Александр Иванович Герцен

Александр Иванович Герцен

(1812—1870 гг.) писатель и философ

Без равенства нет брака. Жена, исключенная из всех интересов, занимающих ее мужа, чуждая им, не делящая их, — наложница, экономка, нянька, но не жена в полном, в благородном значении слова.

Быть человеком в человеческом обществе вовсе не тяжкая обязанность, а простое развитие внутренней потребности; никто не говорит, что на пчеле лежит священный долг делать мед, она его делает, потому что она пчела.

В мещанине личность прячется или не выступает, потому что она не главное: главное — товар, дело, вещь, главное — собственность.

В мире нет ничего разрушительнее, невыносимее, как бездействие и ожидание.

В науке нет другого способа приобретения, как в поте лица; ни порывы, ни фантазии, ни стремления всем сердцем не заменяют труда.

В природе ничто не возникает мгновенно и ничто не появляется в свет в совершенно готовом виде.

Вечно угрюмые постники мне всегда подозрительны; если они не притворяются, у них или ум, или желудок расстроены.

Вопрос «Может ли существовать душа без тела?» заключает в себе целое нелепое рассуждение, предшествовавшее ему и основанное на том, что душа и тело — две разные вещи. Что сказали бы вы человеку, который бы вас спросил: «Может ли черная кошка выйти из комнаты, а черный цвет остаться?» Вы его сочли бы за сумасшедшего, — а оба вопроса совершенно одинаковые.

Враги наши никогда не отделяли слова и дела и казнили за слова не только одинаковым образом, но часто свирепее, чем за дело.

Все государственные и политические вопросы, все фантастические и героические интересы по мере совершенствования народа стремятся перейти в вопросы народного благосостояния.

Все религии основывали нравственность на покорности, то есть на добровольном рабстве.

Все стремления и усилия природы завершаются человеком; к нему они стремятся, в него впадают, как в океан.

Всего меньше эгоизма у раба.

Вся жизнь человечества последовательно оседала в книге: племена, люди, государства исчезали, а книга оставалась.

Всякий безнравственный поступок, сделанный сознательно, оскорбляет разум; угрызения совести напоминают человеку, что он поступил как раб, как животное.

Где не погибло слово, там и дело еще не погибло.

Грандиозные вещи делаются грандиозными средствами. Одна природа делает великое даром.

Даже простой материальный труд нельзя делать с любовью, зная, что он делается напрасно…

Действительный интерес совсем не в том, чтобы убивать на словах эгоизм и подхваливать братство, а в том, чтобы сочетать гармонически свободно два неотъемлемые начала жизни человеческой.

Дружба должна быть прочною штукою, способною пережить все перемены температуры и все толчки той ухабистой дороги, по которой совершают свое жизненное путешествие дельные и порядочные люди.

Если долг мною сознан, то он столько же силлогизм, вывод, мысль, которая меня не теснит, как всякая истина, и исполнение которого мне не жертва, не самоотвержение, а мой естественный образ действия.

Есть эгоизм узкий, животный, грязный, так, как есть любовь грязная, животная, узкая.

Жизнь, которая не оставляет прочных следов, стирается при всяком шаге вперед.

Искусство легче сживается с нищетой и роскошью, чем с довольством. Весь характер мещанства, со своим добром и злом, противен, тесен для искусства.

Какое счастье вовремя умереть для человека, не умеющего в свой час ни сойти со сцены, ни идти вперед.

Личности мало прав, ей надобно обеспечение и воспитание, чтобы воспользоваться ими.

Личности надо отречься от себе для того, чтобы сделаться сосудом истины, забыть себя, чтобы не стеснять ее собою.

…Любит, потому что любит, не любит, потому что не любит, — логика чувств и страстей коротка.

Любовь — высокое слово, гармония создания требует ее, без нее нет жизни и быть не может.

Любовь и дружба — взаимное эхо: они дают столько, сколько берут.

…Любовь раздвигает пределы индивидуального существования и приводит в сознание все блаженство бытия; любовью жизнь восхищается собой; любовь — апофеоз жизни.

Люди боятся умственной неволи, но они вдвое больше боятся отсутствия авторитета. Внешний авторитет несравненно удобнее: человек сделал скверный поступок — его пожурили, наказали, и он квит, будто и не делал своего поступка.

Мещанство — демократизация аристократии и аристократизация демократии.

Моралисты говорят об эгоизме, как о дурной привычке, не спрашивая, может ли человек быть человеком, утратив живое чувство личности.

Мучительная любовь не есть истинная…

Мы обыкновенно думаем о завтрашнем дне, о будущем годе, в то время как надобно обеими руками уцепиться за чашу, налитую через край, которую протягивает сама жизнь… Природа долго потчевать и предлагать не любит.

Надобно иметь силу характера говорить и делать одно и то же.

Наука — сила, она раскрывает отношения вещей, их законы и взаимодействия.

Наука требует всего человека, задних мыслей, с готовностью все отдать и в награду получить тяжелый крест трезвого знания.

Наша сила — в силе мысли, в силе правды, в силе слова.

Не от того ли люди истязают детей, а иногда и больших, что их так трудно воспитывать, а сечь так легко? Не мстим ли мы наказанием за нашу неспособность?

Не отвергнуться влечений сердца, но раскрыть свою душу всему человеческому, страдать и наслаждаться страданиями и наслаждениями современности, — словом, развить эгоистическое сердце во всех скорбящее, обобщить его разумом и в свою очередь оживить им разум!

Нельзя людей освобождать к наружной жизни больше, чем они освобождены внутри. Как ни странно, но опыт показывает, что народам легче выносить насильственное бремя рабства, чем дар излишней свободы.

Несколько испуганная и встревоженная любовь становится нежнее, заботливее ухаживает, из эгоизма двоих она делается не только эгоизмом троих, но самоотвержением двоих для третьего; семья начинается с детей.

Нет мысли, которую нельзя было бы высказать просто и ясно.

Нет народа, вошедшего в историю, который можно было бы считать стадом животных, как нет народа, заслуживающего именоваться сонмом избранных.

Ничего не делается само собой, без усилий и воли, без жертв и труда. Воля людская, воля одного твердого человека — страшно велика.
Первая любовь потому так благоуханна, что она забывает различие полов, что она — страстная дружба.

Под влиянием мещанства все переменилось. Рыцарская честь заменилась бухгалтерской честностью, изящные нравы — нравами чинными, вежливость — чопорностью, гордость — обидчивостью.

Полного счастья нет с тревогой; полное счастье покойно, как море во время летней тишины.

Прогресс — неотъемлемое свойство сознательного развития, которое не прерывалось; это деятельная память и усовершенавование людей общественной жизнью.

Проповедовать с амвона, увлекать с трибуны, учить с кафедры — гораздо легче, чем воспитывать одного ребенка.

Прощение врагов — прекрасный подвиг; но есть подвиг еще более прекрасный, еще больше человеческий — это понимание врагов, потому что понимание — разом прощение, оправдание, примирение.

Пустые ответы убивают справедливые вопросы и отводят ум от дела.

Разумеется, люди — эгоисты, потому что они лица; как же быть самим собою, не имея резкого сознания своей личности? Мы — эгоисты, и потому добиваемся независимости, благосостояния, признания наших прав, потому жаждем любви, ищем деятельности и не можем отказывать без явного противоречия в тех же правах другим.

Расточительность носит сама в себе предел. Она оканчивается с последним рублем и с последним кредитом. Скупость бесконечна и всегда при начале своего поприща; после десяти миллионов она с тем же оханьем начинает откладывать одиннадцатый.

Религия — это главная узда для масс, великое запугивание простаков, это какие-то колоссальных размеров ширмы, которые препятствуют народу ясно видеть, что творится на земле, заставляя поднимать взоры к небесам.

Самые жестокие, неумолимые из всех людей, склонные к ненависти, преследованию, — это ультрарелигиозники.

Слово эгоизм, как и слово любовь, слишком общи: может быть гнусная любовь, может быть высокий эгоизм. Эгоизм развитого, мыслящего человека благороден, он-то и есть его любовь к науке, к искусству, к ближнему, к широкой жизни, к независимости; любовь ограниченного дикаря, даже любовь Отелло — высший эгоизм.

Сожитие под одной крышей само по себе вещь страшная, на которой рушилась половина браков. Живя тесно вместе, люди слишком близко подходят друг к другу, видят друг друга слишком подробно, слишком нараспашку и незаметно срывают по лепестку все цветы венка, окружающего поэзией и грацией личность.

Справедливость в человеке, не увлеченном страстью, ничего не значит, довольно безразличное свойство лица.

Старость имеет свою красоту, разливающую не страсти, не порывы, но умиряющую, успокаивающую…

Страдание, боль — это вызов на борьбу, это сторожевой крик жизни, обращающий внимание на опасность.

Страшные преступления влекут за собой страшные последствия.

Талант воспитания, талант терпеливой любви, реже встречается, чем все другие. Его не может заменить ни одна страстная любовь матери, ни одна сильная доводами диалектика.

Театр — высшая инстанция для решения жизненных вопросов.

Только любовь создает прочное и живое, а гордость бесплодна, потому что ей ничего не нужно вне себя.

Требуйте вместо любви к человечеству ненависти ко всему, что валяется на дороге и мешает идти вперед.

Трудных предметов нет, но есть бездна вещей, которых мы просто не знаем, и еще больше таких, которые знаем дурно, бессвязно, отрывочно, даже ложно. И эти-то ложные сведения еще больше нас останавливают и сбивают, чем те, которых мы совсем не знаем.

Уважение к истине — начало премудрости.

Хронического счастья так же нет, как нетающего льда.

Частная жизнь, не знающая ничего за порогом своего дома, как бы она ни устроилась, бедна.

Человек без сердца — бесстрастная машина мышления, не имеющая ни семьи, ни друга, ни родины; сердце составляет прекрасную и неотъемлемую основу духовного развития.

Человек не может отказаться от участия в человеческом деянии, совершающемся около него; он должен действовать в своем месте, в своем времени — в этом его всемирное призвание.

Человек, объятый сильной страстью, — страшный эгоист.

Человек призван в мир социально-исторический, нравственно свободный и положительно-деятельный; у него не одна способность отрешающегося понимания, но и воля, которую можно назвать разумом положительным, разумом творящим.

Человек, строящий свой дом на одном сердце, строит его на огнедышащей горе. Люди, основывающие все благо своей жизни на семейной жизни, строят дом на песке.

Юность всегда самоотверженна.

Юность, где только она не иссякла от нравственного растления мещанством, всегда непрактична. Быть непрактичным — далеко не значит быть во лжи; все, обращенное к будущему, имеет непременно долю идеализма. Иная восторженность лучше всяких нравоучений хранит от падений.

…Я прожил собственным опытом и до дна все фазы семейной жизни и увидел всю непрочность связей крови; они крепки, когда их поддерживает духовная связь…

Я считаю большим несчастьем положение народа, которого молодое поколение не имеет юности; мы, уже заметили, что одной юности на это недостаточно.

Мы вовсе не врачи — мы боль.

Русское правительство, как обратное провидение, устроивает к лучшему не будущее, а прошлое.

(Источник: «Афоризмы. Золотой фонд мудрости.» Еремишин О. - М.: Просвещение; 2006.)