Браманизм

Этим именем обозначается обыкновенно религиозное учение, составленное и выработанное браминами, жреческой и с давних пор первенствующей кастой Индии. Подобно тому, как язык арийских индусов подвергался с течением времени различным видоизменениям и распадался на отдельные наречия, так и их религиозные верования прошли через различные стадии развития, отличающиеся друг от друга теми или другими особенностями. Самым ранним фазисом развития религиозной мысли в Индии, о котором мы имеем точные сведения, являются религиозные верования, изложенные в священных книгах Веды (знания) или Шрути (откровения). Книг этих четыре: Ригведа, Самаведа, Яурведа и Атарваведа. К каждой из этих книг принадлежит по сборнику прозаических произведений, объясняющих происхождение и смысл религиозных обрядов и вообще всю обрядовую сторону религии. Сборники эти носят название Браманов. Есть еще два добавления к священным книгам Aranyakas и Upanishads, которые, по своему языку и содержанию несомненно позднейшего происхождения. Первое содержит толкование обрядов и обращает особенное внимание на их мистический смысл, второе — затрагивает различные вопросы о сотворении мира и религиозных стремлениях человека и разбирает их довольно полно и систематично. Гимны Ригведы являются самыми ранними лирическими произведениями арийских поселенцев в Индии. Не все они относятся к одному и тому же времени; они очевидно являются плодом литературной деятельности многих поколений; определить, хотя бы приблизительно, когда именно сложен был тот или другой гимн, не представляется никакой возможности.

Религия древних индусов, отражение которой мы находим в этих гимнах Ригведы, состояла в поклонении величественным и поразительным явлениям природы, олицетворенным в живых существах, одаренных властью, перед которой ничто человеческая сила, но тем не менее относящихся благосклонно к мольбам человека. Изо всех известных форм многобожия это самый чистый образчик поклонения природе, не подвергшегося еще систематической обработке с установлением целого ряда отдельных, независимых друг от друга божеств. Индус не умел еще группировать явлений природы, не умел ориентироваться в них, и потому у него не было еще отдельных божеств, олицетворявших собою ту или другую отдельную группу явлений природы. Он видел проявление божества в каждом отдельном явлении природы, поражавшем его ум, и обращался к этому обожествленному им явлению с мольбою о помиловании или помощи, не задаваясь вовсе вопросом: какое место занимает это, поражавшее его, явление среди остальных явлений природы, и в каком отношении к последним оно находится. Родовое название, данное индусами олицетворениям явлений природы — deva (блестящие) ясно указывает нам, что первое и самое сильное влияние на умы индусов имели различные световые явления, совершающиеся в природе. Конечно, в примитивном поклонении силам и явлениям природы, главную роль играл не физический вид последних, а те нравственные и интеллектуальные свойства и силы, которые приписывались людьми олицетворявшим эти явления божествам. Атрибуты и характер некоторых божеств Веды, смотря по природе олицетворяемых божествами явлений, в большей или меньшей степени проникнуты этим духовным элементом. Весьма вероятно, что в еще более отдаленные времена религиозные верования арийцев были гораздо больше проникнуты этим духовным элементом и что религия Веды, хотя и сохранила многие свои первобытные черты, стала в общем гораздо чувственнее и больше приблизилась к антропоморфизму. Считая божества, олицетворявшие отдельные явления природы, независимыми друг от друга, индусы очень рано стали задумываться над вопросом об отношениях божеств к людям, и первой попыткой в этом направлении явилось разделение всех божеств на три большие группы: божеств неба, воздуха и земли. Гораздо позже встречаемся мы с дальнейшей ступенью политеизма: во главе каждой из перечисленных выше больших групп божеств поставлено одно божество, как владыка данной стихии. С другой стороны, все резче и резче проглядывает наклонность отождествлять, сливать воедино различные божества, функции которых по своей природе представляются сходными — что указывает уже на известную степень развития религиозного мышления и является началом перехода от многобожья к признанию единой божеской силы. Великая проблема создания к существования человека и всей веселенной рано начала тревожить ум индусов, и они, в своих гимнах богам, полубессознательно приписывали им силу производить самые крупные космические перевороты. Но мало-помалу религиозная мысль индусов стала приходить к представлению об одной независимой силе, одаренной всеми атрибутами высшего божества, создавшей всю вселенную и всех низших божеств. Есть несколько имен этого высшего божества: Prajapati (владыка созданий), Visvaisasman (все делающий) и др., все эти имена существовали раньше и употреблялись в качестве эпитетов различных низшего разряда божеств. Но и теории единого, личного творца вселенной представляла много нерешенных вопросов. Стали замечать, что все окружающее, не исключая и самого человека, управляется каким-то внутренним агентом; а отсюда всего один шаг до признания тождественности всех этих духовных единиц и до идеи об одном всеобщем начале, которым проникнута вся вселенная. Таким образом явилось понятие о пантеизме, выразившееся в различных словах: Purusha (душа), Ката (желанье), Brahman (молитва) и пр. Метафизические и теософические рассуждения постепенно подрывали веру в старых богов, теории, лишь неясно набросанные в более поздних гимнах, подвергались дальнейшей обработке, чтобы согласовать друг с другом монотеистические принципы, и в конце концов из Prajapati, личного творца мира, создался Brahma — всеобщая, существующая сама по себе душа, составляющая характерный догмат браманизма.

Религия Веды проникнута сильной верой в действительность молитв и жертвоприношений. Усердная и хорошо выраженная молитва не может не заставить божественную силу исполнить просьбу человека; точно так же и жертвоприношения, помимо своей угодности божеству, являются, по верованиям индусов, настоящей пищей и питьем для богов, почерпающих в этих приношениях силы для борьбы со врагами жертвователей. Эта внутренняя сила молитвы нашла свое выражение в слове brahma (богопочитание, молитва, гимн), а влияние ее на судьбу человека — в признании особого божества — Brahman spati (владыка молитв), считавшегося ангелом-хранителем благочестивых людей. Эта особенность религии индусов должна была породить и действительно породила в них уважение к лицам, обладавшим божественным даром поэтического творчества, а также к лицам, в совершенстве изучившим обрядовую сторону религии. Для обозначения священника, жреца в Ведах употребляется слово brahmin — брамин, первоначальное значение которого будет “молящийся, поклоняющийся”. В некоторых текстах слово это означает также особый класс жрецов, распоряжавшихся жертвенными церемониями, или поэтов, слагавших религиозные гимны. Весьма вероятно, что в большинстве случаев обязанности поэта или слагателя гимнов и жреца совмещались в одном и том же лице.

В гимнах Вед есть указания, что во главе арийского народа стояли два класса: воинов и жрецов. Эти социальные ступени существовали, по-видимому, еще раньше разделения индоевропейской расы на арийцев Ирана и Индии. Во время составления гимнов и даже раньше жертвенные церемонии были уже настолько сложными, что потребовали учреждения особой касты жрецов. Тот факт, что в некоторых местах слова: “brahmana” и “brahmaputra” (сын брамина) употребляются как синонимы слова “брамин”, дает нам право предположить, что профессия браминов переходила по наследству от отцов к детям. Только в одном месте Ригведы есть беглое указание на строгую замкнутость касты, составлявшую в более поздние времена такую характерную особенность индусского общества. Слово “каста” передано санскритским словом varna, что собственно значит “цвет”. Этим указывается, что кастовые различия были в то же время и племенными различиями, и действительно слово это употреблялось для отличия трех классов арийского племени от темнокожего вражеского народа дазов, или дазиев, по всей вероятности туземцев, с которыми арийцы вели упорную и продолжительную борьбу за обладание страною. Эти полудикие племена, покоренные арийцами и обращенные ими в рабов, прибавили к арийскому обществу новый элемент, класс Судр, совершенно отличный от остальных по цвету кожи, обычаям, языку и образу жизни. Далее, так как религиозные верования этих племен не имели ничего общего с религией победителей, то благочестивые арийцы, в особенности племя жрецов, имели полное основание опасаться, как бы от слишком тесных сношений с побежденными не пострадала чистота их религии, и не замедлили принять все меры к тому, чтобы по возможности ограничить и затруднить эти сношения. С течением времени, различие в занятиях и образе жизни, а также большее или меньшее влияние жгучего тропического солнца и примесь особенно в низшем классе судрской крови, вызвали и в арийском народонаселении различные оттенки цвета лица, как нельзя больше способствовавшие окончательному упрочению строгого деления на касты. Между тем, власть жреческого сословия постепенно возрастала, параллельно с развитием обрядовой стороны религии, и брамины начали присваивать себе исключительное право регулировать и контролировать религиозный и социальный быт народа. Автор так называемого Purushasukta, или гимна Пуруше, упоминает четыре касты — Браминов, Кшатриев, Ваисиев и Судр; касты эти считаются происшедшими соответственно из уст, рук, бедер и ног Пуруши — источника вселенной. Очень сомнительно, впрочем, чтобы ко времени составления гимна взаимное положение двух высших каст действительно было таковым, как это описывает автор гимна. Наоборот, есть полное основание думать, что много еще времени прошло в упорной и кровавой борьбе за первенство, прежде чем каста Кшатриев окончательно уступила первенствующее место касте Браминов.

Окончательное установление сословных отношений отмечает собою начало периода браманизма в тесном смысле этого слова. Хотя происхождение и постепенное развитие различных учреждений относится, как мы показали выше, к гораздо более раннему периоду времени, но в этом месте цепь их развития прерывается, и у нас нет никакого материала, чтобы заполнить пробел. Значительная часть литературы этого времени, по-видимому, утрачена; несколько важных сочинений, относящихся к названной эпохе, как то: свод законов Ману (Manu) и две большие эпические поэмы: Магабгарата и Рамайяна (Mahabharata и Ramayana) дошли до нас с ясными следами позднейшей редакции. Свод законов Ману есть не что иное, как переработка старого материала и довольно верно воспроизводит состояние индусского общества в том виде, в каком оно изображено в тех источниках, по которым составлен этот свод. Окончательное ниспровержение власти Кшатриев сопровождалось периодом лихорадочной законодательной деятельности со стороны браминов. Первое время главною целью их было укрепиться на вновь занятой ими позиции и окружить ореолом святости все исходящее от них так, чтобы простой народ проникся чувством уважения к ним. Заставив народ признать божественное происхождение всех священных книг, брамины тем самым как бы освятили и новый социальный порядок. Для большей устойчивости последнего была выработана ими целая система правил и постановлений, ясно определявших права и обязанности каждой касты в отдельности; беспощадная, бесчеловечная кара ожидала нарушителей этих законов. Нужно оговориться, впрочем, что всякого рода оскорбления и несправедливости, чинимые браминами членам остальных каст, карались очень милостиво, а наказания за нарушение прав высших каст были тем суровее и жестче, чем к более низшему слою общества принадлежал виновный. Три первые касты, как ни неравномерно распределены были их права и привилегии, были связаны в одно целое священными обрядами, без которых, с незапамятных времен, не обходилось ни одно из крупных событий в жизни индуса: рождение ребенка, наречение имени, вынесение ребенка в первый раз на воздух, первое кормление его вареным рисом, окончание образования, брак, похороны и пр. Самым важным из этих обрядов является обряд отведения мальчика к духовному учителю; последний повязывал новоприведенному ученику через плечо священный шнурок. Выполнение этого обряда давало мальчику право начать изучение Вед, поддерживать жертвенный огонь и изучать обряды очищения, между прочим, торжественное воззвание к Солнцу, которое он должен был повторять ежедневно перед восходом и после заката светила; все это, по мнению арийцев, составляло второе, или духовное, рождение человека. По своему праву совершать названные обряды, высшие три касты назывались дважды рожденными. Эта церемония должна была происходить у браминов в возрасте от 8 до 16 лет, у кшатриев от 11 до 22, а у ваисиев от 12 до 24. Не проделавший вовремя церемонии духовного рождения, считался исключенным из своей касты навсегда и мог быть принят обратно не иначе, как по совершении над ним браминами обряда очищения. Обязанностью четвертой касты — Судри, было служить остальным трем привилегированным кастам и особенно браминам. Судры не имели права участвовать в религиозных церемониях, не могли присутствовать при чтении текстов Вед, не поучались способам к искуплению своих грехов. Каста Ваисиев занималась торговлею, обработкою земли и скотоводством; Кшатрии были правителями-судьями, а также играли роль военного сословия. Обе эти касты, наравне с браминами, имели право читать книги Вед, но лишь постольку, поскольку их этому обучили их духовные наставники. Браминам же было предоставлено исключительное право преподавать и толковать священное писание, равно как право издавать законы и правила об отношениях каст друг к другу. Только в исключительных случаях, когда нельзя было достать учителя из сословия жрецов, разрешалось юноше из привилегированной касты посещать, с целью духовного воспитания, учителей не из браминов; при этом прибавляется, впрочем, что если ученик хочет открыть себе доступ на небо, он должен при первой же возможности перейти к учителю — брамину, основательно изучившему книги Вед со всеми их добавлениями.

Несмотря на строгое разграничение каст, брачные союзы между членами различных каст не составляли, по-видимому, редкости. Правда, брак с женщиною высшего класса, в особенности с женщиною, стоявшей по своему общественному положению двумя классами выше своего жениха, был безусловно воспрещен, и дети от такого брака не имели права наследовать имущество своих родителей. Мужчины же имели право брать себе в жены девушек из низших классов, но под тем условием, чтобы у них была кроме того, жена из их касты, так как только эта последняя имела право отправлять все религиозные церемонии и обязанности замужней женщины. Дети от неравных браков, если мать была из привилегированного сословия, пользовались всеми правами и преимуществами последнего; если же мать была рабынею, то дети разделяли участь Судр и лишались права на наследство. С течением времени от смешанных браков образовалось множество новых промежуточных каст; все они были тщательно регистрованы, и занятие или ремесло каждой касты было в ней наследственным. Большое самомнение первой касты зависело, по-видимому, не только от притязательности и честолюбия браминов, а являлось также прямым следствием пантеистического учения. Брамин — мыслитель, видевший в бесчисленных существах живого мира лишь многообразные и многоразличные проявления одной вечной, всеобщей души, к соединению с которой, как к конечной цели блаженства, стремятся все эти существа, представлял их себе в виде целой лестницы духовных единиц, от самых несовершенных до абсолютно чистых и совершенных. Чтобы не пасть ниже, чтобы подняться постепенно на высшую ступень этой духовной лестницы или достичь конечной цели с любой степени телесного существования — для всего этого был лишь один путь — укрощение своих страстей, чистота жизни и познание божества. “Тот, — гласит учение Вед, — кто в своей собственной душе видит частичку высшей, мировой души и обладает душевным спокойствием, достигает высшего блаженства”. Разве не естественно после всего этого, что брамины, постоянно, по роду своих занятий, имевшие дело с вещами, наиболее способствующими достижению блаженства, привыкли считать себя первым, избранным классом людей и даже возвели это в догмат? Жизнь в тех тесных рамках, которые были ими же самими выработаны, была отнюдь не легкой и привлекательной. Наоборот, она вся была рассчитана на то, чтобы убить в человеке все проявления и поползновения его плотской природы — и это считалось необходимым для освобождения от уз земного существования и для достижения вечного блаженства.

Благочестивый брамин, стремящийся к достижению высшего блага по окончании своего бренного существования, должен был пройти четыре стадии жизни, а именно: стадию brahmacharin, или ученика, grihastha, или домохозяина, vananvasin, или пустынника и sannyasin, или нищенствующего. Теоретически такое распределение жизни было доступно для любого лица из привилегированных каст, причем своим кастовым ремеслом данное лицо занималось только до достижения им второй стадии. Практически же лица, принадлежащие к Кшатриям и Ваисиям, за очень малыми исключениями, ограничивались лишь первой стадией, дававшей им известное религиозное образование с правом вступать в брак и заниматься ремеслом своей касты. Что же касается до сословия жрецов, то в первое время, вероятно, громадное большинство его членов строго следовало этому распределению, а потом число лиц, обрекавших себя на прохождение двух последних стадий, делалось все меньше и меньше. Религиозное образование у индусов состояло в изучении священных книг Вед и научных трактатов о них, в ознакомлении с социальными обязанностями каст и с очень сложной системой очистительных и жертвенных обрядов. Время, потребное для изучения всего этого, было различно, смотря по числу изучаемых данным лицом книг Вед; для браминов оно колебалось между 12 и 48 годами, в течение которых ученик усваивал себе, путем неуклонного исполнения самых мелочных правил Б., необходимые для его дальнейшей жизни добродетели: скромность, чувство долга, воздержность и самообладание. Готовящийся стать брамином питался исключительно милостыней; к своему наставнику и его семейству он должен был относиться с полным уважением и безусловным повиновением. Для девушек не существовало упомянутого выше обряда опоясывания священным шнурком; брачная церемония считалась для них равнозначащею этому обряду. По окончании своего религиозного образования молодой человек должен был вернуться в свой дом и вступить в брак. Умереть, не оставив законного потомства, особенно мужского, которое могло бы время от времени совершать обряд поминовения своих предков, считалось большим несчастьем. В своей жизни верующий должен был исполнить три обязанности: 1-я, по отношению к богам — ежедневная молитва и исполнение жертвенных обрядов; 2-я, по отношению к rishis, или древним мудрецам и пророкам — ежедневное чтение священных книг Вед, и 3-я, по отношению к душам своих предков — оставление мужского потомства. К этим трем обязанностям иногда присоединялась еще четвертая — по отношению ко всему человечеству, требовавшая от верующего постоянной кротости и гостеприимства. Отсюда вытекает необходимость для каждого верующего вступить в брак. Когда жених ведет невесту из дома ее отца в свой дом, впереди брачной процессии несут светильник, от которого зажигался огонь на домашнем очаге новобрачных. На обязанности всех членов семейства лежало поддерживать этот огонь днем и ночью. Если огонь, по чьей-либо небрежности или по какой-либо другой причине, потухал, все члены семьи совершали обряд искупления. Домашний очаг служил для приготовления пищи, для совершения пяти ежедневных обязательных и разных случайных жертвоприношений и вообще для разных религиозных обрядов. Часть каждой пищи приносилась в жертву богам, живым существам и душам предков; до совершения этого обряда никто не имел права отведать пищи. Три ежедневные жертвоприношения называются собирательным именем vaisvadera — жертвоприношения всем божествам. Остальные два посвящены: одно Браме, сопровождаемое известными обрядами, ежедневным чтением священных книг, а другое людям — прием гостей и путников. Домашние обряды, большую часть которых должно считать за остатки древних семейных обычаев у арийцев, выполнялись обыкновенно самим домохозяином с помощью жены. Был, впрочем, и другой класс жертвенных церемоний, более торжественных и дорогих, которые хотя и были необязательны в обыденной жизни, но становились таковыми при известных обстоятельствах. Эти церемонии были очень могучим оружием в руках сословия жрецов и составляли один из главных источников дохода последнего. По своей сложности, по множеству обрядностей и текстов, сопровождавших их, церемонии требовали для своего выполнения участия нескольких браминов, иногда до шестнадцати, которым, разумеется, нужно было хорошо заплатить за труды. Как ни велики были религиозные заслуги, приобретаемые выполнением этих церемоний, последние, очевидно, представляли род роскоши, доступной только богатым людям. Они являлись чем-то вроде добровольного, по-видимому, но на деле принудительного налога на богатые классы в пользу духовенства. Правда, что жрец, отказавшийся принять вознаграждение за исполнение им того или другого религиозного обряда, осыпается браминскими писателями похвалами, но случаи такого бескорыстного усердия, по-видимому, были редкостью. В книгах Веды упоминается обыкновенно о трех видах жертвенных церемоний, а именно: приношение молока, творога, масла, риса, хлеба и пр., приношение животных и приношение soma, сомы, особенного опьяняющего напитка, приготовлявшегося из сока Asclepias Acida (один из видов истода), который играл видную роль в древней религии, по крайней мере в Индо-Персидском периоде. Он постоянно упоминается как в Зенд-Авесте, так и в Ригведе. Обряд приношения сомы был самым сложным и торжественным, и ему приписывалась наибольшая сила для искупления греха, зачатия детей и даже достижения бессмертия. Он должен совершаться шестнадцатью браминами. К этому же разряду жертвенных церемоний относятся и те, которые совершались в новолуние и полнолуние, жертвоприношения в начале каждого времени года, приношение первых плодов и пр. Кроме таких периодических жертвоприношений, есть целый ряд самых торжественных обрядов, которые, по тем целям, ради которых они установлены, и по громадным денежным затратам, которых требовали, могли быть выполняемы лишь в редких случаях и могущественными государями. Главнейшими из этих обрядов были: обряд посвящения на царство и обряд приношения лошади, очень древний — который проделывался для царей, желавших покорить себе всю вселенную.

Когда семейный человек достигает преклонного возраста, “когда он замечает, что кожа его в морщинах и волосы поседели, когда он дождался внуков”, для него наступает время вступить в третий период жизни. Тогда он должен порвать все семейные связи — только жена может сопровождать его, если захочет, — и удалиться в уединенный лес, захватив с собою огонь со своего домашнего очага и все, что нужно для совершения ежедневных и периодических жертвоприношений. Одетый в баранью кожу и обернутый только куском материи вокруг пояса, с неостриженными волосами и ногтями, пустынник питался исключительно тем, что растет в лесу в диком состоянии, напр. кореньями, плодами, разными травами, диким рисом и пр. Он не имел права принимать от кого бы то ни было подаяний, за исключением тех, которые безусловно необходимы для поддержания его жизни; в то же время он был обязан угощать каждого, кто посещал его в его уединении. Время свое должен он был проводить в чтении метафизических толкований на книги Веды, в жертвоприношениях и различного рода лишениях и испытаниях, имевших конечною целью заглушить страсти и довести его до полного равнодушия ко всему мирскому. Победив в себе все плотские привязанности и страсти и достигнув полного равнодушия ко всему окружающему, пустынник становился пригодным для последнего и самого трудного периода — для роли религиозного нищего; в качестве такового он уже не нуждался более ни в жертвоприношениях, ни в умерщвлении своей плоти, а “с жертвенным огнем в сердце” посвящал остаток своей жизни размышлению о божестве. Живя где-нибудь в лесу, в глубоком уединении, “с единственным товарищем — своей душой”, он должен был тщательно избегать причинить вред какому-нибудь живому существу или оскорбить кого-либо, кто случайно набредет на него. Только раз в день, вечером, “когда угли перестают тлеть и дым больше не выходит из труб, когда все уже пообедали и убрали со стола”, мог он приближаться к человеческому жилищу, чтобы выпросить себе несколько пищи. Так должен он жить, не желая себе ни жизни, ни смерти, до тех пор, пока душа его не освободится от своих оков и не поглотится в вечном духе — безличном, абсолютном Браме.

Слово “Брама” встречается в Ригведе как в отвлеченном смысле — поклонение, вера, так и в конкретном — молитва, гимн. Народная вера в действительность молитвы составляла выдающуюся черту символизма Веды, черту, которую еще больше развивали поэты и жрецы. В богословских произведениях более поздних поэтов эта вера в мистическую силу молитвы нашла себе полное выражение в признании Брамы высшим началом космоса и в отождествлении его с пантеистическим представлением о всеобъемлющем абсолютном существе, как первичном источнике вселенной. Зависело ли это отождествление до некоторой степени от влияния браминов, желавших еще более оттенить разницу между ними и остальными классами, или же оно просто было продуктом религиозного мышления, решить трудно. Верно только то, что слово “брама” начало употребляться в виде отвлеченного названия жреческих обязанностей и ордена браминов вообще, точно так же, как слово “kshatra” стало обозначать совокупность членов и обязанностей военного сословия. Наклонность к признанию единства божества приняла в некоторых умах, как мы заметили выше, форму монотеистического понятия о происхождении вселенной. В пантеистических теориях и вообще в литературе Браминского периода, Prajapati, личный творец мира прекрасно уживается рядом с понятием о всеобщем духе и занимает одно из видных мест, хотя такая двойственность взгляда должна считаться переходным явлением. Общее направление мысли остается все-таки пантеистическим, далеко не приведенным еще в правильную систему и содержащим остатки прежней, старой религии. Атрибуты Prajapati точно так же содержат в себе элементы политического свойства, и некоторые попытки подвести это новоизобретенное божество под понятия старой веры являются довольно неудачными. Старая религия признавала тридцать три божества, по одиннадцати в каждом из трех миров, или областей природы. Так как во главе каждой группы божеств стояло одно главное божество, как властитель данной стихии, то с течением времени выработался взгляд, по которому Агни (огонь), Индра (небо) и Суриа (солнце) признавались главными божествами, повелевающими соответственно богами земли, воздуха и неба. О Prajapati (владыке созданий) имеются такие сведения: в Ригведе это слово часто встречается в виде эпитета солнца; в Браманах Prajapati несколько раз называется тридцать четвертым божеством, а в одном месте читаем, что Prajapati есть четвертый бог, повелевающий остальными тремя. Еще чаще называют его письменные памятники этого периода творцом мира и отцом или создателем богов. Из указанного разногласия во мнениях о таком важном пункте верования можно заключить, что в данный период богословы не выработали еще никакой точной определительной системы. Правда есть очень ясные указания на стремление привести религиозные верования в стройную систему; это стремление разделяли и сами брамины, хотя больше по политическим соображениям. Окончательное установление кастовой системы и занятие браминами первенствующего положения можно отнести приблизительно к концу рассматриваемого периода. Начавшиеся вслед за этим неурядицы в среде самих браминов, отсутствие ясной формулы веры, на которую все могли бы опираться в своих богословских умозрениях, давало себя знать все больше и больше, по мере того как все возрастало сопротивление притязаниям браминов со стороны военного сословия. Рядом с понятием о Браме, всеобщем духовном начале, все рельефнее и рельефнее обрисовывалось понятие о высшем личном существе, творце всего вещественного мира, как необходимое дополнение пантеистического учения. Хотя это новое учение и отвечало, быть может, целям созерцательных умов, но оно вовсе не было такого свойства, чтобы быть усвоенным всей массою народа; такое отвлеченное, бледное божество, как Брама (так стал называться Prajapati), не могло пробудить никаких симпатий к себе в сердцах людей, привыкших поклоняться богам во плоти и крови. И в самом деле, с тех пор как первоначальное символическое поклонение природе подверглось, под влиянием метафизического направления, различным изменениям, настоящая вера народных масс стала все более и более расходиться с религиозными верованиями сословия жрецов. В различных местностях пользовался наибольшим уважением и поклонением тот или другой из прежних богов, и жители данной местности возводили его в сан главного божества; или же с интеллектуальным развитием народа развивались и новые формы и предметы веры. В некоторых случаях даже религия туземных племен клала свой отпечаток на религиозные верования арийской расы. Таким образом получилось множество местных божеств, более или менее различных по своему названию и атрибутам от богов пантеона Веды. При таком положении дел политика жреческого сословия, желавшего удержать за собой влияние на умы народа, естественно должна была клониться к признанию и включению в его систему религии наиболее важных предметов народного поклонения и к созданию таким путем некоторого подобия катехизиса, обязательного для всего индусского общества. Ко времени составления упомянутых выше эпических поэм — Магабгараты и Рамаяны, два таких божества, Сива и Вишну, были, по-видимому, уже включены в Браминскую систему и удержали за собой это место навсегда, пользуясь, особенно первое, большим уважением. Так как название каждого из этих божеств имеет несколько синонимов, то весьма вероятно, что под этими синонимными названиями поклонялись названным богам жители различных местностей или, что синонимы эти суть имена близких по своему характеру к Сиве и Вишну божеств. Места, занимаемые этими богами в пантеистической системе, были таковы: Брама, Вишну и Сива представляли из себя тройное олицетворение божества и означали соответственно создание, сохранение и разрушение вселенной.

Мужская природа этой троицы требовала признания и трех богинь. Таким образом явилась Сарасвати — богиня речи и учения, считавшаяся супругою Брамы; Сри, или Лакшми, богиня красоты и счастья — супруга Вишну, и Ума, или Парвати, — супруга Сивы. Относительно Парвати, иначе Кали (черная), Дурга (страшная, недоступная), нужно заметить, что она имела, по-видимому, свой особый довольно распространенный культ и что появление ее в Браминской системе обязано именно этому обстоятельству. До сих пор в Северной и Западной Индии ежегодно бывает в честь ее большое празднество — Дазача в сентябре или октябре месяце.

Таким образом, состоялся компромисс между учением метафизиков и некоторыми из самых распространенных форм народного культа, и в результате получилось то, что составило с тех пор ортодоксальную схему религии браминского общества. Несмотря на все это, пантеон Веды не мог быть вполне забыт и заброшен, так как он составлял часть того священного откровения (Шрути), которое считалось источником всякого религиозного и социального закона и служило краеугольным камнем жертвенного церемониала, одного из главнейших пунктов браминского учения. Прежних богов признавали, но при несколько иных условиях, чем Брама, Вишну и Сива. Последние представляли из себя непосредственное проявление вечной, бесконечной души, представляли самого Браму в его активном отношении к земным и, по-видимому, материальным явлениям, а прежние боги считались сами членами этого мира, отдельными духами или частичками Брамы, подобно людям и другим живым существам, хотя, конечно, стоящими выше последних. Они подчиняются тем же законам бытия, что и люди; души их, подобно душам людей, могут переселяться в низших животных, и потому они тоже стремятся избавиться от необходимости будущего индивидуального существования. Людям вменяется в священную обязанность обращаться к этим высшим существам в своих молитвах и приносить им жертвы, а также почитать души своих покойных предков. Души умерших, по верованиям индусов, подвергались суду Ямы (Уата) — Плутона греков и затем или отсылались на известное время в рай, помещавшийся на половине пути между землею и небом, или отбывали свое наказание в аду, место которого было где-то на юге; по окончании срока своего пребывания в аду или раю они возвращались на землю и переселялись в тело какого-нибудь нового существа. По мифологии Веды, Яма был первым человеком, который умер и “выследил дорогу в небесные жилища”; за последний подвиг он и попал во владыки умерших; в некоторых текстах он именуется, впрочем, богом смерти. Хотя прежние боги заняли в пантеистической системе лишь второстепенное место и, вероятно, не играли большой роли в религиозных верованиях народных масс, они продолжали действовать на воображение поэтов и изображались последними божествами, оказывающими большое влияние на судьбу человека. Главнейшие из них изображались стражами мира и в качестве таковых заведовали четырьмя главными странами света. Так, Индра, глава богов, считался владыкою Востока, Агни, бог огня — владел Юго-востоком, Суриа, бог солнца — Юго-западом, Варуна, бог неба и океана — Западом; Павана, бог ветра — Северо-Западом; Яма, бог смерти — Югом; Кубера, бог богатства — Севером и Сома — Северо-Востоком. Свиту Индры составляли гении, которые в эпических поэмах считаются небесными музыкантами, и их жены-нимфы, которых боги зачастую посылают искушать благочестивых отшельников, раз подвиги последних становятся опасными для прочности их, богов, власти. Посредником между богами и людьми считается Нарада, древний мудрец, происшедший, по преданию, изо лба Брамы.

Ортодоксальное Браминское учение ставит достижение конечной свободы и блаженства в зависимости от полного познания природы божества. Познание это может быть приобретено только путем полного отвлечения ума от всего земного и сосредоточении его на размышлении о божестве, что, в свою очередь, предполагает полное подавление всех чувственных стремлений путем умерщвления своей плоти. Немногие избранники, достигнувшие полного порабощения своих чувств и полного же познания природы божества, сливаются со всеобщей душой сейчас же по смерти их. Те же подвижники, у которых ко времени их смерти осталось хотя бы немного мирского и незнания, переходят в мир Брамы, где души их, заключенные в мелкие телесные оболочки, ожидают своего слияния с высшим началом. Пантеистическое учение, образующее краеугольный камень браминской веры, было впервые изложено систематически в философии Миманза. Так как тезисы последней считались находящимися в полном соответствия со Священным Писанием, то на нее смотрели как на единственную истинную ортодоксальную философскую школу. Она делилась на две ветви: Карма-Миманза, предлагающую для верного понимания и толкования Веды путь логического рассуждения, и Брама-Миманза, иначе Веданта, — чисто метафизическая школа, давшая полное изложение богословских доктрин Веды. Кроме них была еще школа Sankhya, основанная неким Капила, и много других, время происхождения которых неизвестно; относительно двух Миманз и Sankhya можно сказать с достоверностью, что они появились раньше Буддизма. Учение этих школ шло вразрез с учением о всемогущем творце мира, на котором покоилось все здание Браманизма. В подтверждение своих теорий, школы эти ссылались на книги Веды, как на боговдохновенный источник веры, и тут-то сказался вполне спекулятивный характер религиозных догматов браминов: до тех пор, пока не затрагивался вопрос о законности их кастовых привилегий, они не делали никакой попытки обличить и ниспровергнуть эти еретические учения. Тем не менее, однако, разногласие в таких существенных пунктах веры не могло не ослабить авторитета сословия жрецов и не хватало только человека, одаренного большим умом и характером и не зараженного кастовыми предрассудками, чтобы нанести смертельный удар притязаниям браминов. Такой человек явился в лице Гаутамы из Капилавасту, в V или VI столетии до Р. X. Гаутама отрицал вполне существование души, как субстанции, и допускал только некоторые способности, уничтожающиеся, как атрибуты тела, вместе со смертью последнего. Понятие, которое Будда ввел вместо понятия о переселяющейся душе — понятие о карме (делах), как сумме добрых и злых деяний данного лица, решающей вопрос о дальнейшей судьбе последнего, могло также послужить для спекулятивных целей браминов, но только в пределах практических заключений, выведенных из этого понятия самим Буддой. С другой стороны, Будда вполне отрицал боговдохновенный характер Веды и действительность выведенных из него браминских церемоний, а также отвергал притязание жреческого сословия на право считаться богом назначенными учителями священного знания. Он признавал, впрочем, деление на касты, но объяснял связанное с этим делением социальное неравенство кармою предыдущих поколений. То обстоятельство, что Будда не пытался оспаривать истину Браминской теории о переселении душ, указывает нам на то, что к его времени это верование настолько укоренилось в умах индусов, что разубеждать их в том было бы бесполезно. Это верование служило для индусского философа ключом к объяснению сходства жизненного элемента во всех живых существах точно так же, как в других странах послужила для такой же цели мыслителям суровая теория предопределения. Вера в вечное блаженство или наказанье, как справедливое воздаяние за поступки человека в течение его земной жизни, которой держались одно время их менее мыслящие отцы, казалась индусам лишенной смысла. Равенство всех людей по отношению к конечной цели их жизни — нирване, которое проповедовал Будда, — или уничтожение кармы, а следовательно, и будущего существования и связанных с ним скорбей, а также возможность достигнуть нирваны не покаянием и жертвоприношениями, а чистотою своей жизни, — эти идеи пришлись по душе очень многим. Мы не будем здесь останавливаться на рассмотрении развития и успехов Буддистского учения (см. статью Буддизм). Отметим только, что в первых столетиях нашей эры Буддизм был государственной религией в большей части Индии. Насколько стал он действительно народной религией, решить трудно. Несомненно только, что буддизм дал толчок к быстрому падению авторитета ортодоксальной Браминской догмы и образованию множества сект. Из старых богов наибольшим уважением пользовались Сива, Вишну и Парвати, и жрецы употребляли, по-видимому, все усилия, чтобы отстоять этих богов от Буддизма. В VIII или IX столетии брамин Sankara-acharya, из школы Веданта, задумал, путем богословских диспутов с главарями различных сект, вернуть Браманизму его прежнее первенствующее положение. Его пример возбудил в остальных браминах сильное религиозное рвение и даже фанатизм, и дело окончилось полным поражением буддистов. Через несколько столетий во всей Индии, за исключением Непала, где Буддизм сохранился и до сих пор, не осталось ни одного буддиста. Но хотя Буддизм и не мог удержать за собою положения отвоеванного им у Браманизма, все-таки человечность его учения оставила глубокий след в умах индусов. Одним из практических и наименее благотворных последствий его следует признать развитие монашества. В настоящее время по всей Индии рассеяно множество монастырей, где спасаются члены различных религиозных сект и обществ; некоторые из этих монастырей основаны упомянутым выше Sankara. Несмотря на свое облагораживающее и человечное влияние, Буддизму не удалось приостановить дальнейшего развития кастовой системы. Оно дошло до обособления 72 классов, или 18 подразделений каждой из четырех главных каст, и с тех пор число их еще возросло. Право, кажется, что индусы не чувствуют, а может быть никогда и не чувствовали всей тяжести кастовых различий, и член самого низшего класса столько же доволен и гордится своими правами, как брамин своими. По мнению браминов, в настоящее время существует только одна первоначальная каста — их собственная, а остальные касты побочные. Шерринг в своем труде: “Индусские племена и касты” (Shering, “Hindu Tribes and Gastes”) дает следующие сведения о теперешних браминах: “Брамины занимают первенствующее положение между индусами в силу, по крайней мере, трех причин. Первая причина заключается в признанной за ними святости. Народ смотрит на них, как на чистых, беспорочных существ, достойных всяческого уважения и поклонения. Брамин есть жрец индусской религии, заведующий религиозными церемониями и всем, что есть священного в стране. Он освящает своим присутствием торжественные пиршества, даваемые по случаю свадьбы, рождения сына и после похорон. Он определяет судьбу человека, счастливые и несчастливые дни, дает духовные советы, шепчет заклинания и является в одно и то же время домашним богом и священником, духовным наставником и руководителем в делах религии для многих миллионов индусов. Вторая причина первенства браминов заключается в том, что они в течение многих веков возвышались по своему умственному развитию над остальной частью индусов. Третья причина есть следствие второй. Брамин является не только мыслителем, но и человеком пера. Он автор индусской литературы... Бледнолицый, с широким, открытым лбом, величавым выражением лица, тонкими губами, живым и острым взглядом, настоящий брамин, не зараженный европейским влиянием и манерами, резко выделяется из толпы сознанием своего превосходства над нею, которое так и сквозит в каждой черте его лица, в каждом его движении и величавой и важной походке. Но теперь брамины уже отжили свой век. Их престиж быстро падает и держится на прежней высоте только в глухих уголках Индии, где народ остается еще крайне суеверным. Там они окружены еще ореолом величия. Но чем дальше от таких мест, тем все больше бледнеет этот ореол. Цивилизация, с просвещением и другими ее атрибутами, свергла браминов с их пьедестала, отчасти по их же собственной вине. Стоя столько времени во главе религиозного и умственного движения народа, брамины не сделали ничего для дальнейшего развития, как своего, так и всего народа: они были слишком горды тем, что имели, чтобы стремиться к совершенствованию”.

Изучение древней литературы индусов показало, что многие обычаи, существовавшие в Индии еще очень недавно и много способствовавшие возникновению ложных представлений о религии древних индусов, введены сравнительно не очень давно. Так, обычай добровольного сожжения вдовы вместе с трупом мужа, уничтоженный, и то с большим трудом лет 30 тому назад, был первоначально местным обычаем среди Кшатриев, затем мало-помалу вошел во всеобщее употребление и получил санкцию со стороны браминов. Мнение, будто этот обряд ведет свое начало с глубокой древности и будто об нем упоминается в книгах Веды, основано на ошибочном толковании одного текста в Ригведе, где говорится вовсе не о самосожжении вдов, а о запрещении им возвращаться после похорон мужа домой и приниматься опять за свое хозяйство.

Относительно детоубийства нужно сказать, что оно, к сожалению, еще очень часто практикуется в некоторых местностях Индии. К чести браминов нужно заметить, что они всегда старались искоренить это зло. Корень его нужно искать в страшной дороговизне тех пиршеств и церемоний, которыми обязательно сопровождалось заключение брака, а также и в обычае выдавать девушек очень рано замуж и в запрещении вдовам вступать вторично в брак.

Из животных наибольшим почетом пользуется в Индии с очень давних пор корова. За последнее время это почитание настолько усилилось, что теперь убой и употребление в пищу мяса коровы считается одним из самых тяжких грехов. В прежние же времена, как это свидетельствует один из индусских ученых, мясо коровы составляло одно из главных средств народного пропитания и играло на пиршествах такую же роль, как откормленный теленок у евреев.

Ср. H. H. Wilson, “Essays on the Religion of the Hindus”; J. Muir, “Original Sanskrit Texts”; M. Müller, “History of Ancient Sanskrit Literature”; C. Lassen, “Indische Alterthumskunde” и Elphinstone, “History of India”.