Любушин суд

принадлежит вместе с Краледворской рукописью (см.) к числу "новейших памятников древнечешской литературы", открытых в первой половине настоящего столетия. В 1818 г. обер-бургграф Чешского королевства гр. Коловрат-Либштейнский обратился с приглашением к пожертвованиям для учреждавшегося тогда Чешского музея. В ноябре того же года он получил по городской почте безыменное письмо с приложением старинной рукописи на четырех листках пергамента. В письме значилось, что эти листки идут из библиотеки одного аристократа, "заклятого немца", который скорее сжег бы их, чем бы пожертвовал Чешскому музею. Как стало потом известно, эта рукопись была найдена в 1817 г. Иосифом Коварем, управляющим кн. Иеронима Коллоредо-Мансфельда в Зеленогорском замке близ Непомука. Эти листки, известные под названием Libušin soud (по содержанию), или (с 1859 г.) Зеленогорской рукописи — по месту нахождения, по письму принадлежат к Х или XI в. и для верящих в их подлинность представляют древнейший памятник письменности не только чешской, но и вообще славянской. Из 121 стиха, содержащихся в рукописи, 9 представляют окончание описания какого-то сейма, а остальные 112 — начало поэтического повествования о распре двух братьев Хрудоша и Стяглава из-за наследства и о разборе этого дела народоправительницей Любушей (см.). Это и есть собственно Л. суд. Это произведение представляет прекрасную картину старочешского земского суда в тот период жизни чешского народа, когда все внутренние дела в нем устраивались ро zákonu vekožizných bogóo, но влияние немецких соседей стало уже сказываться во взглядах и нравах чехов. Спорили из-за отцовского наследства два брата: старший согласно с новыми, немецкими, обычаями хотел по праву первородства завладеть всем наследством; младший в силу старинного славянского обычая требовал совместного и общего пользования имуществом. Обратились к суду Любуши. Считая дело слишком важным для единоличного решения, Любуша созвала сейм из лучших представителей Чешской земли — "кметов, лехов и владык" для торжественного судопроизводства. Сама она села на "золотом отчем престоле; при ней две вещие девы: одна держит доски с написанными на них законами, другая — меч, карающий неправду; перед ними "правдозвестный пламень" и "сватоцудна (святая чудодейственная) вода" (орудия божьего суда). Сейм решил, что братья должны владеть "дединой" сообща (см. Любуша). Отрывок заканчивается знаменательными словами Ратибора: "Nechvalno nam v Nemcech iskati pravdu: U nás pravda ро zákonu svatu, ju že prinesechu otci naši". В "Л. суде" есть прекрасные описания, живые поэтические образы. Действие часто драматизируется, герои его обмениваются речами. Полнее и яснее других представлен характер Любуши, полный женственности и кротости. Природа в "Л. суде" не остается безучастной к судьбе людей: р. Влтава возмущена жестокой распрей двух родных братьев из-за отцовского наследства, и начало стихотворения представляет разговор певца с рекой. Подлинность "Л. суда" столь же заподозрена, как и подлинность Краледворской рукописи, и вызвала такую же полемику, причем нападавшие на Краледворскую рукопись отрицали подлинность и Любушина суда, и наоборот. Литературу предмета см. Краледворская рукопись и, кроме того, Лавровский, "Поездка во внутреннюю Чехию" (подробности исторического открытия рукописи Л. суда в "Утре", 1858); Tomek, "Die Grünberger Handschrift" (Прага, 1859); Šembera, "Libušin Soud domnělá nejstarši pámátka řeči české jest podvržen, tež zlomek Evangelium Sv. Jana" (Вена, 1879); Brandl, "Obrana Libušina Soudu" (1879); Vašek, "Filologický důkaz že Rukopis Kralodvorský a Zelenoborský, tež zlomek evangelia Sv. Jana jsou podvrženà dila Vácslava Hanky" (V Brne, 1879).

Ир. П.