Доля (судьба)

судьба, участь человека, в народных представлениях является не абстракцией, а особым демоническим существом. Понятие о Д. представляет пеструю смесь представлений, разновременно вошедших в состав этого понятия, но не слившихся воедино и отчасти сохраняющих свою древнюю окраску. В понятии о Д. замечаются три главные идеи: идея прирожденности, идея предопределения и идея случая. Первая идея является несомненно древнейшим мотивом. Д. дается прежде всего матерью, связана с актом рождения, обусловлена родом, предками. В соответствующих представлениях о Д. отражается древний культ предков, покровителей домашнего очага: Д. дается рожаницами; иногда, хотя и редко, долей называют сами души предков, в особенности матери (см. Домашние боги). Связь Д. с культом предков рельефно проявляется в мифологии старосеверной и классической. Римские genii и junones суть души умерших, и вместе с тем духи-покровители человека: у каждого мужчины свой genius, у каждой женщины — своя juno; наклонности того или другого лица определяются его гением. Прирожденная Д. неизбежна, неотвратима; от нее не уйдешь, не уедешь. Первый повод к более свободному пониманию идеи судьбы могло дать образное представление рожаниц, которые обособились в отдельные демонические существа. Их роль в судьбе человека определяется их антропоморфизмом; они дают ему его Д., часть, участь в жизни, отмеривают талан. При колыбели одного человека их несколько, обычно три; односторонняя идея прирожденности ослабела перед возможностью того или другого решения рожаниц, которых можно смягчить, умилостивить; но когда решение состоялось, непререкаемость вступает в свои права. Решает третья, как бы уравновешивающая крайности предыдущих приговоров. Отсюда новый ряд образов, заменяющих прежних рожаниц: болг. урженицы, наречницы (нарекающие судьбу), серб. судницы (Sudnice, хорв. Sudjenice), чешск., словацк. судицы (Sudice, Sudičky), старосеверные норны (nornir), греч. μοίραι θ др. девы судьбы. Переход от понятия рожаницы к представлению судицы дают хорватские и словенские поверья, где оба обозначения существуют при одной и той же роли: слов. Rojenice и Sojenice, хорв. Rodjenice и Sudjenice. Новым моментом в развитии идеи судьбы является мотив, идущий вразрез с непререкаемостью унаследованной или присужденной Д.: момент случая, неожиданности, счастья или несчастья, навеянных со стороны, невесть откуда. Идея случая не уничтожила прежних фаталистических представлений, но своеобразно с ними соединилась. В этом отношении южно-славянские и русские поверья представляют любопытное разноречие. У сербов в представлениях судьбы преобладает начало случайности; таковы серб. Среча (срећа, собственно встреча, т. е. то, что встретилось, набежало ненароком) и Несреча, равно как намjера (то, на что человек намеряется, натыкается). В русских поверьях также явилось понятие о случайности; но преобладающим осталось древнее представление Д., с той разницей, что она стала теперь отменяемой (девушка, приносящая счастье бездольному молодцу). В общем, русские народные представления о Д. проникнуты ощущением связанности, гнета, соответственно чему народная фантазия создала образы преимущественно отрицательные: Беды, Горя (малорусская Журба, великорусская Кручина), Обиды, Нужи, и дала самому пониманию Судьбы-Судины, Судьбины, отвлеченному по существу, конкретное значение Злой Судьбы, Недоли. Под влиянием христианства в народные представления о Д. проникает идея о промысле, о высшем устроении не одного, а всех к общему благу. С другой стороны, является и идея о заслуженности: Д. и недоля не только даются, но и заслуживаются; своя волюшка доводит до горькой долюшки. так, в "Повести о Горе-Злосчастии", Горе-Злосчастье представляет собой фантастический образ, в котором народные представления о прирожденной или навязанной недоле смешались с образом христианско-библейского демона-искусителя, нападающего на человека, когда, преступив заповедь, он сам отдается власти греха. Под влиянием христианско-византийской образованности, в народные представления о Д. проникло и верование во влияние звезд на судьбу человека ("планида"), равно как образ Злыден (злые дни византийской гадальной книги). В своих проявлениях Доля русск. народных сказок является началом активным или пассивным. От большей или меньшей активности ее зависит большее или меньшее благосостояние ее хозяина.

Ср. Потебня, "О Д. и сродных с ней существах" ("Древности. Труды Моск. археологич. общ.", т. I, вып. II, М., 1867); Krauss, "Sreća. Glück und Schicksal im Volksglauben der Südslaven" (Вена, 1886); Веселовский, "Розыскания в области русск. духовного стиха" (вып. V и VI, СПб., 1889-91); ст. Васильева в "Этнографич. Обозрении", 1890 г. № 1, и материалы Иванова в "Сборнике Харьков. историко-филологич. общ." (т. IV, 1892 г.).