Прибалтийское гражданское право

(остзейское)

представляет собой цельную и самостоятельную систему норм, состоящую в ближайшем родстве с группой германских партикулярных прав. Оно и само проникнуто внутренними партикуляризмами, разнообразясь по отдельным сословиям и социальным классам населения (права земское, городское и крестьянское) и по отдельным губерниям, городам и местностям. Современная кодификация его различает земские права Лифляндии, Эстляндии, Курляндии и Пильтена, городские права Эстляндии, Лифляндии, Курляндии и города Нарвы и крестьянские права, различные для каждой из трех губерний Прибалтийского края. Образование этих внутренних партикуляризмов, как и создание общего П. права, отличного от русского, стоит в тесной связи с особенностями исторического развития края и тех политических влияний, которые на него воздействовали.

История П. права начинается с момента завоевания Лифляндии и Эстляндии немцами. Правовые отношения более ранних обитателей страны не отлились в какую-нибудь определенную систему, способную оставить после себя какие-либо следы; они не шли дальше выработки незначительного количества денежных штрафов за важнейшие деликты и преступления. Завоеватели немецкого происхождения, наоборот, явились в страну с совершенно определенными правовыми воззрениями и быстро установили привычный им порядок вещей, проникнутый общегерманскими началами феодального строя. Выработанное и установленное таким путем обычное право составляет основу юридического развития П. края во весь период епископского и орденского владычества (1198—1561). Законодательству германского императора и папы принадлежит в этом развитии незначительная роль; гораздо большая — влиянию местных епископов, датских королей для Эстляндии и орденских магистратов; значительную роль играют также постановления правящих органов автономных групп, на которые распалось население края (ландтагов и городских советов). О характере и составе норм Прибалтийского права в этот период дают нам сведения, прежде всего, частные сборники права, основу древнейшего из них, так называемого Вальдемар-Эрихского права (по происхождению — первой половины XIII столетия, списки — XV и XVI столетий), составляет право эстляндских вассалов, утвержденное за ними датским королем Вальдемаром (1202—1241). Оно почти целиком заимствовано из германских источников и составлено в интересах вассалов германского, а не датского происхождения, несмотря на подчинение Эстляндии датскому владычеству. Сборник древнего рыцарского права Лифляндии, составленный по образцу Вальдемар-Эрихского права в 1-й половине XIV столетия, содержит переработку названного сборника в интересах лифляндского рыцарства при помощи местных правовых воззрений и постановлений "саксонского зерцала", многие из которых, а особенно постановления Вальдемар-Эрихского права, приводятся здесь целиком и дословно. Лифляндское зерцало, сборник, вероятно, середины XIV столетия, указывает на потребность регулирования не только ленного права, бывшего предметом вышеуказанных сборников, но и других сторон быта. Оно представляет собой переделку или передачу, часто буквальную, постановлений, касающихся земского права вообще и содержащихся в саксонском зерцале (см.). Появившиеся позднее компиляции имеют целью изложение того же права для отдельных местностей (вик-эзельское ленное право конца XV столетия состоит из постановлений лифляндского зерцала, лифляндского рыцарского права и викского крестьянского права), дополнение, распространение и систематизацию старых норм (среднее лифляндское рыцарское право, 2-й половины XIV столетия, переработанное лифляндское рыцарское право начала XVI столетия), ознакомление с действующим в Германии правом (переработка лангобардского ленного права начала XV столетия, принятая в состав "Красной книги"; см. ниже) или изложение не затронутых старыми сборниками сторон права, и прежде всего судопроизводства (Formulae procuratorum Дионисия Фабри, 1533—38 гг.; в значительной мере самостоятельная работа). К числу этих же сборников следует присоединить и Красную книгу (das gemeine freie Ritter- und Landrecht der Lande Harrien und Wierland), составленную по инициативе эстляндского рыцарства в 1546 г. и содержащую почти полный свод эстляндского рыцарского права (Вальдемар-Эрихское право, постановления датских королей и орденских магистратов и, наконец, указанную выше переработку лангобардского ленного права). Все эти сборники дают нам, таким образом, последовательную картину развития земского права Лифляндии и Эстляндии. Городские права имеют свою особую историю. Вскоре после основания Риги, епископом Альбертом I были дарованы в грамоте 1211 г. рижским купцам разного рода льготы и привилегии, собрание которых носило позднее название jus Gothorum, хотя это право и не имело ничего общего с действовавшим на острове Готланде. Епископ Николай, преемник Альберта, в 1238 г. предоставил рижскому городскому совету по его просьбе улучшить jura Gothlandie, так как они не вполне подходили к нуждам города. Город получил таким образом автономию в юридической области, и с этого момента возникает самостоятельное рижское городское право, первоначальный состав которого известен по двум сборникам, составленным в Риге в XIII в. для городов Ревеля и Гапсаля по просьбе последних. Улучшенное готландское право скоро перестает удовлетворять потребностям города, и Рига заимствует для себя право Гамбурга (между 1279 и 85 гг.), список которого 1270 г. был хорошо известен в Риге. Первоначальное гамбурго-рижское право было вскоре — вероятно, уже к началу XIV столетия — переработано при помощи рижско-ревельского, рижско-гапсальского, автономных постановлений Риги и отчасти любекского права. Сборник этого переработанного права имел силу в Риге до времени шведского владычества; само право было постепенно распространено не только на города Лифляндии, за немногими исключениями, но и Эстляндии и Курляндии. Недостатки рижско-ревельского права привели в Ревеле к рецепции любекского городского права (см.), пожалованного городу в 1248 г. королем датским Эрихом IV. Преемники Эриха подтвердили это пожалование и испросили в Любеке списки этого права, полученные в 1257 г. на латинском, а в 1282 г. — на нижненемецком языке. Сделавшись основным источником ревельского права, любекское право было пожаловано датскими королями и мелким городам Датской Эстляндии, особенно Везенбергу и Нарве. Рядом с памятниками городского и земского прав до нас дошло и несколько памятников крестьянского права этого периода. Древнейшим из них является сборник лифляндского крестьянского права конца XII в., дополненного и развитого в другом сборнике позднейшего времени. Более обширный кодекс крестьянского права — вик-эзельское право, составляющее 4-ю книгу вик-эзельского ленного права и содержащее, кроме перечня штрафов, определение отношений крестьян к господам. Кроме названных прав, оказывали свое влияние если не прямо, то косвенно права римское и каноническое, считавшиеся субсидиарными и применявшиеся непосредственно в процессах между духовными лицами.

Период польского владычества в Лифляндии (1561—1621) ознаменовался перенесением законодательного верховенства в Варшаву и попытками подчинить дальнейшее развитие П. права польскому влиянию, несмотря на утверждение за лифляндцами в "Привилегии" Сигизмунда Августа "jura Germanorum propria ас consueta". Польское правительство прежде всего желает привести в известность действующее право Лифляндии, требует представления списков права, затем требует рецепции в полном объеме чужого, магдебургского или саксонского права, а также и прусского процесса (Ordinatio 1589 г.); по просьбе лифляндцев последнее распоряжение, однако, отменяется, и вторая Ordinatio 1598 г. соглашается на выработку для лифляндского дворянства кодекса, составленного из польского, литовского и древнего рыцарского лифляндского права. Избранная комиссия с участием лифляндских представителей выработала проект кодекса, опиравшегося, главным образом, на права польское и прусское. Силы закона он, однако, не получил, и лифляндское юридическое развитие продолжало идти старым путем. Автономное законодательство дворянских ландтагов и городских советов продолжало деятельно работать над этим развитием. В частности, рижский городской совет издает ряд статутов для пополнения своего права, между которыми заслуживают внимания судебный устав 1581 г. и закон об опеках 1591 г., принятый и в других городах Лифляндии.

Шведское владычество в Эстляндии (1561—1710) и в Лифляндии (1629—1710) выразилось в области права сперва в подтверждении королем Эрихом XIV и его преемниками в ряде грамот земских, дворянских и городских прав Эстляндии и Лифляндии, а для последней — даже в обещаниях отмены польских узаконений, несогласных с прежними привилегиями лифляндского дворянства. Позже, однако, шведское правительство делает ряд энергических попыток к насаждению в обеих провинциях шведского права. Изданные в Швеции в начале XVII в. кодексы земского права (Landslag) и старого городского права (Stadtslag) облегчили распространение шведского права на остзейские провинции. В начале того же века шведское правительство предложило эстляндскому и лифляндскому дворянству ввести у себя шведские законы взамен собственных. Дворянство решительно отвергло это предложение, и шведское правительство в лице герцога Карла для Эстляндии и Густава-Адольфа для Лифляндии ограничилось требованием признания шведского права в качестве вспомогательного. Но и это требование вызвало противодействие, так как к этому времени в качестве вспомогательного источника П. права утвердилось римское право. Эстляндцам удалось удержать последнее в этом значении, и по отношению к ним шведское правительство ограничилось требованием, чтобы институты, введенные в жизнь шведскими законами, восполнялись по шведским, а не римским источникам права. По отношению к Лифляндии оно продолжало требовать, чтобы первым вспомогательным источником права считались шведские законы. Отсюда появление ряда изданий шведского права на немецком языке в интересах практического его применения. Некоторым местностям, как, например, городу Нарве, "пожаловано" целиком шведское право. Гораздо решительнее, чем в применении общего права Швеции, действовало шведское правительство в распространении на остзейские провинции новых узаконений, не только специально для них изданных, но тех, которые имели целью реформу действовавшего права самой Швеции. Последнее совершалось или путем специальных предписаний, или путем постепенной рецепции. Таким образом Эстляндия и Лифляндия получили новые уставы церковный (1686), опекунский (1669), вексельный (1671), о завещаниях (1686), ряд процессуальных и т. д. Сильное вторжение шведского элемента в местную юридическую жизнь не прекращает, однако, самостоятельное развитие последней, выражающееся, с одной стороны, в стремлении к кодификации местного права, с другой — в реформах ряда городских прав. Кодификация права предпринимается в интересах приведения в известность права для шведского правительства и согласования его с новым правом, а также в интересах обеспечения его от вторжений иноземного влияния; но несколько кодификационных проектов (вице-президента лифляндского гофгерихта Энгельбрехта, Брандиса, Крузиуса) не получило утверждения. Что касается реформ местного городского права, то в конце XVI столетия в Ревеле было получено новое пересмотренное и дополненное издание любекского права (см.), которое с того же времени входит в употребление и сохраняет значение действующего права до кодификации 1864 г. Ревель, кроме того, реципирует в это время любекский вексельный устав 1662 г. и ганзейский морской устав 1614 г., издает устав о богоугодных заведениях 1621 г., устав об опеках 1697 г., распространяет свое право на соседние города (Гапсаль).

В Риге в 1653 г. был составлен проект рижского городского права (Мейером и Флигелем). В 1662 г. составленный в Риге на основании этой работы проект кодекса не получает утверждения шведского короля, но входит в употребление в Риге и составляет источник действующего права, подобно новому любекскому праву в Ревеле, до кодификации 1864 г. Подобно Ревелю, и Рига издает ряд собственных статутов и передает свое право мелким городам Лифляндии. Чтобы окончить обзор развития внешней истории П. права за этот период, следует упомянуть о сильном влиянии на правообразование судебной практики, вводящей ряд новых норм, а вместе с этим и рецепции римского права, законченной в Германии.

Развитие права в Курляндии до присоединения ее к России. Несмотря на подтверждение местного права для Курляндии, как и для Лифляндии, Сигизмундом-Августом, местные источники права были скоро вытеснены оттуда общегерманским и римским правом, а также нормами, действовавшими в прусских землях ордена, поскольку направляющим не являлось польское законодательство. Роль последнего здесь была не очень значительна; путем своих привилегий, responsa, rescripta, declarationes, конституций, а также актов комиссий, назначавшихся для разбора споров между герцогами и рыцарством, польское правительство внесло, однако, ряд частных изменений в действующее право. Законодательная роль принадлежит герцогам, издавшим ряд уставов, но с 1717 г. власть их в этом отношении значительно ограничивается согласием ландтагов; их постановления чаще всего носят характер договоров с сословиями. Среди органов законодательства играют некоторую роль и сами ландтаги. В общем местные источники права крайне скудны. Города Курляндии также не имели самостоятельного права. Многие из них принимают с самого начала рижское городское право, некоторые пользуются магдебургским (Якобштадт). Характерным представляется здесь тот факт, что с течением времени городское право вытесняется земским. Собственное законодательство в пополнение реципированного права также незначительно; среди актов его имеют значение лишь митавский, баускский и фридрихштатский полицейские уставы. Несмотря на эту скудость собственных источников права, и в Курляндии встречаются попытки кодификации местного права. Первая относится ко времени Сигизмунда-Августа, когда в ответ на требование его "Привилегии" составить местные своды рыцарство пыталось создать их по соглашению с герцогом. Попытка не привела ни к каким результатам. Лишь Пильтен создает утвержденный Сигизмундом III в 1611 г. свод местных законов, составленный на основании местного права, римского права, германского и польского законодательства — свод, сохранивший до сих пор известную юридическую самостоятельность за Пильтенским округом (см.). К Курляндии помощь приходит извне: учрежденная по просьбе рыцарства в 1616 г. польская комиссия под председательством епископа Иоанна Кукборского издает необходимые для управления краем законы: так называемую Formula regiminis, содержащую нормы административного права, и курляндские статуты под заглавием: "Jura et leges in usum nobilitatis Curlandiae et Semigalliae", содержащие нормы гражданского и уголовного судопроизводства. Одобренные герцогом и рыцарством, эти законы обнародуются 18 марта 1718 г. и получают силу закона, хотя и нет сведений об утверждении их польским королем. Бедность собственного права привела в Курляндии к усиленной рецепции римского права, до сих пор преобладающего в нормах, закрепленных для этой губернии в кодификации 1864 г. Научное юридическое образование ведет к появлению самостоятельной юридической литературы не только по гражданскому праву (особенно обработка курляндских статутов), но и по государственному. Историки курляндского права отмечают ряд сочинений, относящихся к этим правам.

Присоединение П. края к России начинает новый период в истории П. права, закончившийся кодификацией 1864 г., которая лежит в основании современного П. права. Как и польско-шведский, этот период открывается подтверждением старого П. права, привилегий и преимуществ, принадлежащих дворянству и городам, — подтверждением, содержащимся в специальных жалованных грамотах императора Петра I (для Эстляндии и Лифляндии) и Екатерины II (для Курляндии). По отношению к гражданскому праву данные в этих грамотах обещания сохранения старого права были выдержаны русским правительством, в отличие от польского и шведского, с несравненно большей точностью. До самого последнего времени сколько-нибудь заметного вторжения русского законодательства в остзейскую юридическую жизнь не наблюдается. Число русских законов в области гражданского права, распространенных на П. край, крайне незначительно. Обычным порядком при издании новых общерусских законов являлась оговорка о неприменимости их к П. краю; поэтому лишь небольшое количество полицейских и финансовых узаконений оказало косвенное влияние на состав действующего остзейского права. В то же время русское законодательство почти не оказывало никакого направляющего влияния и на внутреннее развитие остзейского права из его собственных источников и парализовало автономную законодательную деятельность в области гражданского права местных ландтагов и городских советов. Главным фактором правообразования, поскольку дело идет о видоизменении и дополнении существующего права, является поэтому римское право. Значение последнего в качестве вспомогательного источника было признано русской властью в "аккордных пунктах" (см. Прибалтийский край, история), где сказано, "что во всех судах по лифляндским привилегиям, благоузаконенным древним обыкновениям и по известному древнему лифляндскому шляхетскому праву, а где оных нет по общим немецким правам... дела судить и решать, пока впредь при пользовании милости полное и совершенное земское уложение в Лифляндии собрано и издано быть может". П. право вступило, таким образом, в то же состояние, в котором находилось германское право в период рецепции римского права, когда судам и юристам пришлось самостоятельно вырабатывать новые юридические, "обычно-правовые" нормы. Получив в наследие от предшествовавшего периода груду старых узаконений и прав разнородного происхождения, видоизмененных польскими и шведскими законами и в значительной мере устаревших, судебная практика должна была разобраться в этих узаконениях и подыскать новые устои для их развития и согласования. При разрозненности между собой судов, руководивших юридическим развитием, эта работа подвигалась крайне неравномерно и сопровождалась всеми теми явлениями, которые характеризуют германскую юстицию XVI—XVIII веков, также лишенную руководства законодательства и опиравшуюся по преимуществу на римское право. Практика путалась в понимании туземного права, не умела согласовать с ним новые римские нормы и лишалась вследствие этого прочных устоев правообразования и единообразия в судебных решениях. Эпоха XVIII в. к тому же является эпохой окончательной ломки старых феодальных устоев и нарождения новых жизненных отношений, не укладывающихся в рамки земского, городского и крестьянского права. Естественной представляется при таких обстоятельствах настоятельная потребность в приведении в известность действующего права и сведении его в единую систему, способную служить опорой судебной практики. Мысль о необходимости кодификации П. права является поэтому господствующей идеей XVIII столетия. В 1728 г. лифляндское дворянство обращается к русскому правительству с указаниями на неудобства, происходящие от неопределенности законов, и с просьбой о приведении их в порядок путем составления кодекса. Просьба находит сочувствие; для ее осуществления образуется комиссия из выборных местных людей, труды которой не привели, однако, к желанному результату. За названной комиссией в XVIII и XIX вв. следует пять других, и лишь последняя доводит дело до конца. Кроме общих причин, тормозивших в XVIII в. дело русской кодификации, с которой кодификация остзейского права всегда тесно связывалась, неуспеху последней содействовали и специальные причины, коренившиеся столько же в политических обстоятельствах, сколько и в условиях самого дела. Приведение в известность права и закрепление путем специального закона привилегий и преимуществ отдельных сословий Прибалтийского края было в интересах этих сословий как оплот против вмешательства во внутренние дела края со стороны русского правительства; но последнее всегда имело в виду при составлении кодекса для остзейских провинций не только интересы этих последних, но и согласование существующих здесь привилегий с общегосударственными интересами. Оговорка о последних и правах власти находится в некоторых жалованных грамотах, содержащих подтверждение привилегий, и во всех приказах относительно просмотра представленных остзейскими комиссиями законопроектов. Мысль о возможном сближении общерусского и остзейского прав не оставляет русское правительство в XVIII в. Екатерина II пишет в секретном наставлении князю Вяземскому: "Малая Россия, Лифляндия и Финляндия суть провинции, которые правятся конфирмованными их привилегиями и нарушить оные отрешением всех вдруг весьма непристойно б было, однакож и называть их чужестранцами и обходиться с ними на таком же основании есть больше нежели ошибка, а можно назвать с достоверностью глупостью. Сии провинции также и Смоленскую надлежит легчайшими способами привести к тому, чтоб они обрусели и перестали б глядеть как волки в лесу". Точки зрения представителей местных интересов и русского правительства на кодификацию, таким образом, расходились. При первых попытках кодификации П. губернии сравнительно быстро доставляют свои проекты. По поводу каждого, однако, следует приказ: "взяв за основания прежние лифляндские права и сличив их с тем проектом, рассмотреть, так ли оному надлежит быть или потребно в чем какую перемену и дополнение учинить, наблюдая притом высочайшую власть и государственный интерес". Сличение представляет огромные трудности по недостатку сведущих лиц, а поправки вызывают неудовольствие в составителях проектов и указания на несогласие с привилегиями. Позднее сильно затягиваются работы местных комитетов по составлению проектов (например для комиссии 1819 г.). Энергические работы по кодификации остзейского права начались лишь со времени начала составления свода законов, когда дворянство остзейских губерний обратилось к императору Николаю I с просьбой о подтверждении их привилегий и когда было постановлено убедиться в составе этих привилегий. В 1828 г. последовала просьба Риги об утверждении ее прав, а генерал-губернатором Паулуччи был представлен доклад о привилегиях дворянства и городов П. края. Комитет, учрежденный для рассмотрения доклада губернатора и соображения его с подлинными привилегиями в 23 книгах, на немецком, латинском и шведском языках, а также и с общими государственными пользами и законами, не справился со своей задачей и передал дело во II отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Здесь, под редакцией специально для того назначенного ландрата Самсона, составлены проекты сводов отдельных частей П. права (см. Свод местных узаконений губ. П.). Этот проект оказался нуждающимся в большом количестве дополнений в поверке с источниками, почему он и не был издан в 1845 г., а подвергнут новой переработке, совершенной с замечательным знанием дела и уменьем бывшим профессором провинциального права в Дерпте, Бунге (см.). После выслушивания и обсуждения замечаний представителей местных интересов и дерптского юридического факультета, 12 ноября 1864 г. кодекс гражданского права Прибалтийского края был издан в свет на двух языках и вступил в силу с 1-го июля 1865 г.

В. Нечаев.

В результате кодификации получился обширный гражданский кодекс (4600 статей, в которые, однако, не вошли особенные постановления о частном праве крестьян), составляющий III часть "Свода местных узаконений губерний остзейских" (изд. 1864 г., с продолж. 1890 г.), отличающийся сословно-территориальным характером: различные лица не только пользуются различными правами в зависимости от принадлежности их к тому или иному сословию ("званию"), но и к лицам одного и того же звания применяются различные законы, смотря по местности. Так, например, жители Ревеля, смотря по тому, имеют ли они постоянное местожительство в Нижнем городе или в ревельском Вышгороде, пользуются в первом случае эстляндским городским правом, а во втором — Эстляндским земским правом. Эти сословно-территориальные права различаются по пяти областям (Лифляндия, остров Эзель, Эстляндия, Курляндия и один округ последней — Пильтенский); в каждой из этих областей различаются два главных сословия — земское или дворянское и городское, из которых каждое получило от прежних властителей свои особенные привилегии и права. Пробелы этих сословно-территориальных прав восполняются действующими во всем П. крае "общими постановлениями", заимствованными главным образом из права римского, германского и канонического, но при решительном преобладании первого. Значительный объем остзейского свода обусловливается не только многообразием норм, но также и тем обстоятельством, что многие статьи его представляют собой такие общие определения (например юридической сделки, условия и т. п.), которые более уместны в учебнике, нежели в действующем на кодексе. В этом отношении остзейский свод даже превзошел свой образец — саксонское гражданское уложение. К крупнейшим достоинствам остзейского кодекса принадлежит доступность языка, простота терминологии и ясность изложения.

Система остзейского свода несколько напоминает систему 1-й части Х тома Св. Зак. За введением, содержащим в себе положения о действующих в П. губерниях частноправовых нормах, их видах, объеме действия и проч., следуют четыре книги, которые, подразделяясь на разделы, главы и отделения, излагают: 1) права и обязанности семейные, 2) право вещное, 3) право наследования и 4) право требований. К кодексу приложены указатель источников и предметный указатель, составленный в алфавитном порядке. В учении о лицах остзейский свод содержит в себе основанное на римском праве деление лиц на физические и юридические с причислением к последним лежачего наследства. Из обстоятельств, влияющих на юридическое положение лица, первое место занимает сословие: различием сословия обусловливается различие права, применимого к гражданским правоотношениям различных лиц. Ограничений прав лица вследствие принадлежности его к тому или другому сословию, тем не менее, не существует: все лица христианского исповедания пользуются равными гражданскими правами; дворяне сохранили лишь исключительное право на установление родонаследственных союзов и фидеикомиссов (см.). Что касается юридического положения лица в зависимости от пола, то отражением средневекового германского взгляда, согласно которому все лица беззащитные (wehrlosigkeit) находятся под опекой, является опека над совершеннолетними женщинами — факультативное попечительство над незамужними и законная опека мужа над замужними женщинами. Лица мужского пола пользуются преимуществами перед женщинами в наследственном праве, например, относительно вотчин, земельных участков вообще, наследственных долей; с другой стороны, за женщинами признаются некоторая льгота относительно неведения закона, а также право на возражение по Веллеянову сенатусконсульту (см.). В постановлениях о возрасте, различающих возраст до 7 лет и от 7 до 21 года, несовершеннолетним предоставлены права отсутствующих, именно возможность восстановления прав (см.). Несовершеннолетним в отношении к дееспособности уподобляются расточители, признанные таковыми судом. Остзейский свод не знает ограничений для иностранцев, но высочайшим указом 14 марта 1887 г. такие ограничения установлены относительно приобретения недвижимостей в Курляндии и Лифляндии в собственность и в заставное владение. Положение юридических лиц, вообще пользующихся имущественной правоспособностью в весьма обширных размерах, определяется согласно с началами римского права; особенность в сравнении с последним представляет, между прочим, широко распространенное право наследования юридических лиц и непризнание за казной некоторых преимуществ, предоставленных церкви и богоугодным заведениям. Постановления свода о вещах в общем воспроизводят начала римского права, не исключая и учения о бесхозяйных вещах (res nullius) и оккупации их как титуле собственности. Главную особенность свода составляет различие отдельных видов недвижимых имуществ, неизвестное римскому праву. Сюда, например, относятся постановления о земских имениях, состоящих из господских и крестьянских земель, из которых последние обязательно должны быть отдаваемы помещиками в арендное содержание крестьянам (ср. Квота). Всего менее заимствований из римского права встречается в постановлениях свода о браке и о личных и имущественных отношениях супругов, которые основаны почти исключительно на началах германского права (см. Супруги). Об опеке и попечительстве свод содержит в себе римские положения, значительно дополненные и отчасти измененные шведским и русским законодательствами и местными постановлениями; главное отличие свода от римского права заключается в требуемом им согласно германскому взгляду значительном участии особенных опекунских (сиротских) судов, подчиненных в свою очередь обыкновенным судам. Вещное право остзейского свода содержит в себе римские начала, дополненные и видоизмененные под влиянием германского права. Постановления его о владении и о quasi-possessio воспроизводят теорию, господствовавшую в 1850-х годах в науке пандектного права, которая положения римского права восполняла правилами канонического права. Чисто римскую конструкцию имеют сервитуты, а из поземельных повинностей (Reallasten) свод содержит постановления о "поземельном или постоянном оброке", соответствующем эмфитевтическому отношению. Всецело основаны на римском праве и статьи свода, относящиеся до залогового права в собственном смысле (Pfandrecht); воспроизведены и все недостатки римского залогового права (возможность ипотеки на движимости, допущение безмолвной и генеральной ипотеки), которые, впрочем, устранены законом 9 июля 1889 г., причем различные законные закладные права заменены законным правом удержания. Наряду с этим свод знает и германский институт заставного владения (Pfandbesitz; см.).

Чисто германским институтом является право выкупа (Näherrecht), находящееся в связи с древнегерманским взглядом, по которому отчуждение недвижимости помимо известных лиц представлялось противным нравственности. Постановления о собственности представляют смесь римских положений и германских начал. Влияние последних сказалось, прежде всего, в самом понятии собственности, под которое подводятся и различные институты, относящиеся скорее к разряду прав на чужие вещи, но близко подходящие к собственности по обширности доставляемого ими пользования. В своде встречается "собственность разделенная, или прямая собственность (dominium directum) и пользование на правах оной" (dominium utile); примерами последнего являются пользование пасторатскими землями (см. Видмы), наследственная аренда, наследственное заставное владение. Из германских источников проистекает публичность перенесения собственности в недвижимостях, выражающаяся во внесении акта в (публичные) крепостные книги, при участии общественной власти. В постановлениях о движимостях германское влияние выразилось в ограничении виндикации (см.) в интересах добросовестного приобретателя. Третья книга остзейского свода всего более отражает в себе многообразие источников, действовавших в крае. Согласно с римским правом различаются универсальное и сингулярное преемство после умершего; наследником называется только лицо, имеющее право на всю совокупность имущественных отношений умершего, рассматриваемую до вступления наследника как юридическое лицо (hereditas jacens). Кроме двух римских оснований открытия наследства — завещания и закона, — остзейский свод знает еще третье, германское, а именно договор о наследовании. Свобода завещания в Лифляндии и Эстляндии ограничена соответственно различию имуществ наследственного и благоприобретенного, а в Курляндии — только по отношению к родовым (т. е. доставшимся от агнатических восходящих родственников) дворянским имениям, причем обязательная доля (в римском смысле) имеется в одной только Курляндии. Что касается наследования по закону, то к нему, как и в германском праве, призываются супруги совместно с кровными родственниками; если их нет — то известные корпорации и установления, наконец, казна. Относительно супругов имеет значение, остались ли вдовец или вдова, был ли брак бездетен или нет (см. Вдова). При наследовании родственников значение имеют естественные и юридические особенности наследуемых имуществ, различие родственников, отделенных относительно наследодателя и не отделенных, различие пола наследующих лиц. В исчислении родства (см.) отражаются как римские, так и германские или канонические начала.

Отдел об обязательствах является наиболее разработанной частью остзейского свода, в котором он изложен по системе, принятой в учебниках: сначала идет так называемая общая часть обязательственного права, а за ней следует особенная, излагающая отдельные виды обязательств. В этом отделе, особенно в общей его части, до мелочей воспроизведено новое римское право, причем вопросы, спорные в теории, разрешены законодателем. Наряду с этим, однако, остзейское обязательственное право не только содержит некоторые особенности, основанные на местных обычаях, но и представляет собой дальнейшее развитие гражданского права в институтах, неизвестных в таком виде римскому праву и выработанных сообразно требованиям практической жизни доктриной и практикой, главным образом германской, а также местными обычаями, шведским и русским законодательствами. Таковы, например, бумаги на предъявителя, продажа с публичных торгов, договор издания, договор пожизненной ренты, страхование, лотерея и др. При введении в Прибалтийском крае в 1889 г. Судебных Уставов императора Александра II, устав гражданского судопроизводства должен был быть приведен в соответствие с материальным правом П. губерний. Это привело, с одной стороны, к изменению и дополнению постановлений устава гражданского судопроизводства, с другой стороны — к созданию целого ряда институтов, неизвестных гражданскому процессу внутренних губерний. Главнейшие из изменений первой категории заключаются в ограничении исковой правоспособности и увеличении числа лиц, не пользующихся полной правоспособностью (жены ввиду опеки над ними мужей; расточители), в расширении силы свидетельских показаний, в увеличении числа отводов (см.), в смягчении правил о прерывании давности предъявлением иска в суде; особенно сильным изменениям подверглись постановления устава гражданского судопроизводства об обращении взыскания на движимое и недвижимое имущество, причем законодателю пришлось считаться не только с особенностями местного материального права, но и с существованием в крае ипотечной системы. Компетенция мировых судей, с одной стороны, сокращена исключением исков о личных обидах и оскорблениях, так как местное право не допускает замены уголовного преследования гражданским иском о бесчестье, с другой стороны, расширена предоставлением им разрешать просьбы об обеспечении исков (см.) на всякую сумму ранее их предъявления и рассматривать иски о показании движимой вещи. Сущность исков этого рода заключается в том, что лицо, намеревающееся предъявить право на движимую вещь и для этого желающее ее сперва обозреть, может как от собственника, так и от всякого держателя ее потребовать, чтобы он ее показал ему; истцом может выступить всякий, представивший какое-либо, хотя бы и несовершенное, доказательство законного для него интереса в предъявлении ему вещи. К числу институтов, неизвестных гражданскому процессу внутренних губерний, принадлежат, далее, провокация (см.) и некоторые "особые производства" (см. Охранительное судопроизводство).

Литература. Кроме сочинений Ф. Г. Бунге (см.), Oswald Schmidt, "Rechtsgeschichte Liv-, Est- und Curlands" (Юрьев, 1894); C. Erdman, "System des Privatrechts der Ostseeprovinzen Liv-, Est- und Curland" (Рига, 1889 и сл.); Кассо, "Обзор остзейского гражданского права" (Юрьев, 1896); Дорн, "Заметка по гражданскому праву П. губерний" ("Юридическая летопись", 1890, №№ 5 и 6); Тютрюмов, "Гражданское судопроизводство в П. крае" ("Юридический вестник", 1890, №№ 3, 9 и 12); Башмаков, "Практическое руководство для крепостных отделений П. края" (Либава, 1894). См. Библиография.

А. Я.