Аннибал, сын Амилькара

сын Амилькара Барки, один из величайших полководцев и государственных мужей древности, заклятый враг Рима и последний оплот Карфагена, род. в 247 г. до Р. Х., имел 9 лет от роду, когда отец взял его с собою в Испанию, где искал для своего отечества вознаграждения за потери, понесенные в Сицилии. По словам Лолибия и других историков, А. сам рассказывал, что перед отправлением в поход отец заставил его поклясться перед алтарем, что он всю жизнь будет непримиримым врагом Рима, и эту клятву он сдержал вполне. Его выдающиеся способности, необыкновенные условия его воспитания подготовляли в нем достойного преемника своего отца, достойного наследника его замыслов, гения и ненависти. Выросши в военном лагере, А. тем не менее получил тщательное образование и всегда заботился о его пополнении; так, уже будучи главнокомандующим, А. научился у спартанца Зозила греческому языку и до того овладел им, что составлял на нем государственные бумаги. Гибкий и крепкий телосложением, А. отличался в беге, был искусным бойцом и отважным наездником. Своею умеренностью в пище и сне, неутомимостью в походах, безграничной отвагой и беззаветной храбростью А. всегда подавал пример своим солдатам, а своей самоотверженной заботливостью о них приобрел их горячую любовь и беспредельную преданность. Свои стратегические дарования он обнаружил, еще будучи на 22-м году от роду начальником конницы у зятя своего Аздрубала, который по смерти Амилькара в 229 г. принял главное начальство в Испании. Едва ли кто другой сумел в такой степени соединять в себе обдуманность с горячностью, предусмотрительность с энергией и настойчивостью в преследовании намеченной цели. Истый сын своего народа, А. отличался изобретательным лукавством; для достижения своих целей он прибегал к оригинальным и неожиданным средствам, к разным ловушкам и хитростям и изучал характер своих противников с беспримерным тщанием. С помощью систематического шпионства он всегда узнавал своевременно о замыслах неприятеля и даже в самом Риме содержал постоянных шпионов. Современники А. старались очернить его характер; его упрекали в лживости, вероломстве и коварстве, но все мрачное и жестокое в его деяниях частью должно быть отнесено на счет второстепенных полководцев его, частью находит себе оправдание в тогдашних обстоятельствах и тогдашних понятиях о международном праве. Его военный гений восполнялся великими дарованиями политическими, которые он обнаружил в предпринятой им по окончании войны реформе карфаген. государственных учреждений и которые доставили ему и в изгнании беспримерное влияние на правителей восточных государств. А. владел даром властвовать над людьми, что выражалось в беспредельном повиновении, в котором он умел держать свои разноплеменные и разноязычные войска, никогда не бунтовавшие против А. даже в самые тяжелые времена. Таков был этот человек, которого по смерти Аздрубала, павшего в 221 г. от руки убийц, испанская армия избрала своим вождем и который решился осуществить предначертания своего не менее гениального отца. Средства для этого были подготовлены вполне. Без поддержки карфаг. правительства, даже при тайном его противодействии, Амилькар создал в Испании новую провинцию, богатые рудники которой дали ему возможность запастись казной, а зависевшие от нее общины доставляли вспомогательные войска и наемников, сколько требовалось. Амилькар оставил своему сыну в наследство полную казну и сильную, привыкшую к победам армию, для которой лагерь служил отечеством, а патриотизм заменяли честь знамени и беззаветная преданность своему вождю. Аннибал решил, что наступило время свести счеты с Римом. Но трусливое карфаг. правительство, погрязшее в меркантильных расчетах, вовсе не думало увлекаться замыслами 26-летнего юноши-полководца, а А. не решался начать войну явно наперекор законным властям, но пытался вызвать нарушения мира со стороны испанской колонии Сагунта, находившейся под покровительством Рима. Сагунтцы ограничились тем, что обратились с жалобой в Рим. Для разбора дела рим. сенат послал в Испанию комиссаров. Резким обхождением А. думал вынудить у них объявление войны, но комиссары поняли, в чем дело, смолчали и сообщили в Рим о собиравшейся грозе. Рим начал усиленно вооружаться. Время проходило, и А. решился действовать. Он послал в Карфаген извещения, что сагунтцы стали теснить карфаг. подданных, торболетов, и, не дожидаясь ответа, открыл военные действия. Впечатление этого шага в Карфагене было подобно удару грома; шла речь о выдаче дерзкого главнокомандующего Риму. Но оттого ли, что карфаг. правительство боялось армии еще больше, чем римлян, оттого ли, что оно сознавало невозможность загладить то, что было сделано, или же по свойственной ему нерешительности, оно решило ничего не делать, т. е. не вести войны и не препятствовать ее продолжению. После 8-месячной упорной осады Сагунт пал в 219 г. Римские послы потребовали в Карфагене выдачи А. и, не получив от карфаген. сената ни удовлетворительного, ни отрицательного ответа, объявили войну, которая названа Второй Пунической войной (см. это сл.). Гений А. подсказал ему, что с Римом можно бороться лишь в Италии. Обеспечив Африку и оставив в Испании брата своего Аздрубала с войском, он в 218 г. выступил из Нового Карфагена с 90000 пехоты и 12000 всадников. В битвах между Эбро и Пиренеями А. потерял 20000 ч., и для удержания этой вновь завоеванной страны он оставил в ней Аннона с 10000 пехоты и 1000 всадников; тем не менее, А. подкрепил отряд Аздрубала еще 10000 ч. и лишь с 50000 пехоты и 9000 конницы перешел Пиренеи. Оттуда А. спустился в Южную Галлию и здесь искусно уклонился от встречи с консулом Публием Корнелием Сципионом, который думал преградить ему путь в долину Роны, и с помощью цизальпинских галлов совершил в 15 дней свой знаменитый переход через Альпы. По исследованиям Уикгама и Крамера ["On the passage of H." (1820); ср. Лав, "The Alps of H." (1866)] перевал этот А. сделал через Малый С.-Бернард. Другие указывают на Мон-Женевр, а также на Мон-Сени. В конце октября 218 г. армия А. после 5 1/2 месяцев тяжелого похода, проведенного в беспрерывных битвах с горцами, спустилась в долину р. По. Но потери, понесенные ею за это время, были громадны, так что по прибытии в Испанию у А. под рукою оставалось всего 20 т. пехоты и 6 т. конницы. Это не помешало ему, однако, безотлагательно двинуться вперед. Заняв и разрушив Турин, А. одержал победу над римлянами близ р. Тичино, а затем совершенно разбил их на р. Треббии, несмотря на то, что неприятель был усилен значительными подкреплениями, поспешно вызванными из Сицилии и Массилии. После нанесения первых ударов врагам А. расположился на зимних квартирах в Цизальпинской Галлии и озаботился усилением своей армии союзными войсками из галльских и др. племен. При открытии кампании 217 г. две неприятельские армии — Фламиния и Сервилия — выставлены были на путях наступления А. к Риму. По стратегическим соображениям А. решился не атаковать ни той, ни другой, а, обойдя с левого крыла армию Фламиния, угрожать ее сообщениям с Римом. Для этого А. избрал крайне затруднительный, но зато кратчайший путь — на Парму и через Клузиумские болота, затопленные в это время разлитием р. Арио. Четыре дня армия его шла в воде, потеряла всех слонов, большую часть лошадей и вьючного скота, и сам А. от воспаления лишился одного глаза. Когда по выходе из болот А. сделал демонстрацию движения к Риму, то Фламиний, оставив свою позицию, последовал за карфагенянами, но при этом не соблюдал никаких военных предосторожностей. Пользуясь оплошностью своего противника, А. устроил беспримерную засаду целою армиею у Тразименского озера и тут, в кровопролитной битве, где погиб сам Фламиний, нанес неприятелю совершенное поражение. Ввиду страшной опасности, в которой очутилось отечество, римляне вручили диктаторскую власть Фабию Веррукозу (впоследствии прозванный кунктатором, т. е. медлителем). Фабий, хорошо поняв положение дел, прибегнул к новой системе действий: он избегал решительных сражений, а старался истомить противника походами и затруднениями в добывании продовольствия. Медлительность и осторожность его, однако, не понравилась римлянам, и по окончании срока диктатуры Фабия командование армиею поручено было двум консулам: Теренцию Варрону и Павлу Эмилию. Армия, им подчиненная, была самая многочисленная со времени основания Рима (90 т. пехоты, 8100 конницы и 1 т. сиракузских стрелков). В это время А. находился в весьма трудном положении; войска его были истощены беспрерывными походами, терпели во всем недостаток, а из Карфагена, по интригам враждебной А. партии, подкреплений не присылалось. Из затруднений этих А. был выручен опрометчивостью Т. Варрона, который (26 г.) атаковал карфагенян при Каннах (в Апулии), в местности, удобной для действия их отличной нумидийской конницы. Тут римляне потерпели новое, ужасное поражение; большая часть их армии легла на месте, а Павел Эмилий был убит. Несмотря на одержанную победу, А. не мог теперь, как и прежде, покуситься на овладение самим Римом, так как не имел никаких средств для правильной осады. Ему пришлось удовольствоваться тем, что после сражения при Каннах большая часть римских союзников в Италии приняла его сторону и что Капуа, второй город республики, открыла ему свои ворота. В этом городе он дал временный отдых своим истомленным войскам; но положение А. мало улучшилось, так как правители Карфагена, занятые исключительно своекорыстными торговыми интересами, упустили удобный случай окончательно раздавить своих исконных соперников — римлян и не оказывали своему гениальному полководцу почти никакой поддержки. За все время А. выслано было в подкрепление только 12 тыс. пехоты и 1 1/2 т. конницы. Рим, между тем, оправился, собрал новые войска, и консул Марцел одержал при Ноле первую победу над карфагенянами. После ряда военных действий, шедших с переменным успехом, Капуа была взята римлянами, и А. должен был принять чисто оборонительное положение. Не получая помощи из отечества, А. вызвал из Испании брата своего Аздрубала, который (207) вследствие сего двинулся со своими войсками в Италию, но соединиться с А. не мог, так как римляне своевременно приняли меры, чтобы воспрепятствовать этому. Консул Клавдий Нерон одержал победу над А. при Грументуме, а затем, соединившись с другим консулом, Ливием Сампатором, разбил Аздрубала. Узнав об участи, постигшей его брата (отрубленная голова которого была брошена в карфаг. лагерь), А. отступил в Бруциум, где еще в течение 3-х лет выдерживал неравную борьбу со своими заклятыми врагами. По прошествии этого времени карфаг. сенат вызвал А. на защиту родного города, которому угрожал консул Корнелий Сципион, перенесший войну в Африку. В 203 г. А. покинул Италию, приплыл к африк. берегам, высадился при Лептисе и расположил свои войска при Адрумете. Попытка вступить в переговоры с римлянами не имела успеха. Наконец, на расстоянии 5 переходов от Карфагена, при Заме, последовало решительное сражение (202). Карфагеняне были на голову разбиты, и этим закончилась 2-я Пуническая война. В последующий за тем период мира полководец А. выказал себя и государственным человеком; занимая должности претора, или главы республики, А. привел в порядок финансы, обеспечил срочные уплаты тяжелой контрибуции, наложенной победителем, и вообще в мирное, как и в военное время оказался на высоте своего положения. Мысль о возобновлении борьбы с Римом, однако, не покидала его, и чтобы заручиться большими шансами на успех, он вступил в тайные сношения с сирийским царем Антиохом III. Враги А. донесли об этом в Рим, и римляне потребовали его выдачи. Тогда А. бежал к Антиоху (195) и успел уговорить его поднять оружие против Рима, надеясь склонить к тому же своих соотечественников; но карфаг. сенат решительно отказался от ведения войны. Флоты сирийский и финикийский были разбиты римлянами, и в то же время К. Сципион нанес поражения Антиоху под Магнезией. Новое требования римлян о выдаче А. заставило его бежать (189) к вифинскому царю Прузию. Тут стал он во главе союза между Прузием и соседними с ним владетелями против римского союзника, пергамского царя Эвмена. Действия А. против неприятеля были и теперь победоносны, но Прузий изменил ему и вошел в сношения с римским сенатом относительно выдачи своего гостя. Узнав об этом, 65-летний А., чтобы избавиться от постыдного плена после столь славной жизни, принял яд, который постоянно носил в перстне. Так погиб этот человек, равно гениальный, как воин и правитель, которому, однако, не удалось остановить хода всемирной истории, может быть, потому, что древняя доблесть Рима нашла в Карфагене соперника себялюбивого, неспособного стать выше интересов минуты и искать прочные основы государственной жизни в недрах народа, а не в меркантильных расчетах олигархии. По собственному выражению А.: "не Рим, а карфаг. сенат победил А.".