Фет, Афанасий Афанасьевич

— известный поэт, род. 23 нояб. 1820 г. в деревне Новоселки, в семи верстах от г. Мценска, Орловской губ., умер 21 нояб. 1892 г. в Москве. Отец его, ротмистр в отставке, принадлежал к старинному дворянскому роду Шеншиных. В 1819 г. он женился в Дармштадте на Шарлотте Фет, дочери обер-кригс-комиссара Беккера, носившей фамилию Фет по первому мужу, с которым она развелась. Будущий поэт был первенцем от этого брака, совершенного за границею по лютеранскому обряду и не имевшего у нас законной силы. До 14 лет мальчик носил фамилию Шеншина, а затем принужден был принять фамилию матери, так как обнаружилось, что православное венчание ее совершено после рождения сына. Только по Высочайшему указу 26 декабря 1873 г. за Афанасием Афанасьевичем была утверждена фамилия отца, со всеми связанными с нею правами. В годы детства, проведенные в Новоселках, главное влияние на будущего поэта имели мать и дядя, Петр Неофитович: благодаря первой, мальчик прекрасно овладел немецким языком, а благодаря второму, человеку образованному и начитанному, любителю поэзии и истории, не скрывавшему своей исключительной любви и привязанности к племяннику, развивались и поощрялись поэтические наклонности последнего. 14-ти лет Ф. был отвезен в пансион Крюммера в гор. Верро, Лифляндской губ., где провел три года. Для подготовки в Московский университет Ф. был отвезен в Москву и определен в частный пансион М. П. Погодина, в доме которого жил и некоторое время студентом, сначала юридического, а затем словесного факультета. О начале своего пребывания в Московском университете Ф. в книге "Ранние годы моей жизни" говорит, между прочим, следующее: "Ни один из профессоров, за исключением декана Ив. Ив. Давыдова, читавшего эстетику, не умел ни на минуту привлечь моего внимания, и, посещая по временам лекции, я или дремал, поставивши кулак на кулак, или старался думать о другом, чтобы не слыхать тоску наводящей болтовни. Зато желтая моя тетрадка все увеличивалась в объеме, и однажды я решился отправиться к Погодину за приговором моему эстетическому стремлению. — "Я вашу тетрадку, почтеннейший, передам Гоголю ", сказал Погодин, "он в этом случае лучший судья". Через неделю я получил от Погодина тетрадку обратно со словами: "Гоголь сказал: это несомненное дарование". Поселившись в семье Григорьевых, Ф. нашел в сыне, будущем критике, Аполлоне Григорьеве, ревностного поклонника и собирателя своих стихотворений. Дружескому сближению молодых людей немало способствовала общая обоим страсть к искусству во всех его проявлениях. На товарищескую беседу к Фету и Аполлону Григорьеву собирались лучшие представители тогдашнего студенчества: С. M Соловьев, Я. Н. Полонский, К. Д. Кавелин, кн. В. А. Черкасский и др. Ободренный похвалами товарищей, молодой поэт решил издать сборник своих стихотворений. Эта мысль была исполнена в 1840 г., когда появилась книжка "Лирический пантеон", вызвавшая сочувственный отзыв "Отечественных Записок". Изучая в университете произведения мировых поэтов, Ф. особенно увлекался Гете, причем на третьем курсе перевел первую песнь "Германа и Доротеи", и Гейне, от которого усвоил его своеобразные художественные приемы — говорить не о влиянии одного предмета на другой, а только об этих предметах, заставляя самого читателя чувствовать их соотношения в общей картине. "Мои стихотворения, — рассказывает поэт в книге "Ранние годы моей жизни" — стали ходить по рукам. Не могу в настоящую минуту припомнить, каким образом я в первый раз вошел в гостиную профессора истории словесности Шевырева. Он отнесся с великим участием к моим стихотворным трудам и снисходительно проводил за чаем по часу и по два в литературных со мною беседах. Эти беседы меня занимали, оживляли и вдохновляли. Я чувствовал, что добрый Степан Петрович относился к моей сыновней привязанности с истинно отеческим расположением. Он старался дать ход моим стихотворениям и с этою целью, как соиздатель "Москвитянина", рекомендовал Погодину написанный мною ряд стихотворений под названием "Снега". Все размещения стихотворений по отделам с отличительными прозваниями производились трудами Григорьева". Ряд стихотворений, под заглавием "Снега", напечатан в первой книжке Погодинского журнала за 1842 г., в третьей книжке появились "Гадания", а в 5-ой "Отеч. Записок" за тот же год помещены 11 стихотворений, под общим заглавием: "Вечера и Ночи"; в том же журнале, в 12-й книжке, напечатан перевод "Посейдона" Гейне, под которым впервые выставлена полная фамилия автора. Затем, стихотворения Фета в двух названных журналах появлялись почти ежемесячно до конца сороковых годов. В университете стихотворство Фета замечал не один Шевырев: на одной из лекций профессор pимской словесности Д. Л. Крюков прочел, в присутствии тогдашнего попечителя Московского учебного округа, графа С. Г. Строганова, фетовский перевод четырнадцатой оды Горация "К республике". Сочувственно относился к литературной деятельности Фета и М. П. Погодин, подаривший ему билет на получение журнала "Москвитянин" с оригинальною надписью на обороте: "Талантливому сотруднику от журналиста; а студент берегись! пощады не будет, разве взыскание сугубое по мере талантов полученных". В 1844 г. Ф. окончил университетский курс действительным студентом, пробыв в нем шесть лет (по два года на втором и третьем курсах). Литературные успехи, по-видимому, мешали научным занятиям; кроме того, "вследствие положительной своей беспамятности", Ф. "чувствовал природное отвращение к предметам, не имеющим логической связи"; к числу таких предметов он относил, напр., историю, говоря, что "эпохи, события и действующие лица представляли для него мешок живых раков, которые и по тщательному подбору и ранжиру их немедля приходили в прежнее хаотическое состояние". По давнему своему стремлению к военной службе, Ф. 21 апреля 1845 г. поступил унтер-офицером в кирасирский Военного ордена полк (штаб его находился в Новогеоргиевске, Херсонской губ., Александрийского уезда, при реке Тясмине, притоке Днепра), в котором 14 августа 1846 г. произведен в корнеты, а 6 декабря 1851 — в штабс-ротмистры. Прикомандированный затем (в 1853 г.) л.-гв. к уланскому Его Величества полку, Ф. переведен в этот полк чином поручика. Во время Крымской войны он находился в составе войск, охранявших эстляндское побережье, а с 23 июня 1856 по 27 января 1858 г, находился в отпуску, после чего вышел в отставку штабс-ротмистром гвардии. В заключительных строках книги "Ранние годы моей жизни" Ф. говорит: "Никакая школа жизни не может сравниться с военною службою, требующею одновременно строжайшей дисциплины, величайшей гибкости и твердости хорошего стального клинка в сношениях с равными и привычки к мгновенному достижению цели кратчайшим путем. Когда я сличаю свою нравственную распущенность и лень на школьной и университетской скамьях с принужденным самонаблюдением и выдержкой во время трудной адъютантской службы, то должен сказать, что кирасирский Военного ордена полк был для меня возбудительною школою". Действительно, время военной службы Фета было яркою эпохою жизни, расцветом его поэтической деятельности, апогеем его популярности. Даровитый поэт познакомился (после перехода в гвардию) с кружком "Современника" — Некрасовым, Панаевым, Дружининым, Анненковым, Гончаровым и др., возобновил знакомство с И. С. Тургеневым и В. П. Боткиным; у Тургенева встретился и познакомился с графом Л. Н. Толстым. только что начавшим тогда свою литературную деятельность. Кружок этот высоко ценил Фета, его непосредственное лирическое дарование, его эстетический вкус, и задумал издать новое собрание его стихотворений, так как появившееся в 1850 г. было неполно и частью заключало вещи слабые, неотделанные. Под председательством Тургенева кружок решил общими силами сделать тщательный выбор, произвести с согласия автора исправление отдельных стихов и выражений и красиво отпечатать. Сообщая Фету о желании кружка приступить к этому изданию, Тургенев, между прочим, писал ему: " что вы мне пишете о Гейне? Вы выше Гейне, потому что шире и свободнее его". Конечно, этот дружеский отзыв страдает преувеличением, но в нем есть и доля правды: не говоря о размерах, талант Фета несомненно был свободнее гейневского, свежее, радостное чувство красоты сказывалось в нем полнее и независимее. Что касается фетовской "широты", то в ее оценке Тургенев был очень субъективен и значительно погрешил против истины. Гораздо беспристрастнее отнесся к Фету тонкий ценитель изящного В. П. Боткин. По выходе в свет редактированных кружком "Стихотворений А. А. Фета" (СПб., 1856), он поместил в "Современнике" (1857, т. 61) обширную рецензию, представляющую лучший и наиболее полный эстетический комментарий к произведениям даровитого лирика. Считая единственною задачею искусства красоту, Ф. замкнулся в довольно узкую сферу личных ощущений, которые так хорошо передаются музыкою и так трудно выражаются словом; в этой сфере он являлся неподражаемым и единственным мастером в русской литературе. Ничто из современного не находило в нем отзыва, он не умел всесторонне рисовать жизнь во всем ее объеме. Поэзия его носит характер интимный, младенчески-простодушный. Излюбленными мотивами Фета, в разработке которых он достиг совершенства, были любовь и природа. Он обладал удивительною чуткостью к едва уловимым красотам природы; в явлениях совершенно обыденных, будничных он умел открывать неподозреваемую красоту. Его зимние, весонние, летние и осенние картинки нашей северной природы принадлежат к лучшему, что создано в этом роде русскими поэтами. По верному замечанию Боткина, Ф. уловлял не пластическую реальность предмета, а идеальное, мелодическое отражение его в нашем чувстве, — то светлое, воздушное отражение, в котором чудным образом сливаются форма, сущность, колорит и аромат его. Большая часть поэтических мелодий Фета внушена ему вечером или ночью; так же превосходно удавались поэту изображения томительно-сладких весенних ощущений. В изображении любви Ф. был так же своеобразен, как и в изображении природы. Он схватывал, главным образом, сладко-томящие и ласкающие душу настроения с чувственным оттенком, — настроения, напоминающие древних поэтов: то же пристрастие к красоте форм, внешнему изяществу и грации, то же отсутствие в этой сладострастной атмосфере нравственного начала, могущего смутить инстинктивое стремление к наслаждениям и младенческую наивность воззрений. Поэтому антологические стихотворения Фета смело могут соперничать с античными по характеру и совершенству исполнения. Общее заключение Боткина о поэзии Фета таково, что для правильного понимания она требует "глубокого чувства природы, требует фантазии, легко отделяющейся от практической действительности". "В минуты романтического расположения духа, когда ничто житейское не тревожит вас, — говорит критик, — когда глаза ваши с каким-то задушевным стремлением вглядываются в голубой блеск неба, в немые зеленые переливы луга и леса, в прозрачные задумчивые тоны вечера, и груди становится тесно от бесчисленных, неопределенных стремлений, поднимающихся со дна души вашей, — в такие минуты раскройте книжку г. Фета и вы поймете ее поэзию". — Непрерывно печатая в 50-х годах свои оригинальные стихотворения в "Современнике" и "Отеч. Записках", Ф. в этих же журналах, а также в "Библиотеке для чтения" и "Русском слове" поместил несколько довольно значительных переводных трудов, каковы: перевод гетевской поэмы "Герман и Доротея" ("Современник", 1856, № 7), полный стихотворный перевод "Од Квинта Горация Флакка", в четырех книгах ("Отеч. Зап.", 1856 г., №№ 1, 3, 5 и 7), которые затем, в том же году, появились отдельным изданием; стихотворные переводы трагедий Шекспира "Юлий Цезарь" ("Библ. для чт.", 1859, № 3) и "Антоний и Клеопатра" ("Рус. Слово", 1859, № 2). К пятидесятым годам относятся и два беллетристических опыта Фета — рассказ "Каленик" ("Отеч. Зап.", 1854, № 3) и повесть "Дядюшка и двоюродный братец" (ibid., 1855, №. 9); ни рассказ, ни повесть ничего не прибавили к известности даровитого поэта: лирик по призванию, он, "положа руку на сердце", сам сознавался, что в нем нет "ни драматической, ни эпической жилки".

Взяв перед выходом в отставку из военной службы отпуск на 11 месяцев, Ф. совершил поездку за границу, побывав в Карлсбаде, Париже и некоторых итальянских городах. Путевые впечатления поэт рассказал в трех письмах "Из-за границы", напечатанных в "Современнике" (1856, № 11 и 1857, №№ 2 и 7). В Париже, 16 августа 1857 г., Ф. женился на М. П. Боткиной, сестре своего давнишнего друга и почитателя. После трех лет, проведенных зимою в Москве, а летом — в Новоселках, Ф. решился серьезно заняться сельским хозяйством и с этою целью купил (в 1860 г.) в Мценском уезде хутор с 200 десятин земли ("Степановка"). Здесь он прожил 17 лет, лишь зимою ненадолго наезжая в Москву, и создал прекрасное имение: отделал купленный неоконченным дом и расширил его пристройками, развел цветники, насадил аллеи, выкопал пруды и колодцы, усердно вел хлебопашество. В течение 10½ лет (1867—1877) поэт служил мировым судьею. "О моих первых попытках на поприще вольнонаемного труда", — рассказывает Ф. в своих воспоминаниях, — "я писал своевременно в "Русском Вестнике", под заглавием "Из деревни", и возбудил этими фотографическими снимками с действительности злобные на меня нападки тогдашних журналов, старавшихся обличать все, начиная с неисправных дождевых труб на столичных тротуарах, но считавших и считающих поныне всякую сельскую неурядицу прекрасною и неприкосновенною". На самом деле, очерки "Из деревни" послужили только поводом к злобным нападкам журналов, заметивших, что Ф. принадлежит к числу противников общественного движения и отказывается своею поэзиею служить прогрессивным стремлениям времени. "Искра" и другие юмористические листки 60-х годов стали вышучивать публицистические писания поэта и пародировать его произведения; критика стала смеяться над безыдейностью и бедностью мотивов его стихотворений — и по-своему была права: в Фете действительно не было никакой отзывчивости на современность, а к общественным вопросам он относился почти всегда с личной точки зрения и в произведениях художества видел, по выражению Тургенева, "только бессознательный лепет спящего". Ф. был глубоко оскорблен отношением к нему критики. Выпустив в свет в 1863 г. в 2 частях свои "Стихотворения" (изд. К. Т. Солдатенкова), расходившиеся довольно медленно, он почти совсем перестал писать стихи и вернулся к поэтической деятельности только на закате дней своих. Возвращение Фета к литературе совершилось в его новом имении, Воробьевке, Щигровского уезда, Курской губ., в десяти верстах от Коренной пустыни, купленном в 1877 г. Новое хозяйство на 850 десятинах велось управляющим, а сам владелец, кроме писания стихотворений, внушенных минутами вдохновения и выходивших отдельными выпусками, под заглавием "Вечерние огни" (1883, 1885, 1888 и 1891), усердно принялся за переводы. Так, он перевел: обе части "Фауста" (1882—1883), хотя и не особенно удачно; два сочинения Шопенгауера — "Мир, как воля и представление" (1880, 2-е изд. в 1888 г.) и "О четверояком корне закона достаточного основания" (1886) и целый ряд латинских поэтов, с объяснениями и примечаниями, не всегда, однако, верными и точными, на что неоднократно указывала ученая критика. Серию переводов с латинского Ф. начал Горацием, все произведения которого в фетовском переводе вышли в 1883 г. Затем последовательно были переведены: сатиры Ювенала (1885), стихотворения Катулла (1886), элегии Тибулла (1886), XV книг "Превращений" Овидия (1887), вся "Энеида" Вергилия (1888), элегии Проперция (1888), сатиры Персия (1889) и эпиграммы Марциала (1891). Исполнив этот громадный труд, Ф. оказал русской литературе неоценимую услугу: до него удовлетворительных стихотворных и тем более полных переводов этих авторов у нас не было. В 1884 г. фетовский перевод всего Горация был удостоен Императорскою Академиею наук полной Пушкинской премии. Ученый рецензент, проф. И. В. Помяловский, отметил у переводчика такое же разнообразие метров и такое же оригинальное сочетание стоп, как и в подлиннике; в числе достоинств перевода, кроме того, названы: редкая полнота и благозвучность рифм, а также гладкость, естественность и удобопонятность речи. Стихи неуклюжие, темные и неверные во всех переводах Фета встречались потому, что он неизменно следовал правилу сохранять в своих работах число строк оригинала. В последние годы жизни, после 50-летнего юбилея своей литературной деятельности, торжественно отпразднованного в Москве и ознаменованного пожалованием юбиляру звания камергера, Ф. задумал написать свои воспоминания, которые составили две большие книги: "Мои воспоминания", в 2-х томах (1890) и "Ранние годы моей жизни" (посмертное издание в 1893 г.). Вторая книга имеет почти исключительно автобиографическое значение; первая особенно интересна по множеству помещенных в ней писем И. С. Тургенева, гр. Л. Н. Толстого и В. П. Боткина. В своих воспоминаниях Ф. не говорит о сближении и переписке с Великим Князем Константином Константиновичем. Ревностный почитатель таланта Фета, Великий Князь принимал участие в издании его "Лирических стихотворений", появившихся в 2-х частях, в 1894 г. Сотрудником Августейшего поэта был близко знавший даровитого лирика Н. Н. Страхов, написавший к первому тому предисловие, в котором, между прочим, сделал следующую характеристику Фета, как человека: "Душевные качества Аф. Аф. представляли очень заметное и прекрасное своеобразие. Он обладал энергиею и решительностью, ставил себе ясные цели и неуклонно к ним стремился. Ему всегда нужна была деятельность; он не любил бесцельных прогулок, не любил оставаться один; когда же имел собеседников, был неистощим в речах, исполненных блеска и парадоксов. Переписка с друзьями и знакомыми составляла для него наслаждение. Близко знавшие его, конечно, согласятся с В. П. Боткиным, который приписывает ему "чистое, доброе, наивное сердце".

Предисловие Н. Н. Страхова к изданию "Лирических стихотворений А. Фета" в 1894 г. — Н. Я. Гербель: "Русские поэты в биографиях и образцах", изд. 3-е, 1808, стр. 424—430 (многие даты должны быть здесь исправлены по "Моим воспоминаниям" и "Ранним годам моей жизни"). — "Русская мысль", 1894 г., № 2 ("А. А. Фет, как поэт, переводчик и мыслитель"). — Отзывы: "Отеч. Записки", 1840 г., № 12; — "Современник", 1850, т. 20, 1857, т. 61 и 1859, № 5; — "Дело", 1883 г., № 7. — "Отеч. Зап.", 1883 г., № 9 и "Русь", 1883 г., № 24. — О переводах классических поэтов: "Журн. Мин. Нар. Пр.", 1886 г. (статья гр. Олсуфьева о переводе Ювенала); "Правит. Вестн.", 1884 г., №№ 233, 385; "Историч. Вестн.", 1886 г., № 3. — Юбилейные статьи в разных изданиях (в конце января 1889 г.) и некрологи (между прочим, в фельетоне № 256 "Правит. Вестника", 1892 г.).

С. Трубачев.

{Половцов}

Фет, Афанасий Афанасьевич

(Шеншин) [1820—1892] — известный русский поэт. Сын состоятельного родовитого помещика. Детство провел в поместьи Орловской губ. В Московском ун-те сблизился с кругом журнала "Москвитянин", где печатались его стихи. В печати выступил со сборником "Лирический пантеон" [1840]. Как "незаконнорожденный" Ф. был лишен дворянства, права наследования и отцовского имени; с молодых лет до старости упорно добивался восстановления утраченных прав и благосостояния разными способами. С 1845 по 1858 служил в армии. В 50-х гг. сблизился с кругом журнала "Современник" (с Тургеневым, Боткиным, Л. Толстым и др.). В 1850 вышли "Стихотворения" под. ред. Григорьева, в 1856 под ред. Тургенева). С 1860 Фет отдался усадебному "домостроительству". Враждебно настроенный к реформам 1861 и к революционно-демократическому движению, Фет разошелся даже со своими либеральными друзьями и в 60—70-х гг. умолк как поэт. В эти годы он выступал лишь как реакционный публицист, в "Русском вестнике" Каткова (в письмах "Из деревни") порицал новые порядки и нападал на "нигилистов". В эпоху реакции 80-х гг. Ф. возвратился к художественному творчеству (сб. "Вечерние огни", 1883, 1885, 1888, 1891, переводы).

В 40—50-х гг. Ф. был крупнейшим представителем плеяды поэтов (Майков, Щербина и др.), которые выступали под лозунгом "чистого искусства". Как поэта "вечных ценностей", "абсолютной красоты" Ф. пропагандировала эстетическая и отчасти славянофильская критика 50-х гг. (Дружинин, Боткин, Григорьев и др.).

Для революционно-демократической и радикальной критики 60-х гг. стихи Ф. были образцом поэтического пустословия, безыдейного щебетанья о любви и природе (Добролюбов, Писарев). Эта критика разоблачала Фета как певца крепостничества, который при крепостном праве "видел только одни праздничные картины" (Минаев в "Русском слове", Щедрин в "Современнике"). Тургенев же противопоставлял Ф., великому поэту, помещика и публициста Шеншина, "закоренелого и остервенелого крепостника, консерватора и поручика старого закала".

В 40—50-х гг. Ф. (подобно Майкову, Щербине и др.) выступил продолжателем того нового классицизма, который складывался в поэзии Батюшкова, Дельвига и некоторых других поэтов пушкинского круга. Наиболее показательны для Ф. в этот период — антологические стихи. В духе этого нового классицизма поэзия молодого Ф. стремится запечатлеть отблески абсолютной красоты, вечных ценностей, противостоящих в своем покоящемся совершенстве "низкому", полному суетного движения бытию. Для поэзии молодого Ф. характерны: "языческий" культ прекрасной "плоти", предметность, созерцание идеализированных, покоящихся чувственных форм, конкретность, наглядность, детализованность образов, их ясность, четкость, пластичность; основная тема любви получает чувственный характер. Поэзия Ф. покоится на эстетике прекрасного, — на принципах гармонии, меры, равновесия. Она воспроизводит душевные состояния, лишенные всякой конфликтности, борьбы, резких эффектов; рассудок не борется с чувством, "наивное" наслаждение жизнью не омрачается моральными побуждениями. Радостное жизнеутверждение принимает вид умеренного горацианского эпикуреизма. Задача поэзии Ф. — раскрытие красоты в природе и человеке; ей не свойственен юмор или возвышенное, патетическое, она витает в сфере изящного, грациозного. Замкнутость формы часто получает у Ф. выражение в кольцевой композиции стихотворения, архитектоничность, завершенность — в подчеркнутой строфичности (при крайнем разнообразии строф), особая легкость и в то же время стройность — в урегулированном чередовании длинных и коротких строк. В красоте для Ф. осуществляется связь идеального и данного, "духовного" и "плотского"; гармоническое сочетание двух миров получает выражение в эстетическом пантеизме Ф. Постоянно у Ф. стремление раскрыть "абсолютное" в индивидуальном, приобщить "прекрасное мгновение" к вечности. Просветленное и умиротворенное лирическое созерцание — основная настроенность поэзии Ф. Обычные для молодого Ф. объекты созерцания — пейзаж, античный или среднерусский, подчас с мифологическими фигурами, группы из античного и мифологического мира, произведения скульптуры и т. д. Огромную роль в поэзии Ф. играет звукосозерцание, культ эвфонии, эвритмии. По богатству ритмики, разнообразию метрического и строфического построения Ф. занимает одно из первых мест в русской поэзии.

Творчество Ф. знаменует не только завершение, но и разложение дворянско-усадебной поэзии нового классицизма. Уже в стихах молодого Ф. нарастают иные тенденции. От четкой пластичности Ф. переходит к нежной акварельности, все более эфемерной становится "плоть" воспеваемого Ф. мира; его поэзия направлена теперь не столько на объективно данный внешний предмет, сколько на мелькающие, смутные ощущения и возбуждаемые ими неуловимые, тающие эмоции; она становится поэзией интимных душевных состояний, зародышей и отблесков чувств; она "Хватает на лету и закрепляет вдруг/ И темный бред души, и трав неясный запах", становится поэзией бессознательного, воспроизводит сны, грезы, фантазии; настойчиво звучит в ней мотив невыразимости переживания. Поэзия закрепляет мгновенный порыв живого чувства; однородность переживания нарушается, появляются сочетания противоположностей, хотя и гармонически примиренных ("страдание блаженства", "радость страдания" и т. п.). Стихи приобретают характер импровизации. Синтаксис, отражая становление переживания, часто противоречит грамматическим и логическим нормам, стих получает особую суггестивность, напевность, музыкальность "дрожащих напевов". Он все менее насыщен материальными образами, которые становятся лишь точками опоры при раскрытии эмоций. При этом раскрываются психические состояния, а не процессы; впервые в русскую поэзию Ф. вводит безглагольные стихи ("Шопот", "Буря" и др.). Характерные для этой линии поэзии Ф. мотивы — впечатления от природы во всей полноте ощущений (зрительных, слуховых, обонятельных и др.), любовное томление, зарождающаяся, еще невысказанная любовь. Эта струя поэзии Ф., продолжая линию Жуковского и отдаляя его от Майкова, Щербины, делает его предшественником импрессионизма в русской поэзии (оказав особенно сильное влияние на Бальмонта). В известной мере Ф. оказывается созвучным Тургеневу.

К концу жизни Ф. его лирика все более становилась философской, все более проникалась метафизическим идеализмом. Постоянно звучит теперь у Ф. мотив единства человеческого и мирового духа, слияния "я" с миром, присутствия "всего" в "одном", всеобщего в индивидуальном. Любовь превратилась в жреческое служение вечной женственности, абсолютной красоте, объединяющей и примиряющей два мира. Природа выступает как космический пейзаж. Реальная действительность, изменчивый мир движения и деятельности, общественно-исторической жизни с ее враждебными поэту процессами, "базар крикливый", предстают как "сон мимолетный", как призрак, как шопенгауэровский "мир-представление". Но это не греза индивидуального сознания, не субъективная фантасмагория, это "всемирный сон", "один и тот же сон жизни, в который мы все погружены" (эпиграф Ф. из Шопенгауэра). Высшая реальность и ценность переносятся в покоящийся мир извечных идей, неизменных метафизических сущностей. Одной из основных у Ф. становится тема прорыва в иной мир, полета, образ крыльев. Мгновение, запечатлеваемое теперь, — момент интуитивного постижения поэтом-пророком мира сущностей. В поэзии Фета появляется оттенок пессимизма в отношении к земной жизни; его приятие мира теперь это не непосредственное наслаждение праздничным ликованием "земной", "плотской" жизни вечно-юного мира, а философское примирение с концом, со смертью как с возвращением к вечности. По мере того, как почва ускользала из-под усадебно-патриархального мира, из поэзии Ф. ускользало материальное, конкретное, реальное, и центр тяжести переносился на "идеальное", "духовное". От эстетики прекрасного Фет приходит к эстетике возвышенного, от эпикуреизма к платонизму, от "наивного реализма" через сенсуализм и психологизм — к спиритуализму. В этой последней фазе своего творчества Ф. подошел к порогу символизма, оказал большое влияние на поэзию В. Соловьева, а затем — Блока, стилистически — на Сологуба.

Творчество Фета связано с усадебно-дворянским миром, ему присуща узость кругозора, равнодушие к общественному злу его времени, но в нем нет прямых реакционных тенденций, свойственных Ф.-публицисту (если не считать нескольких стихотворений на случай). Жизнеутверждающая лирика Фета пленяет своей искренностью, свежестью, решительно отличаясь от искусственной, упадочной лирики импрессионистов и символистов. Лучшее в наследстве Ф. — это лирика любви и природы, тонких и благородных человеческих чувствований, воплощенных в исключительно богатой и музыкальной поэтической форме.

Библиография: I. Издания стихов: Лирический пантеон [Автор обозначен: А. Ф.], М., 1840; Стихотворения, М., 1850; Стихотворения, СПб, 1856; Стихотворения, ч. I и 2, М., 1863; Вечерние огни, вып. 1—4, М., 1883, 1885, 1888, 1891; Лирические стихотворения, ч. 1 и 2, СПб, 1894; Полное собрание стихотворений, под ред. Б. В. Никольского, изд. А. Ф. Маркса, 3 тт., СПб, 1901 (то же, 2 изд., СПб, 1910); Полное собрание стихотворений, со вступит. статьями H. H. Страхова и Б. В. Никольского. Прилож. к журн. "Нива" на 1912, 2 тт., СПб, 1912; Стихотворения, вступ. статья, ред. и примеч. Б. Бухштаба (в серии: Библиотека поэта. Малая серия, № 38), изд. "Советский писатель", Л., 1936; Полное собрание стихотв., вступит. ст., ред. и примеч. Б. Бухштаба (в серии: Б-ка поэта), изд. "Советский писатель", Л., 1937; Мемуары: Мои воспоминания, 2 чч., М., 1890; Ранние годы моей жизни, М., 1893.

II. Грот Я., Стихотворения А. Фета, "Отечественные записки", т. LXVIII, 1850, № 2; [Некрасов II.], Русские второстепенные поэты. III. А. Фет, "Современник", т. XX, 1850, № 3; Боткин В., Стихотворения А. А. Фета, СПб, 1856, "Современник", 1857, № 1; то же, в кн.: Боткин В., Сочинения, т. II, СПб, 1891; Григорьев А., Сочинения, т. I, СПб, 1876 [по указателю]; Щедрин II., Полн. собр. соч., т. V, М., 1937, "Стихотворения А. Фета", стр. 330—334 [первоначально: "Современник", 1863, № 9]; Дружинин А., Сочинения, т. VII, СПб, 1865; Н. В. Л-й [Лазурский], А. А. Фет (Шеншин) как поэт, переводчик и мыслитель, "Русская мысль", 1894, № 2; Саводник В. Ф., Фет (в кн.: "История русской литературы XIX в.", под ред. Д. Н. Овсянико-Куликовского, изд. "Мир", т. III, М., 1909); Брюсов В., Далекие и близкие, М., 1912; Федина В. С., A. A. Фет (Шеншин). Материалы к характеристике, П., 1915; Эйхенбаум Б., Мелодика русского лирического стиха, П., 1922; Зайцев В., Избранные сочинения, т. І, М., 1934 (предварительно: "Русское слово", 1863, № 8); Федоров Л. А., К истории творчества Фета, "Сборник статей к сорокалетию ученой деятельности акад. А. С. Орлова", Л., 1934; Бухштаб Б., Судьба литературного наследства А. А. Фета, "Литературное наследство", кн. 22—24, М., 1935; Бухштаб Б., Эстетические взгляды Фета, "Литературная учеба", 1936, № 12; Жирмунский В., Гете в русской литературе, ГИХЛ, Л., 1937 [стр. 440—448, Фет — переводчик Гете; стр. 549—552 — о переводе "Фауста" Фетом]. III. Языков Д. Д., Обзор жизни и трудов русских писателей и писательниц. Двенадцатый выпуск, СПб, 1912; Федина В. С., А. А. Фет (Шеншин). Материалы к характеристике, П., 1915 (с библиографией).

Б. Михайловский.

{Лит. энц.}