Гипнотизм

есть учение о своеобразном состоянии организма, сопровождаемом изменением сознания, похожим на сон (отсюда и название — ύπνός — сон), но резко отличается от естественного сна прежде всего тем, что вызывается искусственно, а затем и целым рядом симптомов. Само это состояние называется гипнозом, или гипнотическим; тот, кто его вызывает — гипнотизером (hypnotiseur). Слово "Г." было введено для обозначения относящихся сюда явлений английским врачом Брэдом (Braid; см.), в начале 40-х годов нашего столетия; кроме того, для их обозначения служили и отчасти служат еще теперь некоторые другие термины: месмеризм, животный магнетизм, электробиология, фасцинация, neurypnologie, sommeil lucide, sommeil nerveux, бредизм, сомнамбулизм. Научная разработка Г. и методическое применение его к лечению принадлежат новейшему времени. Но различные способы вызывать гипноз были известны и применялись для разных целей еще в глубокой древности. Исцеления от болезней, нередко выдаваемые за чудеса, производившиеся древними жрецами в Египте, Греции и других странах с помощью молитв и наложения рук на больного, внимание которого целиком поглощалось торжественным актом — эти исцеления отчасти сводились на простое внушение наяву, отчасти же на вызывание гипнотического состояния, которое, как мы увидим, значительно повышает внушаемость. Но гораздо важнее медицинского применения Г. в древности было его религиозное значение. Индийские факиры издревле приводили себя в особое, сноподобное состояние с помощью продолжительного направления взора на кончик своего носа или беззвучного повторения священного слова "ом" многие тысячи раз подряд. К подобным же приемам прибегали некоторые монашеские ордена в начале христианской эры. Например, так назыв. таскодругиты или пассалоринхиты при молитве в течение многих часов вкладывали указательный палец в ноздрю. Монахи священной Афонской горы, известные под названием гезихастов или квиетистов, а также омфалопсихиков, крепко прижимали подбородок к груди и фиксировали область пупка. Пребывая в таком состоянии многие часы, задерживая при том дыхание, они впадали в гипноз; первоначально при этом появлялось световое ощущение, что в XIV ст. подало повод к продолжительным спорам, так как некоторые считали этот свет божественным, другие же отрицали возможность видеть божественный свет телесными глазами. Гипноз, совместно с истерией, несомненно играл также большую роль в явлениях, которые в Средние века принимались за колдовство, одержимость бесом (possession), черную магию и т. п. и которые подавали повод к пыткам и казням мнимых ведьм и колдунов. В конце прошлого века сперва в Вене, а потом в Париже Г. стал применяться для лечения различнейших болезней Месмером (Franz Anton Mesmer) под видом животного магнетизма. Магнит издревле пользовался славой целебной силы. Еще у древних египтян магнитные камни служили амулетами для сохранения здоровья, и в египетском папирусе XVI в. до Р. Хр. магнит рекомендуется для лечения ран. Эта вера в значение магнита для организма поддерживалась также учеными врачами Средних веков, прописывавшими магнитные мази, магнитные порошки, и предлагавшими различные метафизические теории для объяснения этого значения магнита. Впрочем, в приеме Месмера, по его словам, играл роль не минеральный, а животный магнетизм: он утверждал, что переводит на больных таинственное магнитное истечение (fluidum), прикасаясь к ним пальцами, или производя около их тела определенные движения (пассы) руками; кроме того, больные могли воспринимать этот же животный магнетизм, прикасаясь к железным шестам, которые были соединены с магнитным бакетом (baquet) — сосудом, наполненным водой и обломками железа и стекла. Больные должны были составлять цепь вокруг такого бакета, держась друг за друга. Шум, который наделал в Париже Месмер своим лечением, и обстановка, при которой она производилась (на сеансы собиралась масса народа, многие подвергались судорожным припадкам, имелись отдельные кабинеты; по-видимому, не всегда соблюдались правила благопристойности в отношениях магнетизера к пациенткам), побудили короля в 1784 г. к назначению исследования лечебной методы Месмера Парижской акад. наук. Избранная ею для этого комиссия, к которой принадлежали Лавуазье и Франклин, пришла к заключению, что никакого животного магнетизма не существует и что месмеризм сводится отчасти на обман, отчасти на результат воображения и подражания.

Несмотря на этот убийственный приговор, месмеризм находил новых приверженцев. Один из адептов Месмера, маркиз Пюйзегюр (Chastenet de Puységur), артиллерийский офицер, убедился в возможности внушать определенные мысли замагнитизированным субъектам и получать от них во время месмерического сна ответы на вопросы; это состояние считалось за особый вид месмеризма и получило тогда название искусственного сомнамбулизма. Вместе с тем, благодаря этому обстоятельству, возникло сближение между месмеризмом и ясновидением. Дальнейшее видоизменение месмеризма заключалось в том, что гипнотическое состояние достигалось простым приказанием спать. Этот прием культивировался с большим успехом португальским аббатом Фариа, который отрицал существование магнитных истечений и вообще значение обстановки, придуманной Месмером. Он считал существенным для производства сна сосредоточение магнетизера на желании усыпить данное лицо и допускал, что усыпление может достигаться даже без слов, на расстоянии. Новый, весьма важный толчок в правильному пониманию месмеризма дал в сороковых годах английский врач Брэд, которого и нужно считать основателем научного воззрения на Г. Он присутствовал на магнетических сеансах, устраиваемых как интересное зрелище за входную плату путешествующим магнетизером Лафонтеном (эти сеансы назывались conversazioni и составляли тогда модное развлечение). Публика видела в этих явлениях не то чудеса, не то шарлатанство. Брэду же пришла мысль, что гипнотический сон может наступать вследствие напряженной фиксации глазами близкого предмета, что он немедленно проверил и с успехом на нескольких субъектах. Таким образом был найден новый способ для вызывания искусственного сна. Брэд пользовался им в обширных размерах для лечебных целей; он объяснял осуществление внушений, даваемых гипнотизируемым субъектам, влиянием господствующей в сознании идеи на физиологические процессы, и в многочисленных статьях и брошюрах старался очистить учение о гипнотическом сне от всех мистических в шарлатанских примесей. Но учение его после его смерти (1860) было забыто. По временам Г. вновь служил для публичных представлений, при чем, между прочим, в Америке в 60-х гг. эти явления получили название электробиологических.

Во Франции после того, как месмеризм стал культивироваться в измененном виде упомянутым выше аббатом Фариа, а впоследствии его учеником генералом Нуазэ, научный интерес к нему охладел; по временам выступали врачи с трактатами, священными теоретическому изучению вопроса и практическому применению месмеризма к медицине в разных видах (Гюссон, Дю-Потэ, Филипс, Шарпиньон и др.), но им не удавалось обратить на себя внимание. Та же участь постигла еще 1866 г. д-ра Льебо из Нанси, взгляды которого примыкали к воззрению Брэда. Точно так же долго оставались изолированными исследования, опубликованные в 1873 г. физиологом Чермаком в Германии, стоявшие в близком отношении к Г. Он исходил из старого опыта, известного еще с XVI ст. под названием experimentum mirabile (чудесный эксперимент). Последний заключается в том, что можно курицу привести в совершенно неподвижное состояние, если придавить ее клювом к полу или столу и провести от клюва в его направлении длинную прямую черту мелом. Чермак вызывал состояние неподвижности, оцепенения, нечто подобное гипнозу, у различных животных. Состояние это впоследствии было названо "катаплексией" (испуг) — термин, предложенный германским физиологом Прейером, который продолжал эти исследования и указал на отношение их к Г. Этому же вопросу посвящены весьма ценные исследования русского физиолога Данилевского. Внимание научного мира было вновь обращено на гипнотизм и притом уже с продолжающимся доныне интересом лишь с тех пор, как Шарко в 1878 г. стал изучать и демонстрировать на своих лекциях явления искусственного сна у истерических больных. Почти одновременно в Германии толчок к научному, экспериментальному изучению гипнотических явлений подали публичные представления гипнотизера Ганзена, который в 1880—81 гг. побывал и у нас, где он также сильно заинтересовал общество. Вскоре затем в Нанси идеи д-ра Льебо, в свое время оставшиеся незамеченными, стали вновь разрабатываться проф. медиц. факультета Бернгеймом и юристом Льежоа, причем теперь они обратили на себя всеобщее внимание и нашли многочисленных приверженцев в других странах. В настоящее время все-таки преобладающую роль в этой разработки играет Франция, где издается несколько журналов, специально посвященных Г., и за последние десять лет создалась обширная литература этого предмета. Хотя исследования франц. врачей проверялись и обсуждались в других научных центрах, тем не менее всем существенным, что теперь выяснено относительно Г., мы обязаны французам.

Теперь мы перейдем к описанию самих явлений гипноза, как они представляются по современным исследованиям. Гипноз представляет весьма различные стадии, начиная с таких состояний, в которых сознание почти вовсе не изменяется и о которых сохраняется полное воспоминание, и кончая такими, которые характеризуются глубоким изменением сознания и полной потерей воспоминания за соответственный период времени. Более или менее параллельно с глубиной гипнотического сна идут различные изменения в двигательной и чувствительной сфере. В глубоком гипнозе болевая чувствительность совершенно теряется — наступает состояние анальгезии (нечувствительности к боли), подобное тому, которое достигается хлороформированием, почему гипнозом в пользуются иногда для безболезненного производства операций. Особенность гипнотической анальгезии заключается в том, что, несмотря на невосприимчивость к болевым раздражениям, сознание продолжает воспринимать впечатления через органы чувств, в особенности со стороны гипнотизера, благодаря чему и возможно делать в этом состоянии внушения. С другой стороны, с помощью внушения удается вызывать такую же анальгезию в более поверхностных стадиях гипноза, т. е. при менее глубоком изменении сознания и отсутствии других явлений, характеризующих собой полный гипноз. Со стороны других органов чувств, преимущественно зрения и слуха, в гипнозе констатируется иногда повышение возбудимости, — такие субъекты воспринимают столь незначительные раздражения названных органов, которые в нормальном состоянии не вызывают еще ощущения. Впрочем, в этом отношении существует большое непостоянство, как для различных индивидуумов, так и для одного и того же индивидуума в различные периоды гипноза. Весьма поразительны и эффектны изменения со стороны мышечной системы, наблюдаемые в гипнозе. А именно, в известном ряду случаев мускулатура всего тела представляет ту особенность, что мышцы сохраняют положения, которые придаются им искусственно, как бы застывая в них. Подобное состояние мышц, называемое каталепсией, позволяет придавать членам самые неестественные, причудливые положения, и субъект сохраняет их в течение продолжительного времени, иногда многих часов, пока гипнотизер не изменит их. Изменение достигается различным путем: с помощью легкого давления или пассов в том или другом направлении, или же дуновения, или закрывания глаз, если они открыты, и т. под. Можно вызывать каталепсию, ограниченную одной половиной тела, или лишь в отдельных конечностях. Она наступает далеко не во всех случаях гипноза, и способ ее возникновения совершенно неизвестен; у многих гипнотизированных не удается вызвать ее никоим образом. Зато там, где этот симптом налицо, он поддается видоизменениям по желанию гипнотизера и позволяет, например, уложить гипнотизированного в виде бревна, при чем лишь голова и ступни покоятся на двух стульях, а тело вытянуто на воздухе и сохраняет это положение даже при наложении на него тяжести.

Нужно заметить, что когда Шарко стал изучать и демонстрировать гипнотические явления на истерических субъектах, он часто наблюдал каталепсию при известных условиях и пришел к заключению, что она составляет постоянное явление гипноза. При том оказалось, что, кроме каталептического состояния, гипнозу свойственны еще два других характерных изменения организма, каждое из которых может наступать немедленно после усыпления и поочередно сменяться двумя другими. На этом основании Шарко и его последователи различают три стадии гипноза. Первая из них, так называемая летаргическая, характеризуется полным расслаблением мускулатуры, потерей чувствительности и произвольных движений; субъект находится, по-видимому, в глубоком сне и не поддается никаким внушениям. Особенность этой стадии заключается в том, что во время ее существования нервы и мышцы обнаруживают резкое повышение механической возбудимости: давление на двигательный нервный ствол производит сокращение мышц, в которых разветвляется, и точно так же сокращаются мышцы при простом поглаживании покрывающей их кожи. Вторая стадия, так называемая каталептическая, характеризуется только что описанной каталепсией. Она может быть вызвана непосредственно путем внезапного сильного светового или слухового раздражения, например, неожиданного магнезиального света или удара в там-там, но в него же можно перевести субъекта, находящегося в летаргической стадии гипноза; для этого достаточно открыть ему глаза. Если открыть только один глаз, то каталепсия явится лишь на одной половине тела, другая же по-прежнему останется в летаргическом состоянии. При каталепсии повышение механической возбудимости нервов и мышц более не наблюдается; но этому состоянию свойственна другая замечательная особенность — возможность внушения через мышечное чувство: если придать рукам субъекта, находящегося в каталепсии, характерное положение, например — соответствующее молитве или воздушному поцелую и т. под., то в соответственном направлении изменяется и мимика лица и общая осанка. Закрывая субъекту глаза, можно опять привести его из каталепсии в летаргию. Наконец, третья стадия гипноза, так называемая сомнамбулическая — вызывается легким давлением или трением теменной части головы, при чем в него может быть превращаема и летаргическая, и каталептическая стадии; иногда сомнамбулизм удается получить и первоначально, как непосредственный результат гипнотического усыпления. Главная особенность сомнамбулизма заключается в возможности осуществлять словесные внушения и вызывать галлюцинации; субъект свободно двигается с закрытыми или полузакрытыми глазами, отвечает на вопросы и исполняет все приказания гипнотизера, не сохраняя об этом при пробуждении никакого воспоминания. Продолжительность сомнамбулической стадии может доходить до нескольких суток.

Эта характеристика явлений гипноза встретила резкую оппозицию со стороны большинства других исследователей Г., главным образом со стороны проф. Бернгейма в Нанси. По воззрению его и его последователей — так называемой Нансийской школы — явления, описываемые Шарко и его учениками, характеризуют не столько гипноз, сколько истерию, и при том их удается наблюдать даже на истерических субъектах весьма редко и лишь при том условии, когда гипнотизер производит субъектам соответственные внушения, благодаря чему эффектная смена трех стадий является как бы результатом искусственной дрессировки. Если же изучать Г. на здоровых субъектах, которые в значительной степени поддаются гипнозу, то оказывается, что различные явления вовсе не следуют друг за другом с такой закономерностью, а все они могут наблюдаться при глубоком гипнотическом сне под влиянием внушения, могут и не наблюдаться и тогда вся суть гипнотического сна сводится на своеобразное изменение сознания, повышающее способность к восприятию внушений. Последователи же Шарко — так называемая Парижская школа — настаивают на том, что вышеприведенные явления в виде трех стадий составляют классическую картину гипноза — "большой Г." (le grand hypnotisme), и что Г. вообще представляет нечто вроде искусственно производимого невроза (нервного расстройства), протекающего по известному шаблону, как, напр., истерические припадки. Каждая из описанных стадий "большого Г." может наблюдаться у истерических субъектов и самопроизвольно, без гипнотического усыпления, и в этом обнаруживается тесное родство между Г. и истерией. Те же проявления Г., которые описываются как таковые Нансийской школой ("малый Г.") и которые не соответствуют картине летаргии, каталепсии или сомнамбулизма, на самом деле не должны быть причисляемы сюда и не заслуживают особого внимания.

Нельзя сомневаться в том, что точка зрения Парижской школы на Г. ошибочна. Если и удается иногда наблюдать описываемый ею порядок явлений на истерических субъектах, то во всяком случае нельзя на него переносить центра тяжести Г., уже не говоря о том, что эта точка зрения оставляет совершенно без внимания применение Г. для лечебных целей. Притом в действительности наблюдения, легшие в основу учения о "большом Г.", относятся преимущественно к небольшому числу больных, служивших объектами этих исследований в клинике Шарко, и встретили с других сторон лишь единичные подтверждения. Как они ни интересны и ни поразительны, они, вероятно, никогда не сделались бы исходной точкой теории Г., если бы с ними не был связан высокий авторитет Шарко. Впрочем, фактические противоречия между Парижской и Нансийской школами в сущности касаются только летаргической и каталептической стадии гипноза. Сами же явления летаргии и каталепсии наблюдались всеми при гипнозе, и тем более бесспорными представляются конкретные явления, относящиеся к сомнамбулической стадии. С точки зрения психологической они наиболее интересны. В них и обнаруживается важнейшая сторона Г. — своеобразное состояние сознания. Как при наличности вышеуказанных физических и физиологических изменений организма, так и при отсутствии их, сомнамбулизм преимущественно характеризуется тем, что субъект в этом состоянии чрезвычайно легко поддается внушениям. В статье "Внушение" (см.) было выяснено, что это понятие обозначает усвоение сознанием такого представления, которое введено в него извне, и что это в известной степени возможно без всякого гипноза, наяву. В гипнозе же внушаемость, по сравнению с бодрствованием, значительно повышается и достигает невероятной степени. Эта повышенная внушаемость загипнотизированных субъектов стоит в связи с их психической пассивностью. Будучи усыплены и затем предоставлены самим себе, они совершенно инертны, не обнаруживают никакой инициативы, никаких психических актов. Деятельность сознания как бы застывает, так же как при естественном сне. В последнем, при известных условиях, под влиянием внутренних раздражений, происходят сновидения, которые, конечно, суть ничто иное, как беспорядочные, лишенные волевого контроля сочетания наличных представлений, наполнявших сознание наяву. Загадочная особенность, отличающая искусственный, гипнотический сон от естественного, заключается в том, что гипнотизер может по своему желанию приводить в движение и направлять эту застывшую деятельность сознания. Произнося какое-нибудь слово перед загипнотизированным субъектом, гипнотизер вызывает в его сознании соответственное представление, и это представление, будучи единственным, приобретает совершенно не свойственную ему, при обыкновенных условиях, силу. На этом основана власть гипнотизера над усыпленным им субъектом, которая так поражает зрителей на публичных представлениях и которая производила прежде впечатление какой-то таинственной психической силы. Гипнотизированный превращается в автомата, который в точности выполняет все, что ему прикажет гипнотизер — конечно, настолько, насколько это позволяют реальные условия. Благодаря этому автоматизму, гипнотизированный обязательно отвечает на вопросы, которые он оставил бы без ответа в бодрственном состоянии, будучи лишен власти над собой, он высказывает при этом вещи, которых ни за что не обнаружил бы по доброй воле, и выдает свои тайны, хотя бы самого компрометирующего свойства. В иных случаях этот автоматизм выражается в слепом подражании всем движениям гипнотизера и повторении всего, что он скажет, вроде эхо. Благодаря указанной пассивности сознания в гипнозе и обусловленной ею необыкновенной силе отдельных представлений, которые, так сказать, призываются к жизни, у загипнотизированного субъекта легко удается вызывать обманы чувств — галлюцинации и иллюзии. Ему дают пить воду и говорят, что это раствор хинина, — он немедленно получает ясное впечатление горечи; ему подносят ко рту бумажку и говорят, что это свежая благоуханная роза, — он с видимым восторгом втягивает в себя приятный запах; ему говорят, что он в пустыне и ему навстречу идет лев, готовый его растерзать, — он приходит в ужас.

Но результат внушения может не ограничиваться такими элементарными психическими актами. Опыты, произведенные различными авторами, показали, что удается производить в гипнозе полное фантастическое изменение личности. Гипнотизированному субъекту заявляют, напр., что он находится на поле битвы, что он ранен, — он тогда принимает соответственную осанку, отдает приказания, требует перевязки и тому под.; или загипнотизированной взрослой женщине внушают, что ей всего 8 лет, — она начинает вести себя как ребенок, меняет голос, и, если заставить ее писать в этом состоянии, то обнаруживается детский почерк с свойственными детям ошибками. Нужно, впрочем, заметить, что подобные трансформации личности удаются лишь в глубоком гипнозе, притом чрезвычайно редко, и такие примеры описаны лишь немногими авторами. Эта трансформация личности, о которой при пробуждении не сохраняется никакого воспоминания, опять таки представляет аналогию с некоторыми наблюдениями, преимущественно относящимися к истерии, в которых самопроизвольно, без искусственного усыпления, происходит особое раздвоение сознания, а именно: есть субъекты, которые по временам, на известный период, представляются совершенно другой личностью в психологическом смысле — с совершенно измененными наклонностями, манерами, мыслями, темпераментом и даже речью, по сравнению с нормальным состоянием. Жизнь их как бы раздвоена: впечатления и действия, относящиеся к одному из видов их сознания, оказываются несуществующими для второго, и наоборот; напр., лица, с которыми они познакомились в течение одного вида сознания, кажутся им незнакомыми во время наличности второго вида, но при новом появлении первого вида они узнают этих лиц. Вообще, для каждого из двух состояний имеется своя память и она преемственна для различных периодов каждого вида. До сих пор мы рассматривали явления внушения во время гипноза; но действие внушения не ограничивается одним этим, а может быть продлено на известное время, после пробуждения из гипнотического сна. Так, напр., можно внушить загипнотизированному субъекту галлюцинации не только на время сна, но и к известному сроку после пробуждения, в особенности к периоду, следующему непосредственно за пробуждением. Между прочим, многими успешно производились опыты внушения так называемых отрицательных галлюцинаций. Они заключаются в том, что загипнотизированному внушают, напр., по пробуждении не видеть определенную личность из присутствующих, и результат такого внушения обнаруживается тем, что эта личность для субъекта не существует, как будто на нее надета шапка-невидимка. Но если бы внушения, относящиеся к периоду пробуждения после гипноза, так называемые послегипнотические внушения, ограничивались только такими курьезами; то при всем их теоретическом интересе они не могли бы иметь особого значения. Между тем, помимо теоретического интереса, Г. в настоящее время приобрел громадное значение чисто практическое, прежде всего как лечебное средство. Применение Г. в медицине всецело основывается на послегипнотических внушениях ввиду их обязательного осуществления. Что касается способа, применяемого во врачебной практике для погружения в гипноз, то нужно заметить, что он может быть весьма различного характера. Мы видели из вышеприведенных исторических замечаний, что различные гипнотизеры прежних времен пользовались с одинаковым успехом весьма разнообразными методами, по-видимому не имеющими между собой ничего общего. Когда Г. сделался предметом экспериментальных и клинических исследований в Германии и Франции, то было выяснено, что, с одной стороны, всякого рода слабые и монотонные раздражения органов чувств предрасполагают ко сну и приводят к гипнозу, а с другой, что усыпление легко и верно происходит тогда, когда субъект проникается мыслью, что он засыпает; в последнем случае, следовательно, уже самое усыпление является результатом внушения, и если субъект задается такой мыслью без участия другого, то усыпление (автогипноз) происходит путем самовнушения. Соответственно сказанному, во врачебной практике для вызывания гипноза служат, с другой стороны, такого рода приемы, которые заключаются в производстве однообразных слабых раздражений органов чувств: гипнотизируемого заставляют смотреть пристально на близкий блестящий предмет, или прислушиваться среди полной тишины к бою карманных часов, или производят однообразные легкие прикосновения к коже лица (пассы). Если же принять, что гипноз является результатом внушения, вследствие простого возбуждения представления о сне, то все эти приемы становятся лишними, и действительно, Нансийская школа выработала другой способ гипнотизирования. Гипнотизер заявляет субъекту, что он сейчас заснет, и старается словами представить его воображению картину сна: повторяет ему уверенным тоном, что он засыпает, что его веки тяжелеют, что он чувствует усталость, что он больше не может двигаться и т. под. Иногда достаточно простого приказания спать, и гипноз наступает. Время, потребное для вызывания гипноза, колеблется от нескольких секунд до 15—20 минут и более. Пробуждение из гипноза также совершается различно: иногда самопроизвольно, большей же частью под влиянием приказания гипнотизера проснуться; если этого недостаточно, то спящему дуют в лицо или в глаза. Рассматривая самый гипноз как результат внушения и считая это состояние могущественным лечебным средством, приверженцы Нансийской школы (которая в настоящее время имеет представителей и в других странах) пытались пользоваться им в различнейших заболеваниях. При этом возникает прежде всего вопрос: удается ли загипнотизировать всякого, к кому желательно применить этот способ лечения? Названная школа отвечает на этот вопрос, что из любой группы людей, все равно здоровых или больных, а также независимо от пола и возраста, лишь весьма небольшое число вовсе не поддается гипнотизированию — так называемые réfractaires. Процентное отношение этих рефракторов колеблется, по данным различных авторов, от 2—17%, Наибольший материал для выяснения этого отношения был доставлен д-ром Льебо (в Нанси): в 1880 г. он насчитал на 1011 субъектов 2,67% рефракторов, а в 1885 г. на 753 — 7,97%. Но, чтобы правильно оценить значение этих чисел, надо иметь в виду, что с рассматриваемой теперь точки зрения под гипнозом вовсе не разумеются исключительно те состояния, которые характеризуются вышеописанными резкими двигательными и психическими явлениями. Напротив, сводя весь Г. на искусственное повышение внушаемости, представители этой школы причисляют к гипнозу уже ничтожное изменение психики, обнаруживающееся весьма нерезкими симптомами в указанных направлениях. Смотря по интенсивности их, они делят гипноз на несколько степеней: Льебо на шесть, Бернгейм даже на девять, вообще принято деление на три степени. Первая из них характеризуется лишь легкой сонливостью, при чем субъект вовсе не засыпает вполне и по прекращении гипноза помнить все, что происходило во время сеанса. Вторая отличается наступлением более или менее глубокого сна, обнаружением некоторого автоматизма, склонностью к каталептическим явлениям и неясностью воспоминания. Третья степень, называемая сомнамбулической, представляет полный автоматизм, полное подчинение субъекта воле гипнотизера и совершенное отсутствие воспоминания о случившемся в гипнозе после пробуждения. Лишь к сомнамбулизму относятся опыты с послегипнотическими галлюцинациями, трансформацией личности и вообще эффектными приемами, поражающими зрителей при публичных представлениях Г., и далеко не все люди, способные впадать в гипноз, могут быть доведены до этого состояния, — по Льебо, около 18%, по другим авторам несколько более или менее. Способность впадать в сомнамбулизм увеличивается по мере повторения гипнотических сеансов; в первый же раз чаще всего наблюдаются лишь первые две степени. Для лечебных целей однако даже наиболее легкое состояние гипноза представляется чрезвычайно важным, поскольку даваемые в нем послегипнотические внушения осуществляются. Внушения эти заключаются в том, напр., чтобы больной по пробуждении не чувствовал боли, которой он страдает, или не производил судорожных движений, которым он подвержен, или избавился от паралича или других расстройств движений, которыми проявляется его болезнь; далее они касаются восстановления или улучшения отправлений органов чувств, напр., зрения, улучшения субъективных явлений, относящихся к сфере общего самочувствия, настроения, сна, аппетита, пищеварения, устранения болезненных влечений к вину или морфию, навязчивых идей и т. под. Из этих примеров явствует, что преимущественное поле применения Г. с лечебными целями лежит в области нервных болезней, но поскольку другие заболевания сопровождаются нервными симптомами, гипнотическое внушение может играть роль и в них. Были также сделаны попытки влиять путем гипнотического внушения на течение душевных болезней; но, уже не говоря о громадной трудности загипнотизировать помешанных, в этом направлении, по-видимому, нельзя ожидать успешных результатов. Точно так же, конечно, не может быть речи об устранении путем Г. таких нервных болезней, которые заключаются в материальном поражении элементов головного или спинного мозга в виде острых или хронических процессов воспаления, атрофии и проч. Можно надеяться влиять лишь на такие болезненные симптомы, которые зависят от расстройства функции, без материального, анатомического заболевания тканей.

При всем том нельзя оставить без внимания, что в отдельных случаях удавалось путем гипнотического внушения вызывать, по желанию гипнотизера, изменения кровообращения в определенных участках кожи, до образования пузырей и выпота с последовательными изменениями (образованием рубцов), как после местного воспаления кожи. Следовательно, внушение оказывается способным влиять также на органические, вегетативные процессы. Но эти случаи исключительны и относятся преимущественно к истерическим субъектам, у которых и независимо от Г., посредством самовнушения, происходят весьма сложные и глубокие нарушения в деятельности различных органов. Для медицинской практики подобные исключительные наблюдения не могут идти в счет, и даже авторы, увлекающиеся гипнотическим лечением и утверждающие, что чуть ли не всякий человек может быть с легкостью загипнотизирован и подвергнут внушениям, даже такие авторы, к которым принадлежит, например, проф. Бернгейм, ограничивают лечебную силу гипнотического внушения функциональными расстройствами организма и вовсе не усматривают в этом методе чудесной силы, которая могла бы исцелять неизлечимые болезни и стояла бы в противоречии с физиологическими законами. Лишь шарлатаны, эксплуатирующие доверие публики, вообще падкой на все чудесное, могут поддерживать такие несбыточные надежды. Но практическое значение Г. не исчерпывается возможностью влиять на болезненные процессы путем внушений. Последние могут точно так же относиться к поступкам, при чем в гипнозе дается внушение, которое реализуется в назначенный срок. Опыты различных гипнотизеров доставили довольно большой материал, который не позволяет сомневаться в том, что человек может в гипнозе получить внушение совершить в определенное время ряд сложных действий, иной раз далеко не индифферентных. По пробуждении от гипноза не остается никакого воспоминания о внушении, а между тем, в назначенное время внушенные действия совершаются, при чем совершающий их ни в каком случае не сознает, что он действует по постороннему внушению, а напротив, убежден, что он действует по собственной, свободной воле, или чувствует непреодолимое влечение к данному поступку, хотя бы этот поступок был совершенно нелеп или составлял преступление, напр. кражу, покушение на убийство. Подобные эксперименты были производимы с успехом различными авторами и показали, что послегипнотические внушения с точностью реализуются в срок нескольких месяцев и даже больше года после сеанса. Так как при исполнении внушенного акта субъект находится в состоянии, которое ничем, по-видимому, не отличается от вполне ясного сознания, и факт предшествовавшего внушения ничем не обнаруживается, то понятно, с какими большими затруднениями была бы сопряжена экспертиза, если бы на суде возникло предположение о гипнотическом происхождении преступления. Но что такой случай возможен, это не подложит никакому сомнению. К внушенным действиям близко примыкают так называемые ретроактивные галлюцинации. Под этим названием разумеется следующее: загипнотизированному субъекту внушают, что он в такое-то время видел определенную сцену или слышал определенные слова, вообще был свидетелем определенного события, и по пробуждении он имеет глубокую уверенность, что это реально, т. е. спрошенный о соответственном событии, с полной уверенностью сообщает внушенные ему сведения, как воспоминания о собственных впечатлениях. Таким образом могут получиться совершенно фантастические свидетельские показания, способные ввести в заблуждение суд.

Говоря о судебно-медицинском значении Г., нельзя не упомянуть также о том, что гипнотизируемый во время гипноза может сам сделаться жертвой преступления со стороны гипнотизера. Пользуясь отсутствием воспоминания о том, что происходит во время сомнамбулической стадии гипноза, гипнотизер может в этом состоянии взять с кого-нибудь важную подпись, напр. на векселе, или совершить преступление против чести женщины, или обокрасть, ограбить гипнотизируемого и т. п. Поэтому обвинение гипнотизера со стороны гипнотизированного субъекта в подобном преступлении, в особенности обвинение со стороны женщин в оскорблении их чести, не может считаться фантастическим. Вообще не следует никогда производить усыпления без свидетеля. Большое практическое значение в связи с судебно-медицинской стороной Г. имеет также вопрос: может ли кто-нибудь быть загипнотизирован без его ведома и согласия? Поскольку наступление гипноза обусловлено внушением, следовательно восприятием представления о сне, конечно не может быть речи о гипнотизировании без ведома субъекта; но так как ему могут быть неизвестны последствия гипнотического сна, зависящие от возникновения соотношения между спящим и гипнотизером и реализации послегипнотических внушений, нельзя отрицать возможности вызывания гипноза с его последствиями без согласия субъекта. Случаи, в которых гипноз достигается таким образом, что субъект, совершенно не зная в чем дело, фиксирует блестящий предмет и благодаря этому впадает в сон, или приводится в состояние полного подчинения путем пассов и фасцинации со стороны гипнотизера, едва ли могут иметь практическое значение, и если они вообще возможны, то разве в виде редких исключений. Точно так же еще нуждается в дальнейшем подтверждении заявление некоторых гипнотизеров, будто иногда удается установить гипнотическое соотношение с человеком, который заснул естественным сном, и таким образом переводить последний в гипноз. Вообще было бы неосновательно обобщать имеющиеся в этом отношении единичные наблюдения. Некоторые авторы, в том числе, напр., проф. физиологии при Парижском мед. фак., Шарль Рише, утверждают даже, что можно погружать человека в гипноз путем мысленного внушения (suggestion mentale) на большом расстоянии.

Сам по себе гипнотический сон не может считаться состоянием опасным или вредным для здоровья, но нет сомнения, что повторные погружения субъекта в гипноз предрасполагают его к самопроизвольному наступлению гипнотического состояния, что доказано неоднократными наблюдениями. Затем были описаны единичные случаи, в которых вслед за гипнотическими сеансами появлялись глубокие расстройства нервной системы и даже душевные расстройства. Но эти случаи представляются исключением, и, конечно, здесь более существенную роль, чем гипноз, играло предрасположение субъекта к таким заболеваниям, а гипноз служил лишь случайной вызывающей причиной болезни. Впрочем, если бы даже не было основания опасаться подобных вредных последствий, то и тогда не могло бы считаться позволительным подвергать кого бы то ни было гипнозу, а тем более повторным сеансам, без лечебной или, при известных условиях, научной цели. Мечты некоторых увлекающихся авторов о том, что, благодаря возможности после гипнотических внушений, гипноз должен служить для исправления характера и составлять пособие при воспитании детей, до сих пор остались мечтами и, вероятно, всегда останутся таковыми.

Далее само по себе понятно, что гипнотизирование должно быть производимо исключительно врачами, так как речь идет об искусственном вызывании ненормального состояния организма. Также никоим образом гипнозом не должно пользоваться для того, чтобы добиться правдивых показаний от подсудимого, как они ни были бы важны для выяснения истины. Будучи лишен власти над своей психической деятельностью и делаясь полным автоматом, человек, как уже было упомянуто, в сомнамбулическом состоянии дает правдивые ответы на вопросы, касающиеся определенных, известных ему фактов и высказывает то, о чем он умолчал бы наяву. Ввиду этого несомненно расспросы в гипнозе иной раз могли бы содействовать обнаружению преступлений и выяснению относящихся к судебному следствию обстоятельств. Но уже не говоря о том, что возможность уклоняться от истины и давать неправильные ответы в гипнозе не исключена, следовательно с достоверностью подобные показания не могут считаться за истину, такой инквизиторский прием совершенно несовместим с современными представлениями о гуманности и представлял бы возврат к тому периоду, когда судом для обнаружения истины применялись пытки. Наконец требования гуманности в последнее время привели почти во всех странах Европы к запрещению публичных представлений гипнотизма. Привлекая толпу преимущественно картиной странных двигательных и психических явлений гипноза, эти сеансы производят сильное, иногда потрясающее впечатление на зрителей, и у лиц предрасположенных к нервным заболеваниям, отличающихся вообще повышенной впечатлительностью, они нередко вызывают нервные припадки. У нас, в России, в 1890 г., по постановлению медицинского совета, производство публичных представлений гипнотизма и магнетизма также было воспрещено, при чем вообще применение гипноза с лечебной целью предоставлено только врачам с соблюдением требования закона (ст. 115, т. XIII) относительно операций над больными, т. е. не иначе, как лишь в присутствии других врачей.

Объяснение гипнотических явлений сопряжено с громадными затруднениями. Отчасти явления гипноза стоят в соответствии с фактами, известными нам из физиологии и патологии мозговой деятельности вообще. А именно, автоматизм и сон гипнотизированных субъектов представляют один из видов мозговой деятельности, возникающих при условии угнетения высших центров сознания, и в соответствии с этим угнетением стоит отсутствие инициативы, совершение психических актов по типу рефлекса, отсутствие воспоминания о всем, что происходило во время сеанса, наконец сон. Но оставляя даже в стороне физиологические изменения функций, свойственные гипнозу, напр., каталептическое состояние, повышение чувствительности некоторых органов чувств и проч. явления, которые требуют особых объяснений, нельзя не обратить внимания на громадные различия, существующие между отдельными психическими проявлениями гипноза. Если и гипнотический сон, и гипнотический автоматизм (сомнамбулизм) обусловлены выпадением деятельности высших центров сознания, то чем же объясняется различие между этими двумя состояниями? Затруднение здесь тем более значительно, что мы до сих пор не знаем также, что делается с мозгом при естественном сне? Конечно, и в естественном сне сознательная деятельность угнетена, между тем, при нем, несмотря на все его родство с гипнозом, не наблюдается ничего подобного психическим проявлениям последнего. Самое главное обстоятельство, разделяющее естественный и гипнотический сон, заключается в установлении раппорта между гипнотизером и спящим. Как объяснить, что гипнотизируемый реагирует на слова определенного лица, а именно того, который погрузил его в сон? Далее, как объяснить, что гипнотизер может внушить субъекту, чтобы его никто другой не мог усыпить, и такое внушение оказывается действительным? Наконец, какие физиологические условия мозговой деятельности могут быть согласованы с тем фактом, что различнейшие раздражения органов чувств во время гипнотического сна не прерывают его, что гипнотизированный, не пробуждаясь, ведет длинные разговоры и совершает сложные действия, а между тем, он просыпается немедленно, когда гипнотизер хотя бы тихим голосом говорит ему — проснитесь! Очевидно, что к автоматической деятельности мозга, обусловленной угнетением функции высших центров сознания, и в известной степени характеризующей гипнотический сон, должно присоединиться еще какое-то условие, без которого только что упомянутые факты немыслимы. Очевидно, что, несмотря на угнетение высшей, сознательной психической деятельности, представление личности гипнотизера, на которой в момент засыпания сосредоточено внимание гипнотизируемого, не только сохраняется при этом угнетении, но даже приобретает исключительную силу над проявлениями психики во время гипнотического сна. Вместе с тем ясно, что было бы ошибочно принимать, что во время гипноза субъект находится в бессознательном состоянии. Несомненно, что весьма сложные психические акты могут совершаться без всякого участия сознания. В этих случаях психическая деятельность, проявляющаяся, по-видимому, целой цепью произвольных актов, на самом деле происходит по типу рефлекса, и соответственно этому за обнимаемый подобной автоматической деятельностью промежуток времени существует полное отсутствие воспоминания. Подобные состояния наблюдаются при некоторых формах душевного расстройства, преимущественно при эпилепсии. В гипнозе же, во-первых, наблюдается не точное разграничение, а постепенный переход друг в друга таких степеней, в которых субъект по пробуждении все помнит, в такие, где у него ничего не остается в памяти. Во-вторых, даже в сомнамбулическом состоянии гипноза, характеризуемом полным отсутствием воспоминания, последнее может быть восстановлено, если гипнотизер сделает спящему соответственное внушение; и даже без такого внушения в следующем сеансе обнаруживается воспоминание о том, что происходило в предыдущем, хотя в период бодрствования оно вполне отсутствует. Следовательно, для происходящего в гипнозе имеется память, только она не имеет ничего общего с памятью того же субъекта вне гипноза. В-третьих, послегипнотическое внушение, даваемое в сомнамбулическом состоянии, не оставляя, по-видимому, никакого следа в памяти субъекта, на самом деле не только запоминается им, но даже в точности выполняется в назначенный срок. Очевидно, что представления, связанные с этим внушением, вовсе не пропадают для сознания, а сохраняются в нем для того, чтобы в свое время служить источником волевого акта, совершение которого не имеет никаких признаков автоматизма. Раньше же наступления срока для совершения внушенного действия, соответственное внушение как бы в скрытом виде находится в сознании — иначе его реализация была бы немыслима. Сложность и загадочность психического механизма, лежащего в основе гипнотических явлений, увеличивается еще тем обстоятельством, что, как уже было упомянуто, субъект при выполнении послегипнотического внушения вовсе не сознает, что он действует по внушению, а напротив, внушенный поступок в его глазах составляет продукт его личного желания. Само собой понятно, какое значение имеет подобный факт для правильной оценки субъективного состояния, ощущаемого нами как свобода воли. Приведенные замечания имели целью лишь наметить те психологические проблемы, которые возникают по поводу гипнотических явлений. Удовлетворительного ответа на них в настоящее время нельзя дать, главным образом ввиду крайней недостаточности научных сведений о механизме нормальной психической жизни. До сих пор, напротив, анализ гипнотических явлений скорее служил к накоплению фактического материала, весьма плодотворного для уяснения общих психологических понятий.

Литература Г. весьма обширна и богата как большими сочинениями, так и мелкими брошюрами г журнальными статьями. Полный перечень ее можно найти в соч. Max Dessoir'a: "Bibliographie des modernen Hipnotismus" (Берлин, 1888—1890). Для более подробного ознакомления с современным положением вопроса могут служить следующие сочин.: Collerre "Magnétisme et Hypnotisme" (1887, 2 изд.); Gilles de la Tourette, "L'hypnotisme et les états anologues au point de vue medicolegal etc." (1887); Bernbeim, "De la suggestion et de ses applications à la thérapeutique" (1888, 2 изд.; имеется в переводе на русский язык); его же "Hypnotisme, suggestion, psychothêrapie, études nouvelles" (1891; переведено на нем. язык), Preyer, "Der Hypnotismus, Vorlesungen", 1890); Moll, "Der Hypnotismus, seine Bedeutung und seine Handhabung" (1891, 2 изд.; переведено на русский язык). В русском переводе имеются брошюры Оберштейнера ("Г. и его клинич. и судебно-медицинское значение", 1887) и Крафт-Эбинга ("Экспериментальное исследование в области Г.", 1889). — Оригинальными сочинениями о Г. русская литература не богата Можно указать на сочинения проф. И. Р. Тарханова, "Гипнотизм, внушение и чтение мыслей" (1886 г.; в 1891 г. появилось французское издание); далее, лекции доктора О. О. Мочутковского "Об истерических формах гипноза" (Одесса, 1888) и, наконец, некоторые специальные статьи, помещенные в "Вестнике клинической и судебной психиатрии и невропатологии" проф. И. П. Мержеевского, где, начиная с 1887 г., последовательно реферируются также новые иностранные работы о гипнотизме.

П. Розенбах.