Польская литература

В противоположность другим славянским народам доисторический период польской литературы, когда она была достоянием устного творчества самого народа, совершенно незначителен. В польской словесности нет тех грандиозных произведений, тех огромных эпических циклов, которыми богата русская и сербская народная словесность. Нет в ней ни былин, ни того, что принято называть юнацкими песнями. Правда, у некоторых летописцев XII и XIII вв. встречаются упоминания о народных исторических песнях, относившихся к современным событиям; есть даже следы, что в XV в. существовала эпопея о борьбе епископа Збыгнева Одесницкого с Космидром Грущинским, врагом церкви и крестьян, или обширная песня о Грюнвальдской победе; но эти произведения относятся к книжной литературе, а не к народной словесности. Возможно, впрочем, что забытые самим народом и сохранившиеся только у некоторых летописцев баснословные предания о Краке, Ванде, Попеле, Пясте, Пржемыслах, Лешках являются обломками существовавшего некогда эпического цикла; но прочных оснований для такого предположения нет. В основу народной польской словесности легли те же самые начала, которые мы находим и в других родственных словесностях. Произведения ее делятся на те же главные группы: лирическую и эпическую. В первой группе, как и везде, самыми замечательными, сохранившими древнейшие следы старины, являются песни обрядовые и в особенности свадебные. Другие лирические произведения отличаются большим разнообразием настроения: есть между ними проникнутые глубокой печалью; ими особенно вдохновлялись представители романтизма, заимствовавшие отсюда много сюжетов; их напевы были источником вдохновения Шопена. Но есть тоже целая масса жизнерадостных, проникнутых страстью краковяков, обереков или обертасов, мазурок и т. д., которые также сильно отразились и в литературе, и в музыке. Композитор Венявский является лучшим выразителем этого направления: его краковяки и мазурки типично народны. Область польской эпической поэзии распадается на сказки, басни, исторические предания, религиозные легенды и т. д. Сказки, вообще говоря, носят тот же самый характер, который находим и в русских сказках: и здесь можно найти темы мифологические, исторические, бытовые, заимствованные сюжеты из Запада и из дальнего Востока. Между баснями есть длинный ряд произведений, относящихся к животному эпосу; нет недостатка и в нравоучительных апологах. Исторических преданий сравнительно мало. Религиозные рассказы отличаются наивной верой в чудеса, но почти чужды того, что можно бы назвать апокрифическим элементом, и вообще чужды сектантских стремлений; здесь нет наклонности к мистицизму. Нет ничего, что бы напоминало восточно-славянские духовные стихи вроде "Хождения Богородицы по мукам", "Голубиной книги" и др. В польских легендах чудо является как будто естественным, хотя и выходящими из рамок обыденной жизни явлением. Святая королева Кинга с Божьей помощью переносит целые горы, полные соли из Венгрии в Величку; срастается раздробленное на мелкие куски тело убитого королем Болеславом Смелым св. Станислава, краковского епископа; благочестивая королева Ядвига, хотя и не святая, оставляет след ноги на камне и т. д. Даже к язычнику Пясту приходят два ангела, в которых можно усмотреть св. Кирилла и Мефодия. Иисус Христос ходит по земле с апостолами, из которых св. Петр часто обнаруживает человеческие слабости; Богородица прядет паутину, назыв. "babie lato". Сатана представляется всегда или порабощенной темной силой, или существом довольно глупым, обманываемым людьми. Даже с нуждой довольно легко справляется разумный мужик, а с "моровым поветрием" отважный шляхтич, жертвуя собою для общего блага. Во всей этой области народных воззрений преобладает ясное, спокойное настроение, реализм, местами юмор. Особенно это заметно в группе очень оригинальных народных произведений — в так наз. календах (kolędy), колядках. Песни эти поются в польских костелах во время богослужения и дома, особенно по вечерам, от Рождества до конца масленицы. Во многих из них, описывающих Рождество Христово, встречается целый ряд жанровых сцен, подражательных звуков, древненародных обычаев, шуток. Есть в польской литературе и апокрифические рассказы, но они почти не отразились на народной словесности: такие произведения, как "Никодимово евангелие" или рассказ о сотворении мира и наказании человека, почти не читались простым народом и не переделывались на туземный лад. Драматического элемента в польской народной словесности не замечается почти вовсе; некоторые проявления его можно усмотреть только в песнях обрядовых, свадебных, купальных и т. д. Философия народа выражается главным образом в его пословицах и поговорках; самый полный сборник — Адальберга, "Księga przysłów polskich" (Варшава, 1894). Для изучения польской народной словесности материала собрано довольно много; кроме названного труда Адальберга, известны сборники Рысинского, Даровского и т. д. Самою полной и всесторонней картиной народного творчества служит монументальное издание Оскара Кольберга:"Lud, jego zwyczaje, sposób życia, mowa, podania, przysłowia, obrzędy, gusła, zabawy, pieśni, muzyka i tańce" (пока вышло 23 тома). Библиографию предмета см. в статье Аппеля и Крынского в "Prace Filologicznej" (1886), в сочинении д-ра Фр. Пастрнека "Bibliographische Uebersicht über die Slavische Philologie" (Берл., 1892), в "Лекциях по славянскому языкознанию" проф. Тим. Флоринского (т. II, СПб., Киев, 1897) и (всего полнее) в труде Адольфа Стржелецкого "Materjały do bibliografji ludoznawstwa polskiego" (в варшавском этнографическом журнале "Wisła", 1896 и 1897 гг.). Три журнала посвящены специально изучению народной словесности и вообще этнографических особенностей польского народа: издаваемый с 1877 г. Краковской акд. наук "Zbiór wiadomości do antropologji krajowej" (18 томов), переименованный с 1895 г. в "Materjały antropologiczne i etnograficzne", издаваемая в Варшаве "Wisła" (с 1887 г. вышло 11 томов) и "Lud", орган Львовского этнографического общества (с 1895 г.). В общем работы по истории народной П. словесности не вышли еще из подготовительного периода. Материалов накопляется так много, что скоро исследователю трудно будет с ними справиться, тем более, что множество вариантов печатается целиком, без всяких сопоставлений с опубликованными уже памятниками; только один Карлович пытался (в "Висле") систематизировать часть материала. Нет даже удовлетворительного популярного изложения судеб и содержания народной словесности. То, что писали об этом предмете Вишневский ("Hisiorja literatury polskiej"), Мацеевский ("Piśmiennictwo polskie") и Зданович-Совинский ("Rys dziejów literatury polskiej"), не удовлетворяет требованиям научной критики.

От глубокой старины не дошел до наших времен ни один памятник чисто народного творчества, и о состоянии словесности в дохристианский период времени мы можем иметь только самое смутное понятие. Весьма вероятно, что в этой сфере, как и в области языка, славянские народы в древности стояли гораздо ближе друг к другу, чем теперь. Только позднее влияние католичества, западной культуры, политических событий, социальных и экономических условий сильно отразилось на почве народной словесности, придавая ей все более и более специфический характер. Сначала чисто славянская, народная П. словесность стала со временем питаться чуждыми элементами. Книжная П. литература не заключала в себе первоначально ни польского духовного склада, ни даже польской внешности. Польские писатели излагали заимствованные мысли на иностранном языке. Все польское отвергалось с презрением как остаток язычества и варварства. С принятием христианства в X в. вместе с Дубравкой (Домбровкой), женой крестившегося Мешка I, прибыли в Польшу чешские священники и начали организовать польскую церковь. Есть некоторые основания думать, что вместе с латинским распространялось среди поляков и славянское богослужение; но если этот факт и существовал, он не имел никакого влияния на развитие П. литературы. Началось распространение латинской, западноевропейской культуры через посредство школ. Благодаря прекрасному труду А. Карбовяка "Dzieje wychowania i szkòł w Polsce w wiekach średnich" (т. Ι, СПб., 1898) мы имеем ясное понятие об устройстве школьного дела в средневековый период истории Польши. Уже при первых епископских кафедрах возникали школы, которые со временем стали открываться также при коллегиатах, т. е. более значительных общежитиях светского духовенства, а также при монастырях и приходских церквах. Капитульными или епископскими и коллегиатскими школами заведовали схоластики-каноники, под руководством которых работали учителя; руководителем школы монастырской или приходской был настоятель м-ря или церкви. Все эти школы были одного типа и преследовали одну задачу: изучение латинского языка. Народный язык не только не преподавался, но и допускался только до поры до времени, пока ученики не усваивали достаточного количества латинских слов. Учитель прежде всего учил читать по-латыни, причем первым учебником была псалтирь. Когда мальчик знал наизусть несколько псалмов и умел их петь, он из приходской школы переходил в школу капитульную или коллегиатскую. Программа последних заключала в себе сведения по так назыв. trivium и quadrivium (см. Квадривий); но, собственно говоря, в Польше процветало в средние века только trivium, a quadrivium было в пренебрежении. Самый важный предмет учения составляла грамматика, в состав которой входило чтение литературных памятников, а также метрика и объяснение авторов. Греческой грамматике вовсе не обучали. В состав риторики входил dictamen, т. е. искусство писать государственные грамоты и юридические акты; при этом сообщались некоторые сведения по государственному и каноническому праву. Занятия диалектикой усилились только со второй половины XI в., когда разгорелись споры между светской и духовной властью и появилась схоластическая философия. До XIII века в школах учились почти исключительно люди, уже с детства посвятившие себя духовной или монашеской жизни. Даже Пястовичи и П. знать занимались только "рыцарским ремеслом" и не имели влечения к книге; гораздо больше любознательности замечается среди средневековых женщин, между которыми чаще встречаются грамотные лица, чем между мужчинами. Из трех первых королей только Мешко II знал по-латыни и даже по-гречески. Из посвящавших себя книжному делу многие еще до XIII в. отправлялись для пополнения своего образования в Италию и Францию. В XIII и XIV ст. число школ в Польше умножилось; особенно в большом количестве стали открываться приготовительные приходские училища. Источники в период времени между 1215 и 1364 гг. упоминают о 120 школах различного типа; весьма вероятно, что о многих других не осталось никаких известий. Книжное просвещение стало сильно распространяться среди городского купеческого сословия, и так как в школе усиливался польский элемент, то она является уже орудием полонизации первоначально немецкого народонаселения городов. Запрещено было учить в школах тех немцев, которые не знают по-польски, хотя преподавание велось по-латыни и только в крайнем случае было принято прибегать к помощи польского языка. В это же время число поляков, получавших высшее образование за границей, так возросло, что они в Болонском университете составляли уже отдельную корпорацию ("нацию"); не было недостатка в польских студентах и в других университетах — в Падуе, Риме, Париже, Монпелье, Авиньоне, Праге. Путешествия на Запад не прекратились ни после 1364 г., когда Казимир Великий основал в окрестностях Кракова юридический факультет, ни после 1400 г., когда был открыт первый в Польше полный университет в Кракове. В средневековую науку поляки внесли не один вклад, в некоторых областях знания приобрели общеевропейскую известность; но работали они исключительно в общеевропейском направлении, совершенно обезличиваясь в национальном отношении. Только по внешним признакам можно иногда узнать в авторе поляка: когда он говорит о событиях, случившихся в Польше, когда упоминает о некоторых характеристических чертах польского народа, когда, наконец, одновременно пишет на родном польском языке.

П. письменность в первый период своего развития — до конца XV в. — разделяется на три главных отдела: научный, дидактический и поэтический. В области научной литературы на первом месте стоят летописи, которым предшествовали частные анналы (roczniki). Самыми важными польско-латинскими летописцами до конца XIV в. были: неизвестный по имени иностранец, называемый Мартином Галлом, в котором Макс Гумплович предполагает епископа Балдуина Галла из Крушвицы (1110—1113 г.; см. Gumplowicz, "Bischof Balduin Gallus von Kruszwica, Polens erster lateinischer Chronist", B., 1885, "Sitzungsber. d. k. Akad. d. Wiss.", т. 132); затем следуют Викентий Кадлубек, род. в 1160 г., Башко (или какое-то другое лицо), написавший великопольскую хронику между 1280 и 1297 гг., и Янко из Чарнкова, умерший в 1389 г. Все они в своих сочинениях сохранили много важных для истории литературы и культуры преданий; у них можно найти и некоторые современные им песни в латинской переделке. У Галла простой слог, много юмора; у Кадлубка слог искусственный, вычурный, латынь его отличается всеми характеристическими чертами средневекового вкуса; Янко из Чарнкова — человек желчный, не лишенный сатирических замашек. Громкую известность в Западной Европе приобрел Мартин Поляк, умер. в 1279 г., автор первой хроники о четырех монархиях: вавилонской, карфагенской, македонской и римской, к которой он присовокупил хронику римских пап. К XIII в. относится описание путешествия двух польских францисканцев, знаменитого Яна де Плано-Карпино и Бенедикта Поляка, к татарскому хану Гаюку. Вителлион в том же веке первый познакомил средневековую Европу с теорией оптики; он считается автором философского трактата "De inleligentia", где старается объяснить темные философские вопросы на основании фактов, добытых естествознанием (см. В. Рубчинский, "Traktat o porządku istnień i umysłow i jego domniemany autor Vitellion", в "Rozpr. Ak. Um.Wydz. historyczny", т. XXVII). Дидактическую группу памятников составляют проповеди, в последнее время прекрасно обработанные проф. Алекс. Брюкнером, в труде под загл. "Kazania średniowieczne" ("Rozprawy Akademji Umiejetności. Wydział filologiczny", т. XXIV и XXV, Краков, 1895 и 1897). Памятники этой группы главным образом относятся к XV в., т. е. ко времени, когда польское духовенство уже хорошо было знакомо с латинским языком и писало исключительно на этом языке, легче открывавшем путь к широкой известности. Позднейшие писатели, особенно протестанты, вывели отсюда заключение, что католические священники говорили проповедь своей пастве на латинском языке. Это неверно: древнейшие памятники польского церковного красноречия, а именно проповеди "свентокржижские" и "гнезненские", сохранились в польском оригинале. В других случаях по-польски записывались только вступительные молитвы, духовные песни, цитированные проповедником, наконец, отдельные предложения или слова (глоссы), чтобы облегчить священнику работу на кафедре, когда ему придется на народном языке излагать мысли, почерпнутые из латинского образца. Только духовные речи, с которыми священники обращались к учащейся молодежи или к высокообразованным персонам, польских глосс не имеют. По своей форме польско-латинские проповеди ничем особенным не отличаются от общеевропейского средневекового типа. По содержанию они могут быть разделены на три главные группы. К первой принадлежат те из них, которые, как, напр., проповеди Матвея из Грохова, изобилуют анекдотическим материалом, весьма ценным для истории литературы. Ко второй группе относятся поучения "de superstitionibus", в которых заключается богатый материал для изучения тогдашних суеверий. Наконец, третью группу составляют проповеди нравственно-поучительные, где можно найти немало важных указаний на нравственное состояние тогдашнего общества. Из этой группы памятников "свентокржижские" проповеди относятся, самое позднее, к половине XIV в. и представляют собою древнейший до сих пор известный более обширный памятник польского письма. Свентокржижские проповеди изданы Брюкнером в "Prace Filologiczne" (т. III, Варшава, 1891), гнезненские — графом Дзялынским под загл. "Zabytek dawnej mowy polskiej" (Познань, 1857). Третий отдел памятников средневековой литературы образуют поэтические произведения латинские и польские. В изучении этой области особенно важны труды А. Брюкнера: "Sredniowieczna poezja łacińska w Polsce" ("Rozpr. Ak. Um. Wydz. filologiczny", т. XVI, XXII и XXIII), "Wiersze polskie średniowieczne" ("Biblioteka Warszawska", 1893) и "Drobne zabytki języka polskiego" ("Rozpr. Ak. Um.", т. XXV). Поэтических сборников сохранилось мало, всего несколько десятков, между тем как богословских рукописей от средних веков осталось множество. В состав таких сборников входили почти исключительно сочинения средневековых авторов (басни, нравоучительные стихи, сатиры, порнографические стихотворения). Из классиков читались весьма немногие, чаще всего — Овидий; известны были также Вергилий, Лукан, Персий, Ювенал и, меньше всего, Гораций. Из стихотворений польских авторов, записанных в хрониках Галла, Викентия и Длугоша, особенный интерес представляют эпитафии, поэма о придворной жизни, сатира на купцов и другие сословия, стихи о поражении под Варной, любовные стихотворения, обширный стих о войне Збыгнева Олесницкого с Космидром Грущинским и, наконец, поэма Фровина или Видвина (Видрина) "Antigameratus". Поэма эта, написанная леонинами, имеет целью изложить предписания нравственности и вместе с тем учить различать по значению однозвучные латинские слова. Автор обращается по очереди к епископам, священникам, князьям, судьям, господам, слугам, супругам, говорит об одежде, прическе и т. п., дает советы как вести себя за столом, что делать земледельцам в разные времена года, как жить вообще и как поступать при различных обстоятельствах. Поэма, вероятно, написана в Краковской области, после 1320 г.; она была особенно популярна в Германии, где даже появились печатные ее издания. Меньше была распространена в Польше религиозная латинская поэзия: "Aurora" (изложение Ветхого и Нового Завета гекзаметрами) Петра де Рига и "Carmen Paschale" Седулия. Из польских церковных песней самой древней считается "Bogurodzica", принадлежащая, по преданию, св. Войцеху (X в.) и известная по пяти спискам XV в. Замечательны песни, изданные Бобовским в "Rozpr. Akad. Um." (т. XIX) и Брюкнером в "Biblioteka Warszawska" (1893) и в "Rozpr. Akad. Um." (т. XXV). Некоторые из этих произведений отличаются поэтическими достоинствами, но нет в них еще той обработки, которая в первый раз на польской почве появляется только у Кохановского. С основанием Краковского университета занялась заря новых времен. Свежие течения гуманизма начинают проникать в Польшу вместе с протестантскими идеями. Число школ значительно увеличивается, образование получают не только духовные, но и светские лица; увеличивается число отправляющихся для завершения образования за границу и возвращающихся оттуда не только с новыми познаниями, но и с новыми идеями. В университете возгорается борьба между схоластиками, во главе которых стоит основатель френологии Ян из Глоговы, и гуманистами, среди которых выдвигается Григорий из Санока. Николай Коперник создает новую теорию вращения небесных тел. Длугош пишет первую историю Польши; Ян Остророг, доктор прав, светский человек и магнат, сочиняет трактат об управлении государством. В Польшу приезжают образованные иностранцы, из которых одни, напр. Каллимах, пишут по-латыни, другие — по-польски, как, напр., серб Михаил Константинович из Остравицы, написавший историю турецкого государства ("Pamiętniki Janczara"). Уже в половине XV в. литература является иногда орудием религиозной пропаганды: так, Андрей Галка из Добчина сочинил стихотворную похвалу Виклефу.

В начале XVI в., когда распространилось книгопечатание, польский язык стал входить во всеобщее употребление в литературе и вытеснять, в особенности благодаря религиозным реформаторам, латинскую речь. Вместе с тем начался новый период в истории П. литературы. Первые представители гуманизма в Польше не только в XV, но и в XVI в. писали еще по-латыни: к ним принадлежат Ян из Вислицы, автор эпической рапсодии о Грюнвальдской битве, Андрей Кржицкий, Ян Фляксбиндер Дантышек, Клеменс Яницкий. Даже Кохановский сначала писал на латинском языке и только из Парижа прислал в Польшу первое польское стихотворение, которым начинается новая эпоха в польской поэзии. Гуманизм в Польше нашел весьма благодарную почву. Тогдашняя шляхта наслаждалась всеми благами политической свободы, не переродившейся еще в крайнее своеволие; молодые люди учились в Краковском университете, странствовали по чужим землям и оканчивали свое образование при дворах магнатов, старавшихся быть настоящими меценатами. Интересную картину такого двора дает книга Луки Гурницкого "Dworzanin polski", переделанная из "Il libro del cortegiano" Кастилионе. Благодаря покровительству аристократии появляются эпические поэмы, элегии, оды, песни, сатиры, буколики, эпиграммы, шутки и т. п. Рей († 1569) рисует яркие картины нравов, типические портреты отдельных лиц, дает живые сцены, списанные с натуры. Но язык Рея, хотя выразительный, сильный, образный, не возвышается еще до истинно художественной обработки: его стих тяжел и представляет собою рифмованную прозу, так что в этом отношении он ближе к средневековым писателям. Ян Кохановский († 1584) является уже поэтом в полном смысле этого слова. В области лирической поэзии он достиг высокого совершенства: его перевод псалтири до сих пор считается образцовым; в "Trenach", написанных на смерть дочери, и в некоторых других песнях глубина и искренность чувства соединяется с истинно прекрасной формой. Едкая в сатире, поэзия Кохановского полна веселья и даже широкого разгула в шутках (Fraszki). Создать национальную драму ему не удалось: его "Odprawa posłów greckich" является подражанием классическим образцам. Из современников Кохановского достойны внимания Николай Семп Шаржинский (ум. в 1581 г.), автор нескольких сонетов и религиозных песен, Станислав Гроховский, Гаспар Мясковский, Петр Збылитовский, Петр Кохановский, автор весьма популярных поэм, проникнутых любовью к крестьянскому люду, Шимон Шимонович (Бендонский, 1557—1629) и, наконец, не обладавший большим поэтическим талантом, но меткий сатирик Севастьян Кленович (1551—1602). Из прозаиков большою известностью в XVI в. пользовался священник Станислав Оржеховский, страстный католик, но воевавший с католическими епископами из-за права священников вступать в брак. Польский язык несомненно многим обязан этому талантливому публицисту. По-латыни или по-польски писали историки Вановский, Кромер, Оржельский, Гейденштейн, Бельские, Стрыйковский. Специально историком дворянских родов был Папроцкий. Известностью пользовались политический писатель Фрич Модржевский, филолог Нидецкий и др. Такое же место, как Кохановский между поэтами, среди прозаиков занимает знаменитый иезуит-проповедник Петр Скарга (Павенский, 1532—1612). Ни до, ни после него никто в Польше не возвышался до такого вдохновенного красноречия. Скарга говорил только с церковной кафедры, но эта кафедра служила для него политич. трибуной. Особенно важны его так назыв. сеймовые проповеди. Скарга стоит на чисто католической почве и вооружается против протестантов, которые пользовались полной веротерпимостью; но вместе с тем он ратует за угнетенное крестьянство, проводит высокогуманные идеи и грозит Польше карой небес за ее многие неустроения. С концом XVI в. оканчивается господство гуманизма в Польше. Обстоятельства переменились: вместо прежней свободы наступило своеволие, вместо спокойствия — внешние и внутренние войны, вместо расцвета свободной мысли — подавляющая всякое умственное движение реакция. За травлей ариан пошли преследования протестантов, которые не могли прибегать к литературной защите: закрывали их типографии и школы, запирали и разрушали их церкви. Образование взяли в свои руки иезуиты. Все это сильно повлияло на упадок науки и литературы в Польше. К многочисленным именам поляков, которые между XIII и XVI вв. стяжали себе общеевропейскую известность, XVII стол. прибавляет только одно имя Матвея Сарбевского († 1640), польско-латинского поэта, произведения которого до сих пор ставятся наравне с произведениями древнелатинских классиков. В половине XVII в. трудно было встретить дворянина, не умевшего говорить по-латыни; но дальше этого образование не шло. Недостаток основательного образования повлек за собою упадок вкуса, польский язык стал считаться языком варварским, неспособным для выражения высоких чувств: надо было его украшать латинскими фразами и отдельными словами. Отсюда так наз. макаронизм (см.). Понимание настоящей красоты в искусстве исчезло или, лучше сказать, выродилось: получают господство уродливые приемы — неестественная перестановка слов, вычурные описательные формы, накопление громких фраз, в которых утопал здравый смысл речи. Да притом полуобразованным людям не о чем было писать: место идей, в которых чувствовался недостаток, заступают интересы чисто личные. Литература становится средством наживы и политических происков: ее наводняют панегирики, пасквили, публичные речи, отличающиеся самой причудливой формой. Мода эта врывается даже в молитвенники и на церковную кафедру. Число писателей значительно увеличивается, но литература от этого не выигрывает. Лучшие писатели, которые не подражали раболепно моде, не печатали своих произведений, так что были надолго совсем забыты и даже еще теперь недостаточно известны, как напр. Вацлав Потоцкий. Более плодотворной была развивающаяся в это же время и переводческая деятельность. Польские переводы западноевропейских и других повестей появляются в рукописях и в печатных изданиях уже в XVI в. (см. С. А. Пташицкий, "Средневековые западноевропейские повести в русской и славянских литературах", СПб., 1897); но широкое распространение этого рода литературных произведений относится только к XVII в. Тогда же получает начало постоянный театр в Польше. Владислав IV был любитель драматических представлений; при его дворе поочередно играли актеры английские, французские и итальянские. Местного репертуара еще не было, но уже стали переводить иностранные пьесы на польский язык: так, Ян Андрей Морштын перевел Корнелевского "Сида" и комедию Тасса "Аминтас". В общих чертах более ранняя история польской драмы (ср. Петр Хмелевский, "Nasza literatura dramatyczna", СПб., 1898) слагается следующим образом. Если оставить в стороне древнейшие диалоги, в которых, кроме разговорной формы, нет драматического элемента (древнейший памятник этого рода на польском языке — "Rozmowa śmerci z magistrem" — относится к XV в.), то самым ранним из известных нам теперь памятников П. драматической литературы следует считать относящееся к XVI в. соч. Николая из Вильковецка: "Historja о chwalebnem Zmartwychwstanni Pańskiem", род средневековой мистерии. Рей пишет драматический "Zywot Józefa", во многом напоминающий средневековые диалоги. Латинские драмы Шимоновича "Castus Joseph" и "Pentesilea" написаны в классическом вкусе. В том же XVI ст. в драматическую литературу проникают отголоски религиозных споров. В 1550 г. печатается в Кракове соч. венгерца Михали "Comoedia lepidissima de matrimonio sacerdotum", появляются затем "Komedja о mięsopuscie", диалоги Бельского — "Prostych ludzi w wierze nauka", "Tragedja o mszy". В эстетическом отношении все это очень слабо. Невысоко стоит и более поздняя, так наз. рыбалтовская комедия — род школьных диалогов, древнейшим из которых считается "Tragedja Zebracza" (1552). К этому же типу сатирической комедии относится "Wyprawa plebańska" (1590), ее продолжение "Albertusz wojny" (1596), "Tragedja o Scylurusie" Юрковского (1604), драматическая трилогия "Bachanalia" (1640) и мн. др. безымянные комедии, появлявшиеся в продолжение целого XVII ст. Самым типичным представителем направления, господствовавшего в литературе XVII в., является Ян Андрей Морштын (см. Эдуард Порембович, "Andrzej Morsztyn", Краков, 1893). Благодаря тщательному образованию он избежал грубого литературного безвкусия своего времени и чудовищных оборотов речи, которыми изобилуют писания тогдашних мелких панегиристов и пасквилянтов; но и он в своих стихах охотно прибегал к изысканным стилистическим эффектам, подражая современным ему итальянским и французским писателям. Другой типичный представитель XVII в. — Веспасиан Коховский, автор оды, прославляющей изгнание ариан из Польши, и многих религиозных поэм. Произведения его отличаются чувственностью, грубым реализмом, даже тривиальностью, при чем, однако, у него постоянно фигурируют древнеклассические божества. Менее замечательны Зиморовичи, Гавинский, Твардовский. Опалинский выдвигается как автор едких сатир. Исключительное положение среди писателей XVII в. занимают Ян Хризостом Пасек и Вацлав Потоцкий. Первый, автор ценных мемуаров, несколько напоминает Рея. И он платил дань своему времени, вплетая в свой рассказ латинские выражения, но делал это изредка и писал вообще просто и картинно. Потоцкий в сочинениях, напечатанных при его жизни, ничем не отличался от современников, но в поэмах, которые он оставил в рукописи, особенно в "Хотинской войне", он является, как и Пасек, реалистом, не впадая в крайность. Можно сказать, что без Пасека и Потоцкого XVII в. представлялся бы эпохой полнейшего оскудения литературных талантов в Польше. Из первой половины XVIII в., принадлежащей еще к тому же литературному периоду, стоит упомянуть только одного Мартина Матушевского (1714—65), автора мемуаров, в которых с полной беспощадностью рисуется картина нравственного упадка тогдашнего общества. Тогда же начинают раздаваться первые предостерегающие голоса: Карвицкого, "De ordinanda republica", Яна Яблоновского, "Skrupuł bez skrupułu w Polsce", Станислава Лещинского, "Głos wolny, wolność ubezpieczający". Залуский основывает в Варшаве знаменитую библиотеку; Конарский берется за реформу народного просвещения и издает известное публицистическое сочинение "О skutecznym rad sposobie",где восстает против liberum veto. Приближается время новых идей, которые произвели коренной умственный переворот в польском обществе (см. Владислав Смоленский, "Przewrót umysłowy w Polsce wieka XVIII", Краков и СПб., 1891). Снова возникает сильное умственное движение, хотя и при совершенно других обстоятельствах, чем в XVI в. Польша не только не занимает прежнего положения среди других европейских держав, но наполовину потеряла уже свою самостоятельность. Близкая опасность вызывает стремление к самозащите с помощью коренных реформ. Но эту необходимость видят только более дальнозоркие люди; масса шляхетства упрямо держится прежних непорядков. Начинается усиленная идейная борьба между представителями старого и нового направлений; является на сцену и французская рационалистическая философия. Престол занимал король слабый, бесхарактерный но высокообразованный, одаренный тонким вкусом; он окружает себя поэтами, поощряет их деятельность, дает им средства и высокие должности. На почве бесплодных политических усилий и нравственного маразма вырастает цвет высокохудожественной литературы. Самым важным фактом умственной жизни XVIII в. была секуляризация школы в 1773 г., после уничтожения ордена иезуитов. Уже до этого времени появился в Польше конкурирующий с иезуитами в школьной области орден пиаров, который ввел в свои училища преподавание естественных наук, чем принудил и иезуитов к некоторым уступкам в пользу нового направления; но это не может сравняться с коренной реформой, по которой все учебные заведения переходили в непосредственное ведение государственной власти. Основанная для проведения реформы эдукационная комиссия состояла из людей образованных, воспитанных в духе французского рационализма. Реформа началась с университетов краковского и виленского, которые были переделаны по западноевропейскому образцу. Обработанная Пирамовичем программа средних школ вводит преподавание на П. яз., ограничивает пределы преподавания латинского яз. и расширяет объем других предметов. Открываются школы грамотности по городам и деревням, пишутся новые руководства и учебники. Французские идеи и вкусы торжествуют; после долгого господства католицизма начинается сильная философская реакция, охватившая почти все без исключения таланты в стране. Сознание политических и социальных недугов вызвало стремление обнаружить их во всей их наготе, а для этого лучшим средством была сатира и сатирическая басня. Односторонне воспринятый рационализм и критицизм привел, однако, к сухости и оскудению чувства. Отсюда необходимость усовершенствовать форму, так как без этого литературные произведения были бы слишком бесцветны. Появляются виртуозы языка — Трембецкий († 1812) Венгерский († 1787), Красицкий († 1801). Их врожденное остроумие, воспитанное на франц. образцах, значительно облагородилось сравнительно с ΧVII в.; особенно замечателен тонко-язвительный Красицкий. Эти три корифея своего времени вооружались главным образом против закоснелости предрассудков и вообще всего, что напоминало "варварство" прежних времен или бессмысленное внешнее подражание новой моде при внутренней пошлости и грубости. Четвертый корифей — Нарушевич — уступал им по силе таланта, но превосходил их шириной и глубиной взглядов: как историк, основательно изучивший прошедшее Польши, он рисует, как поэт, яркими красками картину нравственного растления польского общества; он не ограничивается легкими уколами, не смеется, но плачет, пропитывая свои сатиры не пряностями, а желчью. По форме псевдоклассики французского типа эти четыре писателя все-таки гораздо больше своих предшественников связали свою литературную деятельность с реальною жизнью. Литература, по своей форме подражательная, по своему содержанию стала народной, какой она была лишь у немногих писателей XVI в. и у некоторых представителей П. мысли в XVII в. (Пасек и Потоцкий). Если она не создала выдающихся художественных типов, это произошло оттого, что тогда еще господствовала слишком большая наклонность к карикатуре. Комедия имела довольно крупного представителя в лице Заблоцкого († 1821), по своему сатирическому характеру и общему направлению родственного Трембецкому, Венгерскому и Красицкому. Заблоцкий создал бы, может быть, лучшую комедию, если бы его не стесняли известные правила единства места, времени и главного лица: во всех его комедиях действие происходит в пределах одной комнаты и 24 часов; везде притом второстепенные лица нарисованы только слегка. Большие заслуги в истории П. театра имеет также Богуславский, который первый правильно организовал общество актеров (постоянный театр существовал в Варшаве с 1765 г.) и в 1794 г. поставил свою оперетку "Cud mniemany, czyli krakowiacy и gòrale", где в первый раз появились на сцене крестьяне. Первым автором политической комедии был Юльян Урсын Немцевич, автор комедии "Powrót posła" (1791). Фелинский († 1820) писал псевдоклассические трагедии. Самым выдающимся писателем этого направления и вообще одним из лучших представителей драматической литературы в Польше был эпигон неоклассицизма, граф Александр Фредро (1793—1876). Его комедии, написанные чистым, плавным языком, по большей части стихами, и теперь еще служат украшением П. сцены: интрига естественна и ловко проведена, типы очень жизненны, остроумие всегда неподдельное, действие идет чрезвычайно живо. Местами Фредро не свободен от сентиментализма, но гораздо чаще является сатириком. Сентиментальная литература процветала наряду с сатирической. Даже самые типичные представители сатиры не всегда были свободны от сентиментализма. Красицкий переводит песни Оссиана, пишет "Хотинскую войну" и утопически-дидактические романы, в которых сентиментальная окраска выступает довольно заметно. Исключительно сентиментальной поэзии посвятили себя Карпинский и Князьнин. Особенно Карпинский умел попасть в тон "чувствительных" сердец и приобрел большую популярность.

Так называемая "политическая литература четырехлетнего сейма" (1788—92), главными представителями которой были Сташиц (1755—1826) и Коллонтай (1750—1812), обнимает собою ряд сочинений, написанных в духе политической реформы и служит переходной ступенью от литературы XVIII в. к литературе начала нынешнего столетия. Трагическая участь П. государства глубоко поразила сердца и умы; подъем патриотических чувств выразился и в литературе. Не было уже места для сатиры; смолкли сладкие звуки сентиментальных певцов любви к "Юстинам", "Розинам" и "Хлоям". Осталась, однако, непоколебленной традиция формы, остался прежний авторитет Аристотеля и Буало; радикально изменились только сюжеты. Не смея мечтать о скором восстановлении политической независимости, тогдашние писатели обратили свои взоры к прошедшему и начали искать в прошлом золотой век. Воронич (17б7—1829) издает поэму "Sybilla", в которой обращается мыслью ко временам первоначального единства славян и высказывает надежду, что и в будущем все славянские народы соединятся вместе в одном дружеском союзе. Немцевич пишет "Исторические песни" (1816) и тенденциозный роман; появляется ряд исторических трагедий. Линде (1771—1847) работает над историческим словарем П. языка, Чарноцкий (Ходаковский, 1784—1825) изучает следы доисторической культуры славян, Мацеевский (1793—1883) пишет историю славянских законодательств. Несколько позже, после непродолжительной, но ожесточенной борьбы с сторонниками старых направлений, романтизм овладел лучшей частью общества, отразившись не только в поэзии, но и во всех проявлениях умственной деятельности нации. Он выдвинул на первый план идею, что новые народы, отличающиеся от древних религией, общественным устройством и т. д., должны освободиться от рабского подражания грекам и римлянам и создать собственную поэзию, оригинальную по содержанию и форме. Идея славянского единства не могла завоевать популярности в то время, когда П. молодежь, увлекшись Наполеоном, под его знаменами выступила в поход против России. С этих пор перед поляками открылись новые политические горизонты: они стали рассчитывать на помощь Европы и связали вопрос о собственной политич. свободе с вопросом о свободе вообще. Эта постановка дела имела весьма важные последствия, не только политические, но и литературные: литература делается руководительницей жизни, романтизм принимает политически-революционный характер; после неудачи 1831 г. в литературе получает господство идея Польши, страдающей за грехи не свои, но других народов, является образ "Христа народов", который умер, чтобы воскреснуть и положить начало новой эре всеобщей свободы. В сфере чисто литературной романтизм выдвинул на первый план воображение и чувство, которое считал более верным критерием истины и руководителем в жизни, чем холодный разум. Это тоже вполне приходилось по душе полякам: когда человека или народ постигает несчастие, когда все его расчеты оказываются ошибочными и не приводят к желанным результатам, он охотно полагается на все то, что не поддается исчислению и хладнокровной критике. Страстность желания побеждает расчет; не силы являются мерой для намерений, но намерения для сил, как это выразил Мицкевич в своей "Оде к молодости". Отсюда также влечение ко всему чудесному, и прежде всего к народной словесности, пропитанной этим элементом. Это не было совершенною новостью в Польше: Шимонович не был забыт, проповеди Скарги пользовались большой популярностью, да притом и конец XVIII в. подготовил умы к тому, чтобы смотреть иначе на простой народ. Зарождалась мысль, что для освобождения Польши необходимо содействие всех классов народа и прежде всего крестьян. Способствовали возрождению П. литературы и политические обстоятельства: Александр I даровал Царству Польскому некоторые вольности, страна пользовалась известной автономией, имела конституцию и собственную армию. Часть духовных сил страны ушла в область государственных и административных забот, но все же оставался избыток умственных сил, для которых не было простора на политическом или военном поприще. Самые ряды интеллигенции значительно увеличились благодаря реформе воспитания во второй половине XVIII в. и позднейшей деятельности Чацкого и кн. Чарторыжского: число школ увеличилось, преподавание улучшилось. Новые писатели, между которыми нашлись и одаренные необыкновенным талантом, уже не искали меценатов: для них единственным меценатом был народ, отечество. Хотя романтизм пришел в Польшу извне, главным образом из Германии, но, в сущности, немецкое влияние не было особенно велико (иначе Мурко, "Deutsche Einflüsse auf die Anfänge der böhmischen Romantik", Грац, 1897); новые веяния нашли хорошо подготовленную почву и скоро приняли вполне национальный характер. По справедливому выражению Спасовича (Пыпин и Спасович, "История славянских литератур", СПб., 1879), романтизм служил только скорлупой для рождающейся из яйца новой поэзии, совсем оригинальной и еще более народной, чем все до тех пор существовавшие литературные направления. Первый о романтизме заговорил в Польше профессор Варшавского унив. Бродзинский. (см.). Все чаще и чаще стали появляться переводы Шиллера, Гёте, Гердера, Вальтер Скотта, Байрона, Шекспира. Кружок молодежи, главным образом воспитанников Кременецкого лицея, увлекался новыми идеями. В состав его входили Иосиф Корженевский, Карл Сенкевич, Тымон Заборовский, Маврикий Мохнацкий, Богдан Залеский, Северин Гощинский, Михаил Грабовский, Доминик Магнушевский, Константин Гашинский — все будущие поэты и критики, мечтавшие о создании оригинальной народной литературы. В своих стремлениях они находили поддержку в лице профессоров Бродзинского и Лелевеля, который, по выражению Мохнацкого, был тоже вдохновенным поэтом, когда со всем жаром молодости, но вместе с тем и с острой научной проницательностью воспроизводил образы прошедших времен. Так как народная словесность, вдохновлявшая романтиков, не была однообразна на всем протяжении земель бывшей Речи Посполитой, то появляются так назыв. провинциальные школы, из которых особенную известность приобрела украинская. Ее составляют главным образом три писателя: Антон Мальчевский (1793—1826), Богдан Залеский (1802—1886) и Северин Гощинский (1803—1876). Мальчевский (см.) был байронист; его поэма "Мария" проникнута пессимизмом, окутана какой-то таинственностью, действующие лица выставляются необыкновенными существами и принадлежат к магнатскому или шляхетскому сословию, а простой народ является только в лице одного казака. Вольная казацкая жизнь нашла певца в Залеском (см.), прославлявшем давнюю казацкую удаль и прелести украинской природы. Если можно сказать, что Мальчевский воспевал Украину шляхетскую, а Залеский — казацкую, то Гощинского (см.) по справедливости можно назвать певцом гайдамацкой Украйны со всеми ее обычаями и поверьями. В противоположность первым двум представителям украинской школы Гощинский — больше эпик, чем лирик: его описания дышат правдой, он понимает природу и умеет ее описывать живо и картинно; в его колорите преобладают краски темные, в его пейзаже как будто отражается драматический характер кровавых сцен, происходящих между людьми. Раньше всех из трех названных поэтов стал печатать свои песни и думы Залеский (1822), но он не произвел сильного впечатления, по крайней мере на классиков, которые эти первые плоды романтизма обошли совершенным молчанием. Буря негодования поднялась только тогда, когда Мицкевич выпустил в свет первые два тома своих стихотворений (1822 и 1823). Но первые выстрелы были и последними: произведения Мицкевича вскоре заставили всех сторонников классицизма или замолкнуть, или перейти на сторону романтизма. Польский романтизм народился сперва в Варшаве, но расцвел в Вильне, где нашел более благоприятную для себя почву. В Варшаве слишком еще живо сохранялись "французские" вкусы и литературные традиции, находившие сильную поддержку в профессоре литературы Осинском, критике Дмоховском, поэте Козьмяне; виленские классики были менее авторитетны, и вследствие этого университетская молодежь смелее выступала на литературное поприще с новыми идеями. Она соединялась в кружки — Филаретов, Филоматов, "Променистых" и т. д., — усердно работая над внутренним самоусовершенствованием, мечтая об освобождении отечества, сочиняя баллады и романсы в чисто романтическом духе. Вскоре, однако, заключение нескольких десятков студентов, обвиненных в заговоре, ссылка Мицкевича, Зана, Чечотта, почти поголовная эмиграция всех поэтов за границу привели к тому, что новая П. поэзия, вышедши из романтического источника, приняла своеобразное направление, отразившееся и на поэтической деятельности Мицкевича (1798—1855) и всех тех, которых причисляют к одной с ним группе, например Юлия Словацкого (1809—1849) и отчасти Сигизмунда Красинского (1812—1859); последний не был эмигрантом, но проживал по большей части за границей и свои сочинения печатал безымянно. Мицкевич (см.) вооружился против голодной бездушной классической поэзии, защищая права сердца и души. Таков характер первых его произведений: баллад, романсов и четвертой части "Дзядов". Как певец любви, он первый в П. литературе представил это чувство во всей его чистоте и глубине. В "Гражине", которая тоже относится к первым произведениям Мицкевича, он вдохновился идеей принесения себя в жертву для общего блага. В следующих его сочинениях ("Ода к молодости", "Конрад Валленрод", "Фарис") выражаются политические идеи, которые волновали тогдашнее польское общество. Когда вспыхнула вооруженная борьба, муза Мицкевича замолкла на время: он написал несколько стихотворений на военные темы, но не достиг в них той высоты вдохновения, как других поэмах. Более популярны были революционные стихи Юлия Словацкого ("Кулич", "Гимн к Богоматери" и др.) и в особенности написанные Викентием Полем воинственные "Песни Януша". С войною 1831 г. кончается и первый период П. романтической поэзии, завершенный книгой Мохнацкого (см.): "О литературе XIX в". В 1832 г. Мицкевич издал третью часть "Дзядов", где герой четвертой части, Густав, являющийся здесь под именем Конрада, всецело предается мысли о спасении отечества. Он хочет господствовать над всеми сердцами и умами, поднимает бунт против Бога и падает в бессильном отчаянии. Мицкевич символически изображает Конрада находящимся во власти злого духа, которого изгоняет скромный, неученый, покорный воле Божьей священник Петр. Он тоже любит отечество, но смиренно принимает все ниспосылаемое Богом; поэтому в туманном полусне ему открывается будущее и он видит грядущего освободителя. Здесь уже первые зачатки мессианизма, заметные также в "Книгах польского народа и паломничества", в поэме Словацкого "Ангелли", в некоторых произведениях Красинского. Начало его можно отыскать еще в XVII ст. у Веспасиана Коховского, но данную его форму Мицкевич создал сам, под влиянием Сен-Мартена и других мистиков. "Пан Тадеуш" был последним поэтическим произведением Мицкевича. Здесь политики почти нет, зато есть совсем новое литературное направление; место романтизма, который осмеян не только в лице Телимены, но и в лице графа, занимает идеалистический реализм, которому суждено было надолго утвердиться в польской литературе и в особенности в романах. "Пан Тадеуш" считается величайшим произведением польской литературы. Из двух великих современников Мицкевича ближе к нему Красинский, чем Словацкий. Красинский (см.) начал с общечеловеческих идей и перешел затем к национальным. Все его произведения, кроме "Агай-хан" и "Летняя ночь", имеют в основе сюжеты политические или социальные. Фоном для "Неоконченной поэмы" служит поэтическая историософия; здесь зарождается борьба между двумя идеями — господствующего порядка и переворота. В "Иридионе" Красинский пытается разрешить задачу политическую: героя поэмы спасает от ада любовь к родине, но он должен раскаяться в своих грехах, живя в земле "могил и крестов" и ожидая там осуществления своих мечтаний о свободе. "Легенда" проникнута верой, что со временем человечество осуществит заветы Евангелия, а тогда и для родины поэта наступит искупление. Мечтания о лучшем будущем выразились и в поэме "Przedświt" ("Рассвет"). Идея мессианизма доведена у Красинского до крайности; по справедливому замечанию одного из новейших историков П. литературы, Белциковского, Красинский не считается ни с прошедшим, ни с будущим, потеряв из виду реальные условия жизни и истории. Словацкий сравнительно с Мицкевичем и Красинским мало занимается политикой, да и политика у него другая: герои его поэм действуют и стремятся к определенной цели. Он охотно прибегал поэтому к драматической форме. Из политических произведений Словацкого самые выдающиеся — "Кордиан" и "Ангелли". В этом последнем снова обнаруживается идея мессианизма: Ангелли является безмолвной жертвой, которая искупляет народ, но сама не воскресает из мертвых. К политическим поэмам относится и одно из последних произведений Словацкого, "Король-дух", идея которого, насколько можно судить по неоконченным отрывкам, состояла в том, чтобы показать в целом ряде картин культурное и политическое развитие польского народа. Словацкий примыкает к демократическому направлению, выразившемся, между прочим, в "Могиле Агамемнона" и в поэтическом письме к Красинскому "Do autora trzech psalmów".

Около трех великих П. поэтов сгруппировались их сателлиты: Томаш Зан, Антон Эдуард Одынец, Стефан Витвицкий, Антон Горецкий, Стефан Гарчинский и др. После плачевного исхода восстания 1830—31 г. польская романтическая поэзия процветала за границей, главным образом в Париже, где постоянно жили Мицкевич и Словацкий. Эмигранты считали, что они представляют собою настоящую свободную Польшу, что на их долю выпала обязанность трудиться над восстановлением отечества. Одушевлявшая некоторых из них идея мессианизма скоро выродилась в крайний туманный мистицизм, особенно когда появился Андрей Товянский, на время привлекший к себе почти всех выдающихся представителей польской мысли в эмиграционных кружках. Мицкевич совсем перестал писать и только читал лекции в Collège de France; Словацкий хотя и писал, но так туманно, что его перестали понимать. Впрочем, мессианизм скоро отжил свое время; для создания новых идей у эмиграционной литературы не хватало сил, и не в ее среде появился ряд писателей, пошедших по пути, указанному Мицкевичем в "Пане Тадеуше". Началась спокойная внутренняя работа над преобразованием и усовершенствованием общества — работа повседневная, мелкая, но плодотворная и быстро подвигавшаяся вперед. Мысль народа, изнуренная постоянным забеганием вперед, охотно переносилась в счастливое прошлое и останавливалась на тех моментах, когда жилось лучше, когда душа не терзалась опасениями за будущее. Чувство после романтического взрыва не замерло, но успокоилось, придавая литературному творчеству мягкий и умеренный колорит, особенно в романах. Из поэтов, изображавших главным образом прошедшее, особенно прославился Викентий Поль (см.). По характеру своих сюжетов он близко стоит к автору многих исторических романов, написанных в том же идеалистическом направлении — Сигизмунду Качковскому и его предшественнику на этом поприще, Генриху Ржевускому. Большинство других поэтов обратилось к темам более современными Особенно выдвинулся Людвик Кондратович (Владислав Сырокомля, 1823—1862). Превосходны его стихотворные рассказы, героями которых являются мелкий шляхтич, мещанин, мужик. Он первый, заглянув в не разработанную до него область жизни массы, сделался вдохновенным певцом чувств и стремлений народа в непосредственном смысле этого слова. Другой литовский поэт, Эдуард Желиговский (Антон Сова), в 1846 г. напечатал под заглав. "Иордан" едкую сатиру, в которой с большой силой восставал против общественных недугов. Довольно близко к Кондратовичу стоит Феофил Ленартович (1822—1893), который черпал свои темы из народных сказаний и сумел в изящной форме передать их простоту. Отдельную группу составляют так наз. энтузиасты, деятельность которых сосредоточивалась в Варшаве: Владимир Вольский, Роман Зморский, Нарциза Жмиховская, Ричард Бервинский, Эдмунд Василевский, Киприан и Людвик Норвиды и др. Все они действовали в эпоху, когда П. общество начало оправляться от апатии, в которую впало после 1831 г. Подобно великим своим предшественникам, они превозносили чувство как силу, которая может больше сделать, чем холодный разум. Напряжение чувства, однако, не было уже столь велико, как у романтиков, и не могло создать таких художественных произведений, какими блещет П. литература первой половины XIX в. Демократически-прогрессивные идеи новых поэтов выражались почти исключительно в форме небольших лирических стихотворений, которые почти все не пережили своей эпохи. К тому же времени относится деятельность Артюра Бартелься († 1885), называемого польским Беранже. Самым крупным талантом этого отчасти революционного направления был Корнель Уейский (1824—1897). Его "Библейские мелодии", "Жалобы Иеремии" заимствуют сюжеты из Ветхого Завета, но в них проводится аналогия между судьбами Иудеи и Польши. Уейский сумел затронуть сердца современников; его "Хорал" сделался национальной песней. За исключением Поля и Кондратовича, все остальные поэты эпохи 1840—63 гг. стремились к перевороту и были выразителями идей, вызвавших восстание. Их влияние особенно сильно отражалось на молодом поколении. Образовались два течения — одно бурное, другое спокойное; целью одного был переворот, другого — постепенная внутренняя реформа; выражением первого была поэзия, второго — роман и повесть. Новая повесть в Польше возникает еще в конце XVIII в., когда княгиня Чарторыжская написала (для простого народа) книгу "Pielgrzym w Dobromilu", a дочь ее, принцесса Вюртембергская — сентиментальный роман "Malwina czyli domyślność serca" и несколько рассказов для крестьянского люда. К той же группе сентиментальных писателей принадлежат Кропинский, Бернатович, Елизавета Ярачевская, Клементина Танская, Гоффман. Более всех замечателен Иосиф Игнатий Крашевский (см.), по верному замечанию Хмелевского, всегда стремившийся к золотой середине. Он не искал и не открывал новых направлений в области идеи, но старался отразить всевозможные проявления культурной жизни своего народа. В умеренной форме его коснулись и романтизм, и сменившая его идеализация всего родного, и стремления национально-революционные, и, наконец, уверенность, что только спокойный, мирный и неустанный труд служит надежнейшим средством для достижения цели. Когда началось позитивистическое направление, Крашевский сперва боялся господства крайнего материализма, но потом все больше склонялся к признанию, что считаться с действительностью значит содействовать осуществлению идеалов, соответствующих наличному запасу сил. По художественной манере Крашевский был реалист в полном смысле этого слова, а в начале его деятельности можно найти даже некоторые черты, характеризующие позднейших представителей французского натурализма. Иосиф Корженевский (см.) отличался от Крашевского главным образом тем, что проводил в своих романах и драматических произведениях более прогрессивные тенденции, вооружался против шляхетских предубеждений и был более глубоким психологом. Идеализировали действительность Петр Быковский, Юлий граф Струтынский (Берлич Сас), Игнатий Ходзько, Михаил Чайковский, Эдмунд Хоецкий, Мария Ильницкая, Ядвига Лущевская (Деотыма) и др. К числу энергичных поборников демократических идей принадлежит Сигизмунд Милковский (Теодор-Томаш Еж), проводивший свои тенденции даже в исторических романах. Прогрессивные идеи нашли защитников также в лице Яна Захарьясевича и Антона Петкевича (Адама Плуга). Тонким психологическим анализом обладал теперь забытый Людвик Штырмер (писавший под псевдонимом Элеоноры Штырмер). Очень популярным сатирическим писателем был Август Вильконский.

Эпоха, наступившая после 1864 г., походила до известной степени на эпоху, следовавшую за войной 1831 г. Неудавшаяся попытка восстания еще в более сильной мере, чем тогда, разоряла мечты о политической независимости и обратила мысли нового поколения в другую сторону. Руководящая роль стала переходить к периодической печати. Число газет и журналов с годами возрастало; на их столбцах стали проповедоваться новые идеи, вызывая страстную полемику со стороны эпигонов прежде господствовавшего направления. С целью распространить просвещение среди массы издавались дешевые популярные книги, авторы которых восставали против идеализма и спекулятивной философии и защищали научные методы, основанные на наблюдении и опыте. Началась энергичная разработка экономических вопросов в связи с нуждами страны. Среди молодого поколения лозунгом стал "органический труд", малозаметный, но неустанный, стремящийся к увеличению материального и духовного благосостояния. Этому движению способствовало открытие в Варшаве университета под названием Главной школы. Поэты старшего возраста или перестали писать, или не встречали прежнего сочувствия. Из молодых некоторые протестовали против нового, "лишенного идеалов" времени, другие шли за общим настроением эпохи. Общество отворачивалось от поэзии, отчасти потому, что было занято главным образом материальными заботами, вызванными разрушением прежнего барски-крепостного экономического строя, отчасти же потому, что у поэтов оно не видело тех стремлений, которыми само было проникнуто. Критический взгляд на поэтические произведения распространился вообще на авторитеты литературные и общественные. Главным органом этой общественной критики сделался еженедельник "Przegląd Tygodniowy", потом "Prawda". Из двух варшавских ежемесячных журналов "Ateneum" держалось и держится прогрессивного направления, a "Biblioteka Warszawska" имеет оттенок консервативный. Молодые писатели называли себя позитивистами, понимая позитивизм не в тесно-философском смысле, а как совокупность прогрессивных элементов во всех проявлениях жизни. Около половины 70-х годов борьба направлений притихла и смягчилась; обе стороны в некоторой степени оказали влияние друг на друга. Газеты громче заговорили о славянской идее; в 1885 г. основана Пржиборовским газета "Chwila", высказывавшая мысль, что пора оставить "политику сердца" и на почве славянской взаимности приняться за политику разума и широких горизонтов. Эта первая примирительная попытка не имела успеха, но мысль ее не замерла и с течением времени создала сильную партию, органами которой в настоящее время служат главным образом петербургский "Kraj" и варшавское "Słowo". В Галиции шла аналогичная работа, с тою разницей, что там уже сейчас после 1866 г. публицисты занялись решением политических вопросов. Страна получила автономию; вслед за тем стали громко раздаваться голоса, убеждавшие оставить революционные мысли и быть верными австрийской монархии. Одним из самых выдающихся явлений этого времени была брошюра "Teka Stańczyka". по которой целая монархическая партия получила прозвище "станчиков". Органом партии был и остается "Czas". В последнее время сильно проявилось крестьянское и отчасти социалистическое движение, но оно пока мало отражается в П. литературе, хотя и нарождается школа поэтов, называющая себя "Молодой Польшей". Поляки в княжестве Познанском напрягают все усилия к тому, чтобы охранить свою народность от напора германизма. И там ведется борьба между консервативными и прогрессивными, часто даже крайними идеями, но силы народные, занятые борьбой за существование, мало обогащают литературу. Во всех трех частях бывшей Речи Посполитой больше чем прежде заботятся о нравственных и умственных нуждах простого народа. Одним из наиболее пламенных защитников интересов народной массы был варшавский еженедельник "Głos". Все намеченные выше идеи и направления отразились в П. литературе последнего периода: слабее в лирической поэзии, сильнее и глубже в драме и особенно в романе, который сделался повседневной духовной пищей огромной массы читателей из всех классов народа. Самым видным представителем последнего тридцатилетия в сфере лирической поэзии был Адам Аснык, умерший в 1897 г. Он отличался особенно виртуозностью формы и отзывчивостью на самые разнообразные настроения. Рядом с Асныком стоит Мария Конопницкая. Ее глубоко потрясает участь всех несчастных и угнетенных, и она горячо за них заступается; в поэзии ее чувствуется некоторая риторичность, но есть и неподдельное чувство при большом изяществе формы. Оба эти поэта пробовали свои силы и в области драмы; Конопницкая приобрела также известность небольшими рассказами в прозе. Певцом природы и чувства можно назвать Виктора Гомулицкого, нежная кисть которого, однако, подчас чертит отличающиеся немалой силой картины в тоне патетическом и сатирическом. Из прозаических его произведений очень ценится собрание этюдов с натуры под загл. "Zielony Kajet". В мелких стихотворениях Фелициана Фаленского больше остроумия и изящества, чем чувства; в его драматических сочинениях (Краков, 1896 и 1898) бурные страсти изображены довольно холодно и не производят на читателя такого потрясающего впечатления, какого можно бы ожидать по характеру сюжетов. Вацлав Шимановский, Леонард Совинский, Владимир Высоцкий и другие писали небольшие эпические поэмы. Владимир Загурский под псевдонимом Хохлика печатает сатирические стихотворения; сатиры Николая Бернацкого имеют иногда характер памфлета. Современная П. комедия отражает в себе различные проявления общественной жизни в легком сатирическом или драматическом освещении; она дает разнообразную галерею характеров и отличается сценичностью, хорошим слогом, живостью действия. Из авторов комедий особенной известностью пользуются Ян-Александр Фредро (сын Александра), Иосиф Наржимский, Иосиф Близинский, Эдуард Любовский, Казимир Залевский, Михаил Балуцкий, Сигизмунд Сарнецкий, Сигизмунд Пржибыльский, Александр Маньковский, Даниил Зглинский, София Меллер, Габриеля Запольская, Михаил Воловский, Адольф Абрагамович, Феликс Шобер. Историческая драма не достигла такого развития, как комедия, и не возбуждает столько интереса в обществе: Иосиф Шуйский, Адам Белциковский, Викентий Рапацкий, Бронислав Грабовский, Казимир Глинский, Юлиан Лентовский, Станислав Козловский, Ян Гадомский ценятся читателями, но их драмы редко ставятся на сцене. Публика предпочитает драму на современные темы, главными представителями которой являются Александр Свентоховский, Вацлав Карчевский и Владислав Рабский. В области новейшего польского романа и повести гораздо отчетливее, всестороннее и глубже выражается характер эпохи, чем в лирике, комедии и драме. Техника в этой области значительно усовершенствовалась, разнообразие сюжетов, характеров, направлений, оттенков очень велико. Генрих Сенкевич, Болеслав Прус и Элиза Оржешко пользуются громкой известностью далеко за пределами Польши и в особенности в России. Между литературными дебютантами последних лет выдаются Владислав Реймонт и Вацлав Серошевский-Сирко и др. Высоко стоит по искренности и чувству Клеменс Юноша-Шанявский (ум. в 1898 г.), отлично изображавший крестьян, евреев и мелкопоместную шляхту; его язык необыкновенно пластичен, изложение полно юмора. У Юлиана Венявского (Иордан) и Яна Ляма († 1866) более развит комико-сатирический элемент. Михаил Балуцкий очень метко и остроумно осуждает различные недостатки польского общества, особенно шляхты и аристократии. Игнатий Малеевский (Север) особенно известен своими повестями из крестьянского быта. Прекрасный роман из этой области написал Вацлав Карчевский (Ясеньчик), под загл.: "В Вельгем" (СПб., 1898). Адам Дыгасинский — тоже хороший знаток сельской жизни и отличный живописец животного мира. Другие современные романисты держатся большей частью той идеалистически-реалистической манеры, которая господствует в польском романе со времен Крашевского. Были, впрочем, попытки создать роман во вкусе французского натурализма. Новейшие западноевропейские веяния в области поэзии отразились и на творчестве польских поэтов младшего поколения: декадентство, символизм, перемешанные, впрочем, с протестом против господства материальных интересов, нашли в них горячих поклонников. В 1897 г. основан Людвиком Щепанским специальный литературный орган "Życie", который печатает на своих столбцах плоды вдохновений "Молодой Польши". Журнал доказывает, что теперь происходит поворот к индивидуализму, особенно в литературе: место общественного понимания литературы должна занять литература индивидуалистов (samotnikòw) и "настроений" (nastrojowcòw), имеющая свой источник в состоянии умов молодого поколения. Самый видный представитель этого направления — Станислав Пржибышевский, пишущий и по-немецки. Важнейшее пособие по истории литературы на русском языке принадлежит В. Д. Спасовичу ("История славянских литератур" Пыпина и Спасовича, СПб., 1879). Главные пособия на польском языке: Михаил Вишневский, "Historja literatury polskiej" (Краков, 1840—1857); Вацлав Мацеевский, "Piśmienictwo polskie" (Варшава, 1851—52); Зданович и Совинский, "Rys dziejów literatury polskiej" (Вильно, 1874—1878); Кондратович, "Dzieje literatury w Polsce" (Вильно, 1851—1854 и Варшава, 1874; рус. перев. Кузьминского вышел в Москве в 1862 г.); Бартошевича, "Historja literatury polskiej" (Краков, 1877); Куличковского (Львов, 1873); Дубецкого (Варшава, 1889); Бигелейзена, с иллюстрациями (Вена, 1898); см. также Нитшманн, "Geschichte der polnischen Litteratur" (2 изд., Лейпциг, 1889). Монографий множество; важнейшие указаны выше по периодам и при статьях об отдельных писателях. К истории литературы последних времен относятся труды Хмелёвского: "Zarys najnowszej literatury polskiej" (1364—1897; СПб., 1898); "Współcześni poeci polscy" (СПб., 1895); "Nasi powieściopisarze" (Краков, 1887—1895); "Nasza literatura dramatyczna" (СПб., 1898). По-русски очерк новых настроений польской литературы дан в статье "Умственный поворот в польской литературе" С. Венгерова ("Устои", 1882 г.) и в "Польской библиотеке" Р. И. Сементковского. Библиографические пособия: Эстрейхера, "Bibliografja polska" (до сих пор 15 томов, Краков, издание Академии, 1870—1898), и проф. П. Вержбовского, "Bibliographia Polonica XV ас XVI Sc." (Варшава, 1889).

И. Лось.