Сравнение в литературе

— В статье Поэзия указано значение С. в обиходе поэтического мышления. Объясняя неизвестное, вновь познаваемое явление посредством известного, первобытная мысль переносит на познаваемое не только избранные, но все признаки объясняющего. В параллелизме оба явления стоят рядом, как бы отожествляемые; в отрицательном С. есть уже указание на их раздельность и, стало быть, на выделение общего признака. "Не трава клонится к земле — убивается мать по умершем сыне": здесь уже совершенно нет речи о смешении объясняемого (тоска матери) и объясняющего (трава, склонившаяся к земле); мысль выделила основу С., т. е. признак общий обоим сравниваемым явлениям (tertium comparationis), но признак этот еще тонет в общей массе нехарактерных свойств. Наконец, сравнение окончательно отрешается от следов былой подстановки, заменившей объяснение. "В мифологическом представлении заключается объяснение впечатления посредством фантазии. "Гремит гром: Бог в облаках потрясает своей величавой главой. Восходит солнце: божественная дева с розовыми перстами открывает врата, за которыми оно скрывалось" и т. д. В поэтическом сравнении поэт стремится лишь дать возможно большую рельефность особенностям известного явления" (Боринский). Этот переход от полумифологического параллелизма к чисто поэтическому С. — наиболее яркое, быть может, выражение первых стадий развития поэтической мысли и речи. В современном поэтическом обиходе С. как основа всякой образности, играет все ту же всеобъемлющую роль, но как особая форма поэтического выражения оно становится слишком тяжеловесным. Характерным признаком этого ускорения темпа поэтической мысли служит полное исчезновение былой расплывчатости в С., когда поэт без всякой нужды, без всякой возможности усилить этим выразительность, долго останавливался на образе, привлекаемом для С., расписывая его в подробностях, совсем ненужных для его основной цели. Менелай ранен, и кровь льется у него из бедра, "как пурпур на слоновой кости", прибавляет поэт; яркость изображения достигнута вполне — но Гомер не останавливается на этом, и перед нами проходит целая жанровая картина. Мы видим перед собой женщин "из Меонии или Карии", занятых окраской кости; мы видим кладовые, где хранится эта кость, хотя многие витязи хотели бы носить ее — хранится для украшения коня, для величия царя, во славу возничего и т. д. За этими подробностями мы забываем о ране Менелая, к которой мысль возвращается с некоторым усилием. Были попытки видеть в этих "эпических", распространенных С. особый сознательный поэтический прием, способ отвлечь на мгновение читателя, дать ему отдых; правильнее, кажется, считать такие распространенные С. естественным следствием некоторой медлительности первобытной поэтической мысли, охотно останавливающейся на деталях нехарактерных и с нашей точки зрения ненужных. К тому же, распространенные С., столь частые в греческой эпопее, совсем не обязательны в древнейшей поэзии; так, например, французский народный эпос ограничивается простым названием предмета, привлекаемого к С.: герой бросается в битву, как вепрь; отважный смотрит, как лев; конь издали узнает господина, как жена — мужа. Воспроизводить распространенные С., считая их особенностью эпоса — как делали Ариосто, Вергилий, — нет основания. У нас их любил Гоголь, охотно усваивавший себе формы классического эпоса. Понемногу С. изменяется в новейшей поэтической речи; оно не столько вымирает, сколько перерождается в различные формы-тропы — отличающиеся от С. с точки зрения литературной, но в психологической своей основе исходящие из того же С. Все реже встречается громоздкое С. с частицей как; место его занимают краткие метафорические выражения и эпитеты, в одном слове сгущающие все содержание С. Такова история С. Теория его в школьной поэтике исчерпывается различными более или менее излишними попытками систематизировать С. — то по тем областям, из которых выбираются предметы для С. (природа, мир животных, культурная жизнь), то по поэтическим родам (С. эпические и лирические); даются указания на разные комбинации С., на применение их в различных литературах и т. п. Из практических указаний должно быть отмечено одно, вытекающее из самой сущности С.: так как С. есть способ объяснить (себе и другим) вновь познаваемое явление, то явление объясняющее, привлекаемое С., должно быть более известно и понятно, чем объясняемое.

А. Горнфельд.