делать зла ни детям, ни фрейлине Менгден. Елизавета обещала все это, посадила ее в свои сани и отвезла в свой дворец; за ними в двух других санях отвезли туда же Иоанна Антоновича и его новорожденную сестру Екатерину (род. 26-го июля 1741 г.). Скоро во дворец цесаревны привезли Антона-Ульриха и других арестованных. К 8 часам утра был готов манифест о восшествии на престол Императрицы Елизаветы Петровны. В следующем затем манифесте, 28-го ноября 1741 г., Елизавета объявила, что собирается брауншвейгскую фамилию, "не хотя никаких им причинить огорчений", отправить за границу, "в их отечество". Действительно, 12-го декабря 1741 г., Анна Леопольдовна с семейством, сопровождаемая генерал-лейтенантом В. Ф. Салтыковым, выехала из Петербурга в Ригу. Но пробыв здесь под арестом до 13-го декабря 1742 г., брауншвейгская фамилия была отправлена в крепость Дюнамюнде, где у Анны Леопольдовны родилась дочь Елизавета. На изменение первоначального решения Императрицы Елизаветы подействовали: советы Шетарди и Лестока, предпринятая в пользу Иоанна Антоновича попытка камер-лакея А. Турчанинова убить Императрицу и герцога гольштинского, интриги в пользу брауншвейгской фамилии маркиза Ботты, подполковника Лопухина и других. Убежденная в опасности для будущности России, если Иоанн Антонович и его родители будут на свободе, Елизавета решила арестовать их и отправить в ссылку. Поэтому, в январе 1744 г. последовал указ о перемещении брауншвейгской фамилии в гор. Раненбург, Рязанской губ., а 27-го июля того же года — о перевозе в Архангельск, а оттуда для заточения в Соловецкий монастырь. Перевезти семейство было поручено камергеру барону Н. А. Корфу. Осенью, несмотря на беременность Анны Леопольдовны, семья двинулась в тяжелый, далекий путь. При отъезде из Раненбурга, бывшая правительница была разлучена со своею любимою фрейлиною, Юлианою Менгден, которая была оставлена в этом городе под строгим караулом вместе с бывшим адъютантом Антона-Ульриха, полковником Геймбургом. Четырехлетнего Иоанна Антоновича везли в особом экипаже, под надзором майора Миллера, которому инструкциею повелевалось называть его Григорием. Не имея возможности проехать по льду в Соловки, Корф остановился в Холмогорах, в 72 верстах от Архангельска. Здесь семейство было помещено в бывшем архиерейском доме, где должна была находиться и одна команда солдат, назначенных для стражи; другой команде указано было жить в находившихся близ дома казармах. Все лица, приставленные для службы и стражи, составляли "секретную или известную Ее Императорскому Величеству комиссию", численностью до 137 чел. Всякое общение заключенных с посторонними людьми было строго запрещено. Дом был обнесен высоким тыном. Развлечением заключенных являлись только прогулки по прилегавшему к дому запущенному саду, с прудом посредине, катанье в ветхой карете на старых лошадях, на пространстве двухсот сажен от дома, причем форейтором и лакеями были солдаты. Брауншвейгское семейство нередко нуждалось в самом необходимом, так как из архангельского казначейства отпускалось от 10 до 15 тысяч и на содержание заключенных, и на жалованье приставленным к ним людям (прислуга была из простого звания), и на ремонт дома. Архангельский губернатор по временам навещал, по приказанию Императрицы, сосланных, чтобы осведомляться об их положении. По водворении в Холмогорах, Корфу, указом 29-го марта 1745 г., предписывалось: "Ежели, по воле Божией, случится иногда из известных персон кому смерть, особливо же принцессе Анне, или принцу Иоанну, то учиня над умершим телом анатомию и положа в спирт, тотчас то мертвое тело к нам прислать с нарочным офицером, а с прочими чинить потомож, токмо сюда не присылать, а доносить нам и ожидать указу". Возвращаясь ко Двору, Корф передал это повеление назначенному наблюдать за брауншвейгской семьей майору лейб-гвардии Измайловского полка Гурьеву. Через несколько месяцев после приезда в Холмогоры у Анны Леопольдовны родился сын Петр (19-го марта 1745 г.), а затем 27-го февраля 1746 г. — сын Алексей; после этого бывшая правительница занемогла родильною горячкою и вскоре скончалась на 28-м году своей жизни. 7-го марта 1746 г. Гурьев отправил ее тело в Петербург, с подпоручиком Измайловского полка Писаревым, которому предписывалось от последней перед столицею станции ехать с телом прямо в Александро-Невский монастырь, где была погребена мать принцессы, герцогиня Екатерина Иоанновна. В распоряжениях похоронами принимала участие сама Императрица, приказавшая отпустить на расходы по погребению около 3000 руб. Всем позволено было прощаться с принцессою. В объявлениях о смерти Анны Леопольдовны говорилось, что она скончалась от "огневицы", с целью скрыть рождение принцев Петра и Алексея. Погребение бывшей правительницы совершено в Александро-Невской лавре с большою церемониею 21-го марта, в Благовещенской церкви, против царских врат.

После кончины супруги, Антон-Ульрих жил в Холмогорах более 29 лет; Иоанн Антонович в начале 1756 года был переведен из Холмогор в Шлиссельбург; остальные дети — две дочери и два сына — прожили в заключении 36 лет. Сохранилось следующее известие о холмогорских ссыльных: "Из дочерей... старшая, Екатерина, сложения больного и почти чахоточного, притом несколько глуха, говорит немо, невнятно и одержима всегда разными болезненными припадками, нрава очень тихого; другая — Елизавета роста немалого, сложения плотного, нрава несколько горячего, подвержена разным и нередким болезненным припадкам, особенно впадает в меланхолию и наголову времени ею страдает. Сыновья: старший, Петр, сложения больного и чахоточного, несколько кривоплеч и кривоног; меньшой — Алексей сложения плотного и здорового и хотя имеет припадки, но еще детские". В 1779 году, после поездки в Холмогоры А. Н. Мельгунова, Императрица Екатерина II вступила относительно братьев и сестер принца Иоанна, убитого в Шлиссельбурге 5-го июля 1764 года, в переговоры с датским двором, а в 1780 г., по ходатайству датской королевы Юлианы-Марии, сестры Антона-Ульриха, повелела отправить их в гор. Горсенз (в Ютландии). При отправлении заграницу было, израсходовано, по повелению Императрицы, около 200000 руб. для снабжения детей бывшей правительницы одеждою, сервизами и вещами. С ними был отправлен лекарь с учеником и походная церковь со всею утварью, священник и два церковника. В ночь на 27-е июня 1780 г. принцы и принцессы были перевезены в Новодвинскую крепость, а в ночь на 30-е июля отправлены на фрегате "Полярная Звезда" в Данию. В Бергене они пересели на датский корабль, который доставил их в Горсенз 13-го октября, после 3½-месячного путешествия. Для содержания в Горсензе, Екатерина II назначила каждому принцу и принцессе по 8000 руб. в год до их смерти, а всем вместе 32000 руб., которые от русского Двора полностью выдавались до 1807 г., т. е. до кончины последней представительницы брауншвейгской фамилии. С течением времени, русские служители, состоявшие при принцах и принцессах, были уволены в Россию. Оставлен только священник и церковники, да небольшой штат придворных из датчан. 20-го октября 1782 г. скончалась принцесса Елизавета; спустя пять лет умер принц Алексей (22-го октября 1787 г.). а 30-го января 1798 г. скончался брат его Петр. Принцесса Екатерина доживала свои дни в грустном одиночестве, лишенная возможности свободно обращаться с окружавшими по совершенной глухоте своей и незнанию иностранных языков. Она хотела возвратиться в Россию и поступить в монастырь. С этою целью она препроводила Императору Александру I 16 (28) августа 1803 г. письмо, в котором, между прочим, просила разрешения постричься в монахини, но разрешения этого не последовало. Принцесса Екатерина скончалась 9-го апреля 1807 г. и погребена в Горсензе, вместе с сестрой и братьями. На их могильной плите из черного мрамора вырезана на латинском языке следующая надпись: "Сей памятник посвящен двум принцам и двум принцессам высокого Брауншвейг-Люнебургского дома; щедротою Екатерины II и попечением Христиана VII и Юлианы-Марии, они спокойно провели жизнь в сем городе".

"Внутренний быт русского государства с 17-го октября 1740 года по 25-е ноября 1741 года", 2 части, Москва, 1880 и 1886 г. — "Сборник Императорского Русского Исторического Общества, тт. 76, 80, 85, 86 и 96. — Соловьев, "История России", т. 21. — Пекарский, "Маркиз де-ла Шетарди в России", С.-Петербург, 1862. — A. Brückner, "Die Familie Braunschweig in Russland", S.-Petersbourg, 1876 г. — "Письма леди Рондо", СПб., 1874 г. — "Записки фельдмаршала графа Миниха", СПб.,1874 г. — "Сенатский Архив", томы II и III. — "Полное собрание законов", т. ХI, №№ 8287—8472. — "Русский Архив", 1867 г., № 2 ("Царствование Иоанна VI Антоновича" — из сочинения Германа, "История русского государства"). — М. Д. Хмыров, "Исторические статьи" — " Обстоятельства, приготовившие опалу Эрнеста-Иоанна Бирона". — Яковлев, "Жизнь правительницы Анны", Москва, 1814 г. — "Описи секретным бумагам брауншвейгской фамилии". ("Чтения в Имп. общ. истории и древн. росс. ", 1861 г., кн. 2). — Костомаров, "Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей", вып. 7-ой, СПб., 1888. — "Русская Старина", 1870 г., т. І. — "Погребение принцессы Анны Леопольдовны и мужа ея, герцога Антона-Ульриха", сообщ. барон M. A. Корф; 1873 г., т. 7. — "Правительница Анна Леопольдовна: судьба ее семейства". 1740—1780 гг., сообщ. акад. А. А. Куник; 1875 г., т. 12. — "Дети правительницы Анны Леопольдовны в Горсензе", рассказ по датским известиям, сообщ. акад. Я. К. Грот. "Русский Вестник": 1867 г. — Поваляев, "Судьба брауншвейгской фамилии в России"; 1874 г., №№ 10 и 11. — Брикнер, "Император Иоанн Антонович и его родственники" (здесь перечислены все напечатанные до 1874 г. материалы о брауншвейгской фамилии). — "Отеч. Записки", 1866 г., т. CLXV. — М. И. Семевский, "Иван VI Антонович". — "Ученые Записки Имп. Акад. Наук", 1859 г., ч. I, вып. 4. — А. Куник, "О портретах Анны Леопольдовны"; 1840 — Поленов, "Отправление брауншвейгской фамилии в Данию". — Энциклопедические Словари — сост. русс. учен. и литераторами, т. IV, и Брокгауза-Ефрона, т. І.

С. Тр.

{Половцов}

Анна Леопольдовна

— правительница Российской империи; родилась в Ростоке 7 декабря 1718 г. от герцога мекленбург-шверинского Карла-Леопольда и супруги его Екатерины Иоанновны (внучки царя Алексея Михайловича); была крещена по обряду протестантской церкви и названа Елисаветой-Екатериной-Христиной. Молодая Елисавета недолго оставалась при отце. Грубый, деспотичный нрав герцога принудил Екатерину Иоанновну покинуть мужа и вместе с дочерью возвратиться в Россию в 1722 году. Родители Елисаветы едва ли особенно заботились о ее воспитании. На это воспитание, по-видимому, обращено было некоторое внимание лишь по воцарении младшей сестры герцогини Екатерины — Анны Иоанновны, когда снова возник вопрос о престолонаследии. Анна Иоанновна, как известно, не имела прямых наследников; для того, чтобы оставить после себя законных преемников, императрица по совету гр. Остермана, гр. Левенвольда и Феофана Прокоповича выразила намерение назначить наследником престола кого-либо из будущих детей молодой племянницы своей Елисаветы. Это намерение сразу придало Елисавете особенное значение при дворе. Феофану Прокоповичу поручено было наставлять ее в православной вере, а 12 мая 1733 г. Елисавета приняла православие и названа Анной в честь императрицы. Анна Иоанновна заботилась не только о духовном, но и о светском воспитании племянницы. Для этих целей она избрала ей в наставницы г-жу Адеркас — женщину умную и опытную, не оказавшую, однако, благотворного влияния на духовное развитие своей воспитанницы; есть также упоминания об учителе принцессы Геннингере. Но плохое воспитание, данное принцессе А., не мешало императрице думать о выдаче ее замуж. Выбор первоначально пал на маркграфа бранденбургского Карла, родственника короля прусского. Уже начались переговоры по этому делу; но встревоженный Венский двор поручил фельдмаршалу Секендорфу, находившемуся тогда в Берлине, всеми мерами воспрепятствовать успешному исходу таких переговоров. Секендорф действовал настолько удачно, что дело расстроилось, и из Вены последовало предложение выбрать в женихи принцессе А. принца Антона-Ульриха Брауншвейг-Люнебургского, племянника императрицы римской. Предложение не было отвергнуто, и молодой принц приехал в Петербург в феврале 1733 года. Хотя принц и не понравился А. Л., тем не менее ей пришлось считать его своим женихом. А между тем естественное чувство влекло ее в другую сторону. Ей особенно нравился молодой, красивый граф Карл-Мориц Линар, посланник саксонский. Г-жа Адеркас не только не препятствовала, но прямо благоприятствовала сношениям своей воспитанницы с ловким графом. Интрига обнаружилась летом 1735 года, и г-жа Адеркас потеряла место, а граф Линар был отослан под благовидным предлогом обратно к Саксонскому двору. Принцессу тем не менее через четыре года выдали замуж за принца Антона; 3 июля 1739 г. пышно отпразднована была эта свадьба, а через 13 месяцев (12 августа 1740 г.) у молодых супругов родился сын Иоанн.

В это время здоровье императрицы уже стало внушать серьезные опасения. Возникал вопрос о том, кому поручить управление государством. Манифестом 5 октября 1740 г. государыня "определила в законные после себя наследники внука своего принца Иоанна". Но до совершеннолетия принца необходимо было назначить регента. Вопрос официально оставался нерешенным почти до самого дня кончины императрицы. Лишь 16 октября, за день до смерти, Анна Иоанновна регентом назначила Бирона. Манифест 17 октября 1740 года, извещавший о кончине императрицы Анны Иоанновны, давал знать, что согласно воле покойной, утвержденной ее собственноручною подписью, империя должна быть управляема по особому уставу и определению, которые изложены будут в указе Правительствующего Сената. Действительно, 18 октября обнародован был указ, которым герцог Бирон, согласно воле императрицы, назначался регентом до совершеннолетия принца Иоанна и таким образом получал "мочь и власть управлять всеми государственными делами как внутренними, так и иностранными".

Хотя назначению Бирона в регенты способствовали важнейшие придворные чины и сановники государства (А. П. Бестужев-Рюмин, фельдмаршал Миних, канцлер кн. Черкасский, адм. гр. Головкин, д. т. сов. кн. Трубецкой, обер-штальмейстер кн. Куракин, ген.-пор. Салтыков, гофмар. Шепелев и ген. Ушаков), тем не менее, сам Бирон сознавал всю шаткость своего положения. Регент поэтому начал свое управление рядом милостей: издан был манифест о строгом соблюдении законов и суде правом, сбавлен подушный оклад 1740 г. на 17 копеек, освобождены от наказания преступники, кроме виновных по двум первым пунктам: воров, разбойников, смертных убийц и похитителей многой казны государевой. В то же время сделано было распоряжение для ограничения роскоши в придворном быту: запрещено носить платья дороже 4-х рублей аршин. Наконец, дарованы милости отдельным лицам: кн. А. Черкасскому возвращен камергерский чин и дозволено жить, где захочет, В. Тредиаковскому выдано 360 руб. из конфискованного имения А. Волынского. — Все эти милости показывали, что и сам Бирон далеко не был уверен в прочности своего положения, а эта неуверенность, разумеется, еще более возбуждала против него общественное мнение. В гвардии послышались недовольные голоса П. Ханыкова, М. Аргамакова, кн. И. Путятина, Алфимова и др. Явились доносы на секретаря конторы принцессы Анны, М. Семенова, и на адъютанта принца Антона-Ульриха, П. Граматина. Движение это было тем опаснее для Бирона, что недовольные не только отрицали права герцога на регентство, но прямо задавали вопрос, почему же регентами не назначены были родители молодого принца? Естественно поэтому, что центрами этого движения против регента были принц Антон, а затем и сама А. Л. Еще за 11 дней до смерти императрицы подполковник Пустошкин, узнав о назначении принца Иоанна наследником, проводил мысль, что от российского шляхетства надобно подать государыне челобитную о том, чтобы принцу Антону быть регентом. Хотя попытка Пустошкина не удалась, принц Антон, тем не менее, стремился переменить постановление о регентстве и по этому поводу обращался за советом к Остерману и Кейзерлингу, а также находил поддержку и сочувствие в вышеназванных представителях гвардии. Испуганный Бирон велел арестовать главных его приверженцев, а в торжественном собрании кабинета министров, сенаторов и генералитета 23 окт. заставил Антона-Ульриха наравне с другими подписать распоряжение покойной императрицы о регентстве, а через несколько дней принудил принца отказаться от военных чинов. Самой гвардии грозил также разгром: Бирон поговаривал о том, что рядовых солдат дворянского происхождения можно определить офицерами в армейские полки, а места их занять людьми простого происхождения. Таким образом и эта попытка сделать принца Брауншвейгского регентом окончилась неудачей. Но, кроме принца Антона, во всяком случае не менее законные притязания на регентство могла иметь А. Л. Слишком слабая и нерешительная для того, чтобы самой осуществить эти притязания, принцесса нашла себе защитника в лице графа Миниха. Честолюбивый и решительный фельдмаршал рассчитывал, что в случае удачи он займет первенствующее положение в государстве, и поэтому немедленно взялся за дело. Седьмого ноября А. Л. жаловалась фельдмаршалу на свое безвыходное положение, а в ночь с 8 на 9-е, с согласия принцессы, он вместе с Манштейном и 80 солдатами своего полка арестовал регента, ближайших его родственников и приверженцев. Самого герцога особая комиссия приговорила даже к смертной казни 8 апреля 1740 г., а Бестужева — к четвертованию 27 января 1741 г. Наказания эти, однако, смягчены: Бирон был сослан в Пелым, Бестужев — в отцовскую пошехонскую деревню на житье без выезда.

Таким образом, 9-го ноября, по низвержении Бирона, А. Л. провозгласила себя правительницей. Странно было видеть бразды правления в руках доброй, но ленивой и беспечной внучки царя Иоанна Алексеевича. Плохое воспитание, какое она получила в детстве, не вселило в нее потребности к духовной деятельности, а при полном отсутствии энергии жизнь принцессы превращалась в мирное прозябание. Время она проводила большею частью лежа на софе или в карточной игре. Одетая в простое спальное платье и повязав непричесанную голову белым платком, А. Л. нередко по нескольку дней сряду сидела во внутренних покоях, часто надолго оставляя без всякого решения важнейшие дела, и допускала к себе лишь немногих друзей и родственников любимицы своей фрейлины Менгден или некоторых иностранных министров, которых она приглашала к себе для карточной игры. Единственной живою струей в этой затхлой атмосфере была прежняя привязанность правительницы к графу Линару. Он снова послан был в Петербург в 1841 г. королем польским и курфюрстом саксонским для того, чтобы вместе с австрийским послом Боттой склонить правительницу к союзу с Австрией. Для того, чтобы удержать Линара при дворе, А. Л. дала ему обер-камергерский чин и задумала женить его на своей любимице — Менгден. Ввиду этой женитьбы Линар поехал в Дрезден просить об отставке, получил ее и уже возвращался в Петербург, когда в Кенигсберге узнал о низвержении правительницы.

А. Л., как видно, неспособна была к управлению. Расчеты Миниха, казалось, оправдались. 11 ноября вышел указ, по которому генералиссимусом назначался принц Антон, но "по нем первым в империи велено быть" графу Миниху; в то же время графу Остерману пожалован был чин генерал-адмирала, кн. Черкасскому — чин великого канцлера, гр. Головкину — чин вице-канцлера и кабинет-министра. Таким образом Миних стал заведовать почти всеми делами внутреннего управления и внешней политики. Но это продолжалось недолго. Указом 11 ноября многие остались недовольны. Недоволен был принц А., которому чин генералиссимуса, по словам самого указа, будто бы уступил Миних, хотя и имел на него право; недоволен был Остерман, ибо приходилось подчиняться сопернику, мало знакомому с тонкостями дипломатии; недоволен был, наконец, и гр. Головкин тем, что ему нельзя было самостоятельно управлять внутренними делами. Враги воспользовались болезнью фельдмаршала для того, чтобы склонить правительницу к ограничению власти Миниха. В январе 1741 г. Миниху велено было сноситься с генералиссимусом обо всех делах, а 28 числа того же месяца поручено заведовать сухопутной армией, артиллерией, фортификацией, кадетским корпусом и Ладожским каналом. Управление внешней политикой снова передано Остерману, внутренними делами — кн. Черкасскому и гр. Головкину. Раздосадованный Миних подал прошение об отставке: к великому его горю, это прошение было принято. Старый фельдмаршал уволен был "от военных и статских дел" указом 3 марта 1741 г. Немало способствовал такому исходу дела хитрый Остерман, который на время и получил первенствующее значение. Но и ловкому дипломату, благополучно пережившему столько дворцовых переворотов, трудно было лавировать среди враждовавших придворных партий. Семейная жизнь принца и принцессы не отличалась особенным миролюбием. Быть может, отношение А. Л. к графу Динару с одной стороны, а с другой та досада, с какою принц Антон смотрел на неотразимое влияние, оказываемое фрейлиной Ю. Менгден на правительницу, служили причинами разногласия между супругами. Разногласие это длилось иногда по целой неделе. Им злоупотребляли министры для собственных целей. Гр. Остерман пользовался доверием принца. Этого было достаточно для того, чтобы гр. Головкин, враг Остермана, оказался на стороне правительницы, которая иногда поручала ему весьма важные дела без ведома супруга и графа Остермана.

При малоспособности лиц, стоявших во главе управления, и борьбе министров нечего было ожидать особенно богатой результатами внешней и внутренней политики. Из внутренних распоряжений в правление А. Л., в сущности, замечателен один "регламент или работные регулы на суконные и каразейные фабрики, состоявшийся по докладу учрежденной для рассмотрения о суконных фабриках комиссии". Вопрос этот возбужден был по ходатайству Миниха в 1740 г.; 27 января того же года для ознакомления с фабричным бытом и составления проекта нового законодательства по фабричной части назначена была особая комиссия. Выработанный ею проект законодательного акта касательно суконных и каразейных фабрик принят правительством почти без всяких изменений и издан в виде указа 2 сент. 1741 г. Регламент содержал постановления относительно фабричного производства; так, напр., фабричные машины и все приспособления должны были находиться в порядке, материал, потребный для производства, надо было заготовлять заблаговременно, сукна следовало выделывать определенных размеров и качества. Фабриканты не имели права рабочих заставлять работать свыше указанной регламентом нормы (15-ти часов) и должны были выдавать рабочим известное жалованье (напр. от 18 до 50 руб. в год), могли наказывать провинившихся даже телесными наказаниями, за исключением разве слишком тяжелых, как кнута и ссылки на каторжные работы. Фабриканты должны были держать госпитали при фабриках, а в случае успешного производства наравне с мастерами получали поощрительные премии. Кроме этого указа, никаких важных внутренних распоряжений при А. Л., по-видимому, не было сделано.

Это отчасти разъясняется тем, что внимание правительства обращено было главным образом на внешнюю политику. 20 октября 1740 года † император Карл VI, без прямых наследников. Фридрих II, получивший от отца богатую казну и хорошее войско, воспользовался затруднительным положением Австрии для того, чтобы захватить большую часть Силезии. Мария-Терезия обратилась поэтому к державам, гарантировавшим Прагматическую санкцию, но немедленной помощи ниоткуда не воспоследовало. Решение этого вопроса зависело главным образом от той политики, какой будут держаться Франция и Россия. Задача французской политики ясно была поставлена еще в XVII веке. Эта политика направлена была к раздроблению Германии, что обусловлено было главным образом ослаблением Габсбургского дома. Для этих целей и в данном случае Франция поддерживала дружеские сношения с Пруссией и интриговала в Порте и Швеции против России для того, чтобы помешать ее вмешательству во враждебные отношения Фридриха II с Марией-Терезией, вмешательству, которое, как предполагали французские дипломаты, должно было, конечно, иметь в виду выгоды Австрии. Но предположения французских дипломатов оказались не совсем верными. Сильным приверженцем союза с королем прусским был Миних. Он помнил те неприятности, какие ему лично да и самой России оказывала австрийская политика во время турецких войн прошлого царствования, и поэтому настаивал на союзе с Пруссией. Несмотря на то, что сама правительница и принц Антон предпочитали союз с Австрией, фельдмаршалу удалось настоять на своем. Уже 20 января король проявлял свое удовольствие о заключении договора между Россией и Пруссией. Но при заключении такого договора русское правительство не прекратило дружеских сношений с австрийским двором и оказалось, таким образом, в союзе с двумя враждовавшими соседями. Положение это осложнилось еще враждебными отношениями к Швеции. Благодаря французскому золоту Швеция получила возможность улучшить вооружение армии; в то же время шведская молодежь, рассчитывая на слабость правительства А. Л., надеялась отнять Выборг. 28 июля шведский надворный канцлер выразил М. П. Бестужеву в Стокгольме решимость короля объявить войну, а 13 августа 1741 г. по этому же поводу издан был манифест от имени императора Иоанна. Главным начальником шведского войска в Финляндии назначен был гр. Левенгаупт, главнокомандующим русских войск — Ласси. Единственно важным делом этой войны было взятие Вильманстранда русскими войсками (23 августа), причем шведский генерал Врангель со многими офицерами и солдатами попался в плен. Война эта закончилась в пользу России уже при императрице Елисавете Абоским миром.

Итак, о мире после шведской войны заботилось уже новое правительство, правительство императрицы Елисаветы Петровны. Переворота можно было ожидать давно. Уже при избрании Анны Иоанновны слышались глухие намеки о правах Елисаветы Петровны на престол всероссийский. При императрице Анне дочь Петра находилась под своего рода полицейским надзором, должна была жить тихо и скромно. По смерти Анны Иоанновны недовольные регентством Бирона высказывались не только в пользу Брауншвейгской фамилии, но и в пользу Елисаветы (капрал Хлопов, матрос Толстой), причем эти лица ближе стояли к народу, чем придворные, защищавшие права принца Антона и его супруги. Дочь Петра, конечно, пользовалась большею народною любовью, чем А. Л., отличалась ласковым обращением и щедростью, которые привлекали многих, недовольных слабым правлением принцессы Анны и вечными раздорами министров. К действию внутренних причин примешались и интересы иностранной дипломатии. Франция надеялась на помощь будущей императрицы против Габсбургского дома, Швеция рассчитывала на уступку с ее стороны некоторых из захваченных Петром Великим владений и даже объявила войну правительнице в расчете на ближайший переворот. Елисавета Петровна воспользовалась всеми этими благоприятными условиями. Она успела составить себе партию (маркиз де ла Шетарди, хирург Лесток, камер-юнкер Воронцов, бывший музыкант Шварц и др.) и поспешила осуществить свое предприятие под влиянием тех подозрений, какие возымел двор. Правительница даже получила из Бреславля письмо, в котором прямо намекали на предприятие Елисаветы и советовали арестовать Лестока; поэтому 24 ноября издан был указ о том, что гвардия, преданная Елисавете, должна выступить в Финляндию против шведов. Узнав об этом, Елисавета Петровна решилась действовать. В ночь с 24 на 25 ноября 1741 года она вместе с несколькими преображенцами явилась во дворец и захватила правительницу с семейством. Вслед за тем арестованы были Миних, Остерман, вице-канцлер граф Головкин. Утром 25 ноября все было кончено и издан манифест о восшествии на престол императрицы Елисаветы.

Таким образом, намерение А. Л. провозгласить себя императрицей осталось неосуществленным. После переворота 25 ноября императрица Елисавета первоначально думала отправить ее вместе с семейством за границу; намерение это выражено в манифесте 28 ноября 1841 г. Брауншвейгская фамилия действительно отправлена была 12 декабря по пути в Ригу и прибыла сюда 9 января 1742 г. Но попытка камер-лакея А. Турчанинова убить императрицу и герцога Гольштинского, предпринятая в пользу Ивана Антоновича, а также интриги маркиза Ботты, подполковника Лопухина и других, интриги, имевшие в виду ту же цель, наконец, советы Лестока и Шетарди арестовать Брауншвейгскую фамилию заставили Елисавету Петровну изменить свое решение. Уже по прибытии в Ригу принц Антон с женой и детьми (Иоанном и Екатериной) содержались под арестом. 13 декабря 1742 г. Брауншвейгская фамилия переведена была из Риги в Дюнамюнде, где у А. Л. родилась дочь Елисавета, а из Дюнамюнде в январе 1744 года препровождена была в Раненбург (Рязанск. губ.); вскоре за тем, 27 июля того же года, вышел указ о перемещении принца Антона с семейством в Архангельск, а оттуда в Соловецкий монастырь. Дело это поручено было барону Н. А. Корфу. Несмотря на беременность А. Л., осенью 1744 г. Брауншвейгская семья должна была отправиться в далекий и тяжелый путь. Путь этот особенно тяжел был для А. Л., так как она, кроме болезни, испытала большое горе: ей пришлось расстаться с фрейлиной Менгден, которая до Раненбурга сопровождала ее всюду. Но путешествие не было окончено. Барон Корф остановился в Шенкурске за невозможностью в это время года продолжать путь и поместил Брауншвейгскую фамилию в Холмогорском архиерейском доме. Барон настаивал на том, чтобы здесь и оставить заключенных, не перевозить их далее в Соловки. Его предложение было принято. Указом 29 мар. 1745 г. Корфу разрешено возвратиться ко двору и сдать арестантов капитану Измайловского полка Гурьеву.

Сохранился рисунок места заключения Брауншвейгской семьи. На пространстве шагов в 400 длиною, шириною столько же, стоят три дома и церковь с башней; тут же находятся пруд и что-то похожее на сад. От невзрачного жилья, запущенного двора и сада, которые сдавила высокая деревянная ограда с воротами, вечно запертыми тяжелыми железами, веет уединением, скукой, унынием... Здесь в тесном заключении жили принц Антон и принцесса Анна с детьми, без всяких сношений с остальным живым миром. Пища была нередко плохая, солдаты обращались грубо. Несколько месяцев после приезда состав семьи увеличился. У А. Л. 19 марта 1745 г. родился сын Петр, а 27 февраля 1746 г. сын Алексей. Но вскоре после родов, 7 марта, А. Л. умерла от родильной горячки, хотя в объявлении о ее кончине для того, чтобы скрыть рождения принцев Петра и Алексея, и сказано было, что она "скончалась огневицей". Погребение А. Л. происходило публично и довольно торжественно. Всякому дозволено было приходить прощаться с бывшей правительницей. Самое погребение совершено было в Александро-Невской лавре, где погребена была и Екатерина Иоанновна. Сама императрица распоряжалась похоронами.

Важнейшие труды по истории жизни и правления А. Л.: А. Соловьев, "Ист. России" (т. XXI); Е. Герман, "Geschichte des Russichen Staates" (Гамб., 1852—1853); Яковлев, "Жизнь правительницы Анны" (1814 г.); М. Семевский, "Иван VI Антонович" ("Отеч. зап.", т. CLXV, 1866); А. Брикнер, "Император Иван Антонович и его родственники" (Москва, 1875; также в "Рус. вест.", 1874 г., №№ 10 и 11); "Внутренний быт русского государства с 17 окт. 1740 г. по 25 нояб. 1741" (2 т. 1880 и 1886 г., изд. Моск. архива Мин. юстиции).

{Брокгауз}

Анна Леопольдовна

— правительница Российской Империи (1740—41 гг.), дочь герцога Мекленбург-Шверинского Карла-Леопольда и Екатерины Иоанновны (дочери царя Иоанна Алексеевича), род. в 1718 г.; в 1739 г. вступила в замужество с принцем Брауншвейг-Беверн-Люнебургским Антоном-Ульрихом. Согласно завещания императрицы Анны Иоанновны, на русский престол, после ее кончины, вступил двухмесячный сын А. Л., Иоанн VI, до его же совершеннолетия регентство принял герцог Курляндский Э. И. Бирон. Общее нерасположение к Бирону вызвало движение против него среди гвардии; во главе этого движения стал, с согласия А. Л., фельдмаршал Миних, который ночью 8—9 ноября 1740 г., с помощью 80 преображенцев, арестовал герцога Курляндского. 9 ноября был объявлен манифест об отрешении Бирона от регентства и о назначении, до совершеннолетия Иоанна VI, правительницей А. Л., с титулом "великой княгини" и "императорского высочества"; Бирон был сослан в г. Пелым (Тобольской губернии). Народ, избавившийся от гнета ненавистного герцога Курляндского, первое время благославлял новую правительницу, но некоторые высшие чины государства остались недовольны переменами, сделанными А. Л. по отношению к личному составу администрации и, главн. образ., возвышением Миниха, назначенного первым министром. Интриги Остермана, опиравшегося на пр. Антона-Ульриха, заставили Миниха подать в отставку. Но и сам Остерман недолго пользовался доверием правительницы, которая, подпав под влияние гр. М. Г. Головкина, часто решала дела без участия своего министра иностранных дел. Внешняя политика России выразилась в этот период в заключении союза с Австрией, что повлекло за собой враждебные отношения к Франции. Стараниями Франции Россия была втянута в войну со Швецией (1741 г.), закончившуюся уже в царствование Елизаветы Петровны. Внутренние мероприятия этого периода немногочисленны и не особенно важны. Они касаются юстиции, администрации, финансов и промышленности и хотя в общем отличались гуманностью, тем не менее не удержали на стороне правительницы симпатий народа. Иноземное происхождение многих членов правительства, неспособность к управлению А. Л., нелады с мужем и слишком открытое проявление расположения к саксонскому посланнику Линару — все это вызывало неудовольствие общества. Таким настроением воспользовался французский посланник Шетарди, задумавший переворот с целью свержения симпатизировавшего австрийскому дому немецкого правительства и возведения на престол дочери Петра Великого, цесаревны Елизаветы. А. Л. по своей беспечности, доверчивости и нерешительности не принимала никаких мер против угрожавшей ей опасности. В ночь 24—25 ноября 1741 г. Елизавета приехала в казармы Преображенского полка, а оттуда, окруженная гвардейцами, отправилась в Зимний Дворец, где и арестовала А. Л. Иоанн VI был свергнут с престола, после чего А. Л. и все ее семейство были отправлены "в их отечество". Они успели, однако, доехать лишь до Риги, где были задержаны, и, переменив несколько раз место ссылки (Динамюнде, Раненбург), в 1744 г. были поселены окончательно под строгим присмотром в Холмогорах (Арханг. губ.). Здесь через 2 года А. Л. скончалась. Тело ее было перевезено в СПб. и погребено в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры.

{Воен. энц.}

Анна Леопольдовна

правительница России; 1740—41 г., р. 1718 г. декабря 7, † 1746 г. марта 9.

{Половцов}