Ющинский, Андрей

Андрюша Ющинский в гробу

Окровавленная рубашка Андрюши Ющинского

Схема расположения ран на теле Андрюши Ющинского

Убийство Андрея Ющинского — убийство 13-летнего мальчика в воровском притоне Веры Чеберяк, состоявшееся в Киеве утром 12 марта 1912 года. Послужило поводом для обвинения еврея Менделя Бейлиса в ритуальном убийстве (см. дело Бейлиса).

Обнаружение трупа

Пещера, в которой нашли тело Андрюши

20 марта 1912 года на окраине Киева в одной из неглубоких пещер игравшими мальчишками (конкретно гимназистом Еланским) был найден труп мальчика. Труп был в сидячем положении, со связанными руками, в одном белье и единственном чулке; он был покрыт колотыми ранами. Рядом находились его куртка, кушак, фуражка и тетради (сложенные в трубочку и засунутые в углубление в стене). В кармане тужурки оказался кусок наволочки (впоследствии выяснилось, что этой наволочкой во время убийства мальчику заткнули рот).

По надписям на кушаке и тетрадях мальчик был идентифицирован как 13-летний ученик приготовительного класса Киево-Софийского духовного училища Андрей Ющинский, внебрачный сын Александры Приходько. Александра и ее муж Лука Приходько показали, что Андрей исчез 12 марта, рано утром уйдя в училище; домой он не вернулся. Экспертиза установила, что он был убит утром 12 марта^[1].

Андрей Ющинский

Андрей был незаконным сыном киевского мещанина Феодосия Чиркова и Александры Ющинской, торговавшей в Киеве грушами, яблоками и зеленью. Отца он не знал: вскоре после его рождения Чирков бросил мать и затем был призван на военную службу, прожив с Ющинской всего два года. В 1905 г. Ющинская вышла замуж на переплетчика Луку Приходько.

Мальчик рос без надлежащего надзора, так как его отчим, занятый в своей мастерской, появлялся дома только на субботу и воскресенье. Фактически воспитанием руководила бездетная и относительно зажиточная (владела коробочной мастерской) тетка, Наталья Ющинская. Она же оплачивала его учебу: в 8 лет мальчика отдали в т. н. «приют», или «детский сад», при церкви св. Феодора в предместье Лукьяновка; на следующий год в учительскую семинарию^[2]). Сам Андрей был к тетке очень привязан и на вопрос приятеля, любит ли он мать и отчима, отвечал, что больше всего любит тетку^[3]. Мальчик выражал желание стать священником («форма нравилась, положение нравилось» — объяснял его репетитор Мочуговский^[4]), и около девяти месяцев с ним занимался псаломщик церкви Феодора дьякон Дмитрий Мочуговский, после чего в 1910 г. он поступил в Киево-Софийское духовное училище (при Софийском соборе.

Мальчика характеризовали как способного, любознательного и смелого (за то, что постоянно ходил по ночам и не боялся темноты, он получил прозвище «домовой»); при том «был скрытен, ни с кем не сходился, держался особняком»^[5]

В 6 часов утра 12 марта он, позавтракав, как всегда пошел в Киев из Слободки (предместье на другом берегу Днепра). Однако, как выяснилось впоследствии, вместо училища он направился в предместье Лукьяновку, к своему другу Жене Чеберяк, у которого надеялся раздобыть порох для изготовленного им самодельного игрушечного ружья.

Первые шаги следствия

На первом этапе следствия розыск проводил начальник Киевского сыскного отделения Е. Мищук, в помощники которому с начала мая был приглашен известный сыщик, пристав Николай Красовский; предварительное следствие осуществлял следователь Фененко; наблюдение — прокурор киевского окружного суда Брандорф.

Немедленно после находки трупа черносотенные круги (а также сами убийцы) повели пропаганду о ритуальном убийстве мальчика евреями; соответствующие письма начали приходить родственникам мальчика и должностным лицам, на похоронах разбрасывались прокламации, с которыми был захвачен полицией (и отпущен) член Союза русского народа Н.Павлович. Следствие, в числе прочих, проверяло и «ритуальную» версию, но не нашло ей никакого подтверждения. Поначалу подозрение пало на отчима и мать Андрея, которые и были арестованы уже 24 марта. Предполагалось, что они убили Андрея с целью овладеть капиталом (выручкой от продажи дома), который его отец якобы поместил в сберегательную кассу на имя сына. Улик против них, однако, не нашлось, к тому же у Луки оказалось алиби; 5 апреля они были освобождены. Через некоторое время вновь была арестована целая группа родственников Андрея, но также быстро освобождена.

Политизация дела

Уже в первые же дни после обнаружения тела родственники убитого и должностные лица получили анонимные письма, утверждавшие, что Андрей убит «жидами» с целью получения христианской крови, якобы необходимой для приготовления мацы. Во время похорон, состоявшихся 27 марта, разбрасывались гектографированные листовки соответствующего содержания. Однако следствие, хотя и не отметало с порога «ритуальную» верисю, сочло, что для нее у него нет никаких данных. Однако черносотенцы развернули активную кампанию, и 18 апреля фракция правых в Думе постановила сделать запрос министрам юстиции и внутренних дел о предполагаемом бездействии полиции в деле раскрытия «ритуального убийства» Ющинского. Министерство юстиции отреагировало немедленно: в тот же день министр И. Г. Щегловитов обратился к министру внутренних дел и председателю Совета Министров Столыпину с просьбой обратить на дело Ющинского особое внимание и составил телеграмму в Киев, возложив наблюдение за делом на прокурора Киевской судебной палаты (глава прокуратуры всего Западного края, не путать с прокурором окружного суда) Г. Г. Чаплинского. Вслед за тем он командировал в Киев директора 1-го уголовного департамента министерства А. Лядова. С этого момента начинается политизация дела об убийстве Ющинского, увенчавшаяся процессом над Менделем Бейлисом по обвинению в ритуальном убийстве (Бейлис был приказчиком на кирпичном заводе, находившемся недалеко от места обнаружения трупа). Организацией «ритуального процесса» занимался Чаплинский, который, однако, параллельно дал задание начальнику жандармского управления полковнику Шределю провести негласное расследование и найти истинных убийц. Расследование проводили помощник Шределя подполковник Павел Иванов и околоточный надзиратель Кириченко. С другой стороны, представители официального судебного следствия (В. С. Фененко, Е.Мищук, пристав Н.Красовский, окружной прокурор Брандорф) сопротивлялись «ритуальному» направлению и также пытались проводить расследование истинных обстоятельств убийства, за что и поплатились: Мищук был обвинен в подлоге доказательств и осужден, Красовский отстранен от дела и уволен, а впоследствии также отдан под суд по абсурдному обвинению (в присвоении в 1903 г. 16 копеек, отнятых при обыске); Брандорф снят с должности. В конечном итоге, Иванов в кооперации с Фененко сумели найти истинных убийц, а Красовский, уже в качестве частного детектива, предал гласности собранные доказательства и со своей стороны собрал новые факты.

Ниже излагается линия расследования, реально связанная с убийством; об организации ритуального процесса см. в статье дело Бейлиса.

Экспертиза

Одним из первых актов по фальсификации дело было подписание профессором Оболонским и прозектором Туфановым, проводившим вскрытие, выводов экспертизы (25 апреля), указывавших на признаки ритуального убийства (прежде всего, констатировалась смерть от обескровливания). Между тем, как указывали практически все специалисты, как российские, так и иностранные, фактический материал, изложенный в этой экспертизе, показывает следующую картину: сначала мальчику были нанесены сильные удары в темя (через фуражку), в висок и затем в горло. От этих ударов, некоторые из которых проникли в мозг, он сразу лишился сознания; вслед за этим он был придушен (экспертиза отмечает асфиксию) и только после этого, посмертно или в момент агонии, ему было нанесено большинство ударов, из них последний — в сердце. Последний удар был настолько силен, что остался даже отпечаток от ободка орудия убийства - швайки (большого шила).

Открытие убийц Андрея Ющинского

Вера Чеберяк

Женя Чеберяк

Дом Веры Чеберяк

Казимир Шаховский

Кадр из фильма «Вера Чеберяк». Режиссер Н.Брешко-Брешковский, 1917

Начальник Киевского жандармского управления полковнику Шредель, имевший негласное поручение негласно провести розыск истинных виновников убийства разом от Чаплинского и министра внутренних дел Столыпина, поручил это своему помощнику подполковнику Павлу Иванову. Одновременно, в начале мая в Киев был вызван известный сыщик пристав Николай Красовский, которому был поручен секретный розыск независимо от Мищука; вскоре после этого Мищук с Сыскным отделением были вовсе отстранены от дела, и розыск сосредоточился в руках Красовского. Ему помогали околоточный надзиратель Кириченко и два сыщика, Выгранов и Полищук, из которых Полищук впоследствии оказался членом Союза Русского Народа^[6] Впоследствии и Мищук, и Красовский поплатились за нежелание вести расследование в духе «ритуальной» версии: Мищук в августе был арестован в результате устроенной ему провокации и осужден за подлог улик, Красовский вскоре после этого отстранен от дела, а затем уволен из полиции. Однако и после этого Иванов, Фененко и Кириченко в конце концов сумели установить истинных виновников убийства.

Подозрение полиции очень быстро пало на Веру Владимировну Чеберяк (Чеберякову), жену мелкого почтово-телеграфного чиновника Василия Чеберяка и сводную сестру профессионального вора Петра Сингаевского. Пещера, в которой нашли тело Андрея, находилась в 150 шагах от квартиры Чеберяков (дом № 40 на Верхне-Юрковской улице, в предместье Лукьяновка) и была видна из их дома. Полиции Чеберяк была хорошо известна как содержательница воровского притона и скупщица краденых вещей; в преступном мире она фигурировала под прозвищами «Чеберячка» и «Верка-чиновница». За несколько лет до того она выжгла серной кислотой глаза своему бывшему любовнику, французу Павлу Мифле; дело, однако, было прекращено по просьбе пострадавшего. Незадолго до убийства, то есть 10 марта, у Чеберяк был произведен обыск; краденых вещей не оказалось, но нашли два револьвера и патроны. Впоследствии стало также известно, что 8 марта Чеберяк была опознана одной из жертв воровства и задержана, но, назвавшись чужим именем, сумела бежать из участка.

Приходько ранее были соседями Чеберяков, и Андрей продолжал поддерживать дружбу с их сыном Женей, своим сверстником. Женя в разговоре со студентом Голубевым поначалу заявил, что Андрей приходил к нему утром 12 марта и они вместе ходили играть в расположенную неподалеку усадьбу Бернера; но затем, на допросах, он стал от этого отпираться и утверждать, что в последний раз видел Андрея лишь дней за 10 до убийства, когда тот заходил к нему за порохом^[7]. В целом Женя производил на сыщиков впечатление мальчика, который много знает, но не говорит. Как рассказывал на суде над Бейлисом Красовский, при обыске у Чеберяков он обратил внимание на модель аэроплана, сделанную Женей; модель была изготовлена с помощью шваек, но ни одной швайки в доме не нашли. Кроме того, во время обыска околоточный Кириченко перехватил предостерегающие знаки, которые делала Жене мать. Красовский также обратил внимание на то, что одна из подушек у Чеберяков без наволочки; между тем, вместе с телом мальчика обнаружили кусок наволочки, которой ему затыкали рот. Однако соседи, терроризированные шайкой Чеберяк и не надеявшиеся, что полиция их защитит, в основном молчали. Только в июле фонарщик Шаховский показал, что утром 12 марта видел Андрея вместе с Женей у дома Чеберяков; Андрей держал в руках банку, судя по всему, с порохом. Он шуточно толкнул Шаховского и даже пытался вспрыгнуть ему на спину, Шаховской обругал его «байстрюком», Андрей же просил, чтобы тот взял его с собой на ловлю птиц (Шаховской промышлял ловлей птиц), и даже на некоторое время увязался за Шаховским. При этом фонарщик отмечал, что он был без пальто и тетрадей (которые, очевидно, мог оставить только у Чеберяков).

Подробный ход расследования остается неизвестным, так как особое дело по Чеберяк (ссылки на которое есть в документах) не было отыскано уже в 1920-е гг. — по-видимому, оно было намеренно уничтожено. К июню следователи уже не сомневались, что Чеберяк является одной из убийц, хотя мотивы убийства оставались неясны — как указывалось, Мищук предполагал провокацию погрома, Красовский скорее предполагал месть (особая, демонстративная жестокость при убийстве предполагаемых предателей была характерна для воровского мира). Стали известны также слухи о ссоре, произошедшей во время игры между Андреем и Женей, во время которой Женя пригрозил сказать матери Андрея, что он прогуливает занятия, а Андрей в ответ — сообщить в полицию, что мать Жени принимает краденые вещи^[8].

9 июня Чеберяк была арестована жандармским управлением, при чем Брандорф рассказывал, что выдал ордер на арест втайне от Чаплинского. Полицейские надеялись, что под арестом она сознается, но просчитались. 13 июля она была освобождена по приказу Чаплинского и по ходатайству Голубева, указавшего, что она является членом «Союза русского народа». 22 июля она была вновь арестована (одновременно с Бейлисом) и 7 августа освобождена. Первое, что она сделала после освобождения, — кинулась в больницу, где (в окружении сыщиков) лежал тяжело больной Женя, и на извозчике перевезла умирающего ребенка домой. 8 августа Женя умер, через неделю умерла его сестра Валентина. Вскрытие (в которой принимал участие Туфанов) констатировало в кишечнике дизинтерийные палочки и никаких ядов, кроме висмута (которым его лечили в больнице от дизентерии^[9]). Соседи полагали, что дети заболели из-за того, что после ареста матери с голоду объедались незрелыми грушами^[10]. Однако ходили упорные утверждения об отравлении, причем черносотенная пресса прямо писала о найденных «медных ядах», со ссылкой на лиц, присутствовавших при вскрытии. При этом Чеберяк и черносотенцы обвиняли в отравлении детей евреев и Красовского (сыщики которого угощали Женю пирожными), защитники Бейлиса — Чеберяк; последнего мнения придерживались и некие «компетентные» с точки зрения полиции люди^[11]. Следует отметить, что дети заболели, когда в отсутствие арестованной матери к ним приходила Мария Сингаевская, сестра Петра^[12] Во всяком случае, Красовский отмечает, что мать пренебрегала больными детьми, забрала из больницы Женю в очень тяжелом состоянии, вопреки его настояниям не отправляла девочек в больницу и явно стремилась к тому, чтобы дети умерли^[13].

Донесения сыщиков, находившихся в комнате в момент смерти, так описывают последние минуты Жени: в бреду он постоянно повторял: «Андрюша, Андрюша, не кричи! Андрюша, Андрюша, стреляй!» Мать постоянно держала его на руках и, когда он приходил в себя, просила: «Скажи им (агентам), что я по этому делу ничего не знаю», на что Женя отвечал «Мама, не говори мне про это, мне очень больно».

14 сентября был арестован вор из шайки Чеберяк Борис Рудзинский и тотчас допрошен Ивановым по делу Ющинского.

10 ноября Зинаида Малицкая, сиделица винной лавки, располагавшейся прямо под квартирой Чеберяков, заявила Фененко, что 12 марта она услышала из квартиры Чеберяк необычный шум, заставивший ее насторожиться. Дверь в квартиру Веры Чеберяк хлопнула, и около двери остановились какие-то люди. Как только дверь захлопнулась, Малицкая услышала легкие детские и быстрые шаги от входной двери по направлению к соседней комнате: по-видимому, туда убегал ребенок. Затем раздались быстрые шаги взрослых людей в том же направлении, затем долетел детский плач, затем писк, и, наконец, началась какая-то возня. Детей Чеберяк дома не было, да и голос ребенка не был похож на голос детей Чеберяк. «Я и тогда подумала, что в квартире Чеберяк происходит что-то необычное и что-то очень странное… Слышав в то утро в квартире Чеберяк детский плач, мне ясно было, что ребенка схватили и что-то с ним сделали»^[14].

В эти же дни Фененко получил сведения, что Чеберяк в связи с арестом Рудзинского очень боится, что следствию станет известно, кто такие «Ванька-рыжий» и «Колька-матросик». Иванов сообщил ему, что это — прозвища двух воров из шайки Чеберяк: Ивана Латышева и Николая Мандзелевского. Латышев находился под стражей, Фененко тотчас допросил его относительно убийства Ющинского и встретил решительный отпор: «На вопросы, бывал ли я у Чеберяковой, я отвечать не желаю, прежде чем вы мне не скажете, в чем вы меня обвиняете, и хотя вы, следователь, мне говорите, что меня ни в чем не обвиняете, я все-таки на вопросы отвечать не желаю». Из этого Фененко заключил, что Латышев к убийству причастен^[6].

20 января Шредель докладывал начальнику Департамента Полиции Белецкому, что у него есть «твердое основание предполагать, что убийство мальчика Ющинского произошло при участии названной выше Чеберяковой и лишенных прав уголовных арестантов Николая Мандзелевского и Ивана Латышева». Характерно, что это было написано как раз в те дни, когда дело по обвинению Бейлиса в ритуальном убийстве Ющинского было закончено производством и передано в суд.

В дальнейшем круг сообщников Чеберяк определился. В частности было установлено, что из воров круга Чеберяк 12 марта на свободе в Киеве находились: Сингаевский, Рудзинский и Латышев, и они выехали из Киева курьерским поездом в Москву рано утром 13 марта; 16 марта они были задержаны в московской пивной^[15] и этапированы в Киев, но вскоре освобождены. Кириченко допросил семью Рудзинского и выяснил, что 12 марта он отсутствовал примерно между 8 и 12 часами утра, а придя домой после 12 часов, потребовал от матери, чтобы она срочно выкупила его заложенный костюм и выписала его, заявив выехавшим в Ковель.

Все это дало основания Иванову признать собранные им данные «совершенно достаточным материалом для обвинения в убийстве Ющинского не Менделя Бейлиса, а Веру Чеберяк, Латышева, Рудзинского и Сингаевского», просить Чаплинского о разрешении на арест Чеберяк и Сингаевского (Рудзинский и Латышев уже находился под стражей, при чем Латышев 12 июня 1912 г. выбросился из окна следовательского кабинета). Чаплинский отказал. Сведения о раскрытии убийства были сообщены министрам юстиции и внутренних дел, но проигнорированы. В то же время, продолжалась подготовка суда над Бейлисом.

Расследование Красовского и Бразуль-Брушковского

Н. А. Красовский

Следователь Николай Красовский, который был в сентябре 1911 года отстранен от дела за то, что вел расследование в «ненужном» направлении, а затем и вовсе уволен из полиции, в целях профессиональной реабилитации в апреле 1912 г. предложил свои услуги комитету в защиту Бейлиса, созданному по инициативе Г. Слиозберга и киевского адвоката А. Марголина. Узнав от околоточного надзирателя Кириченко все подробности расследования, он совместно с журналистом Бразуль-Брушковским опросил свидетелей убийства, из которых особенно ценным оказался рассказ Екатерины Дьяконовой. Подруга Чеберяк, Екатерина Дьяконова, сообщила, что около полудня 12 марта она вместе с сестрой Ксенией была у Чеберяк и застала там трех человек: Сингаевского, Рудзинского и Латышева. Поведение их было необычным, в углу же у кровати лежал какой-то большой тюк, завернутый в ковер. На ночь Чеберяк, оставшаяся одна, позвала их ночевать у себя, так как ей было страшно. То же повторилось на на следующую ночь, но тогда на всех трех женщин напал такой страх, что они бросились из квартиры и переночевали у Дьяконовых. Екатерина была уверена, что в ковре находилось тело Ющинского.

Красовский также составил план окончательного разоблачения преступников. Для этого он через другого помощника комитета — связанного с революционными кругами бывшего студента Сергей Махалина вышел на Анзора Караева, революционера из террористической организации «анархистов-коммунистов». Караев, зарезавший тюремного надзирателя, был в высшей степени авторитетен в уголовных кругах. Он согласился помочь расследованию из принципиальных соображений и на встрече с Сингаевским (единственным участником шайки, остававшимся на свободе) заявил ему, что полиция будто бы готовится их арестовать по делу об убийстве. Перепуганный Сингаевский рассказал Караеву все обстоятельства убийства. Действительно, Рудзинский, Сингаевский и Латышев убили Андрюшу, так как считали его предателем («через байстрюка провалились такие хорошие малины»)^[16]. На вопрос, почему не «разделали» труп (то есть не избавились от него совершенно), Сингаевский ответил: «Так расписала министерская голова Рудзинского» (очевидно, именно Рудзинский задумал инсценировать ритуальное убийство). Латышев же, как выяснилось, оказался «в мокром деле слаб», и во время убийства его стошнило. Караев предложил Сингаевскому отдать ему вещи Андрея, чтобы он подкинул их какому-нибудь еврею. Однако эта попытка заполучить несомненную улику сорвалась, так как Сингаевский прежде хотел посоветоваться с Рудзинским и Чеберяк, а те заподозрили неладное.

Уже после этого появилось сообщение парикмахера Швачко, который летом 1911 г. содержался под арестом вместе с Рудзинским. Швачко сообщил, что слышал ночной разговор между Рудзинским и другим профессиональным вором, Крымовским, при котором Рудзинский на вопрос Крымовского «а как же байстрюк?» ответил: «пришили его, стерву продажную». Ранее, по рассказу Крымовского, они планировали ограбление Софийского собора, и можно было понять, что Андрея предполагалось использовать в деле^[6][17]).

Собранные им сведения Бразуль-Брушковский опубликовал 30 и 31 мая в газетах «Киевская мысль» и «Киевлянин» (Красовский немедленно после этого был арестован и обвинен в должностных злоупотреблениях). С этого момента, картина убийства стала в подробностях известна общественности.

Источники

• Протокол первого осмотра трупа Ющинского
• Протоколы осмотров и экспертизы Дело Бейлиса. Стенографический отчет, Киев, 1913, т.2, стр. 145 слл.
• Показания свидетелей об Андрее Ющинском и находке трупа Стенографический отчет, т.1, стр. 37-211.
• Показания Бразуль-Брушковского Стенографический отчет, т.1, стр. 476 слл.
• Рассказ Красовского на суде о ходе расследования Стенографический отчет, т.1, стр. 536 слл.
• Показания Е.Мищука Стенографический отчет, т.1, стр. 323 слл.
• Показания околоточного надзирателя Кириченко Стенографический отчет, т.2, стр. 41.
• Показания Махалина Стенографический отчет, т.1, стр. 680—690
• Показания Караева Стенографический отчет, т.2, стр. 7 слл.
• Материалы по «делу Бейлиса»
• М.Самюэл. Кровавый навет
• Семен Резник. Убийство Ющинского и дело Бейлиса. ч. 1
• Семен Резник. Убийство Ющинского и дело Бейлиса ч. 2
• Семен Резник. Убийство Ющинского и дело Бейлиса ч. 3

Примечания

1. ↑ По состоянию остатков завтрака в желудке, позволившему установить, что смерть наступила через 3-4 часа после приема пищи
2. ↑ Дело Бейлиса. Стенографический отчет, Киев, 1913. т.1, стр.89
3. ↑ Протокол допроса Жени Чеберяк Дело Бейлиса. Стенографический отчет, т.1, стр. 301.
4. ↑ Дело Бейлиса. Стенографический отчет, Киев, 1913. т.1, стр.54
5. ↑ Выражение Е.Богданова, учителя Андрея — Дело Бейлиса. Стенографический отчет, т.1, стр. 59
6. ↑ ^{1 2 3} А. С. Тагер «Царская Россия и дело Бейлиса»
7. ↑ Протоколы допроса Жени Чеберояк Стенографический отчет, т.1, стр. 300 слл.
8. ↑ Дело Бейлиса. Стенографический отчет. Киев, 1913, т.2, стр. 91 слл.
9. ↑ Пересказ протокола: Дело Бейлиса. Стенографический отчет. т.2, стр. 145
10. ↑ Стенографический отчет, т.2, стр. 21
11. ↑ : в донесении чиновника департамента полиции Любимова, назначенного анализировать процесс Бейлиса, содержатся слова: «возможно, что их отравила и сама мать, а это по отзыву компетентного лица более чем возможно»А. С. Тагер «Царская Россия и дело Бейлиса»
12. ↑ Стенографический отчет, т.1, стр. 330
13. ↑ Дело Бейлиса. Стенографический отчет. т.2, стр. 147
14. ↑ Показания Малицкой в суде Дело Бейлиса. Стенографический отчет, т.2, стр. 27.
15. ↑ Латышев вытащил из кошелька сторублевую купюру, на что обратили внимание присутствовавшие там агенты сыска. Деньги были от ограбления оптического магазина Адамовича на Крещатике, совершенного в ночь на 13 марта. В марте 1912 г., видя, что вокруг них сужается кольцо, Рудзинский и Сингаевский сознались в этом ограблении, надеясь таким образом обеспечить себе алиби относительно убийства Ющинсого (они не знали, что экспертиза доказала, что убийство произошло предыдущим утром). Дело против них по этому эпизоду было быстро прекращено.
16. ↑ Показания Караева Стенографический отчет, т.2, стр. 7
17. ↑ Дело Бейлиса. Стенографический отчет, Киев, 1913. т.2, стр.89