Мендель Бейлис

Часть серии статей об антисемитизме

История · Хронология Арабы и антисемитизм Христианство и антисемитизм Ислам и антисемитизм Новый антисемитизм Расовый антисемитизм Религиозный антисемитизм Преследования евреев Гетто · Погромы Жид · Жёлтая звезда Инквизиция · Черта оседлости Изгнание евреев из Испании Катастрофа · Нацизм Еврейские беженцы Неонацизм Обвинения и мистификации Богоубийство · Ростовщичество Кровавый навет на евреев Ритуальное убийство Дело Бейлиса · Дело Дрейфуса Борьба с космополитизмом Дело врачей Сионистское оккупационное правительство Отрицание холокоста · Жидокоммуна Антисемитская литература Против евреев и их лжи Протоколы сионских мудрецов Международное еврейство Моя борьба Божий Народ Борьба с проявлениями антисемитизма Антидиффамационная лига · Яд ва-Шем Амха · Центр Симона Визенталя Community Security Trust · EUMC Stephen Roth Institute · Wiener Library SPLC · UCSJ · SCAA

Категории:

История еврейского народа Антисемитизм · Евреи История иудаизма

Бейлис на суде

Де́ло Бе́йлиса — процесс по обвинению еврея Менахема Менделя Бейлиса в ритуальном убийстве 13-летнего ученика приготовительного класса Киево-Софийского духовного училища Андрея Ющинского 12 марта 1911 года. (см. убийство Андрея Ющинского).

Процесс состоялся в Киеве 25 сентября-28 октября 1913 года и сопровождался, с одной стороны, массированной антисемитской кампанией, а с другой - общественными протестами всероссийского и мирового масштаба. Бейлис был оправдан. Как предполагается, истинными виновниками убийства была содержательница притона Вера Чеберяк и уголовники из её притона.

Появление «ритуальной» версии

Андрюша Ющинский в гробу

Газета «Двуглавый орёл», 11.03.1912 г.: "Христиане, берегите своих детей!!! 17-го марта начинается жидовский пейсах!"

Тело Ющинского, покрытое 47 ранами, было обнаружено в небольшой пещере 20 марта 1911 года. В первые же дни после обнаружения трупа к родственника убитого, а также прокурору окружного суда, начальнику сыскного отделения и другим должностным лицам стали приходить анонимные письма, в которых утверждалось, что Андрей был ритуально убит евреями, чтобы получить христианскую кровь для изготовления мацы. Во время похорон мальчика, 27 марта, распространялись гектографированные прокламации со следующим текстом: «Православные христиане! Мальчик замучен жидами, поэтому бейте жидов, изгоняйте их, не прощайте пролития православной крови!»^[1] С этими прокламациями был задержан член молодежной черносотенной организации «Двуглавый орел» Н.Павлович, дело против которого, однако, вскоре было прекращено. Одновременно черносотенная пресса сначала в Киеве, а потом и в столицах начала активно муссировать тему «ритуального убийства»^[2]. Указывали, что мальчик был убит в субботу незадолго до еврейской Пасхи (приходившейся в тот год на 1 апреля).

Розыск проводил начальник Киевского сыскного отделения Е.Мищук; предварительное следствие осуществлял следователь Фененко; наблюдение - прокурор киевского окружного суда Брандорф. Они не отрицали с порога «риутальной» версии, но, проверив не нашло ей никакого подтверждения. Первоначально основной версией были корыстные мотивы (предполагалось, что родной отец оставил на имя Андрея значительную сумму), а подозрение пало на мать мальчика, его отчима и семейство отчима. Показательно, что упоминание о «ритуальной» версии в деле появляется впервые 22 апреля, и появляется в показаниях Веры Чеберяк (реальной убийцы), которая, по поводу соответствующих разговоров и прокламаций на похоронах, заявляет: «Мне и самой теперь кажется, что вероятно убили Андрюшу евреи, так как никому не нужна была в общем смерть Андрюши. Представить же вам доказательства в подтверждение моего предположения я не могу»^[2].

Принятие ритуальной версии властями

И.Г.Щегловитов

Г.Г.Чаплинский

Владимир Голубев

15 апреля в Киеве состоялось заседание Союза Русского Народа, на котором были приняты решения об активизации мероприятий по по обвнению евреев в убийстве Ющинского.

17 апреля на могиле Ющинского «союзники» провели панихиду и установили крест; на этот же день они назначили еврейский погром, но после обсуждения вопроса с полицмейстером перенесли его на осень, судя по всему, ввиду предстоящего приезда в Киев царя^[3]. В тот же день наиболее активный из киевских черносотенцев, лидер молодежной организации «Двуглавый орел» студент Голубев, обратился к киевскому губернатору с требованием немедленно выселить из Киева до 3 000 евреев по указаниям «патриотических» организаций, а получив отказ, явился к заместителю митрополита киевского епископу Павлу с текстом «челобитной» на высочайшее имя в которой СРН «всеподданнейше ходатайствовал о выселении из Киева всех евреев, ибо они занимаются исключительно безнравственно-преступными деяниями, не останавливаясь даже перед пролитием крови христианской для своих религиозных надобностей, что и доказывается совершением ими ритуального убийства Андрея Ющинского» Епископ вычеркнул последнюю фразу, заявив, что ритуальный характер убийства недоказан, и в мягкой форме посоветовал оставить идею с петицией^[2].

В тот же день, 17 апреля, уже петербургский черносотенный орган «Русское знамя» выступил с резкой статьей о «ритуальном убийстве» Ющинского, обвиняя власти в бездействии в раскрытии этого дела.

На следующий день, 18 апреля, фракция правых в Думе постановила сделать соответствующий запрос министрам юстиции и внутренних дел. Министерство юстиции отреагировало немедленно: в тот же день министр Щегловитов обратился к министру внутренних дел и председателю Совета Министров Столыпину с просьбой обратить на дело Ющинского особое внимание и составил телеграмму в Киев, возложив наблюдение за делом на прокурора Киевской судебной палаты (глава прокуратуры всего Юго-Западного края, не путать с прокурором окружного суда) Г.Г.Чаплинского. Это было началом официальной политизации дела Ющинского. Г.Г.Чаплинский – поляк, перешедший в православие – всячески демонстрировал свою близость к крайне правым, по отзывам сотрудника, «в своих беседах поражал своим крайним юдофобством и той ненавистью, с какой он говорил об евреях»^[2]. По свидетельству Фененко, Чаплинский открыто высказывал свою симпатию еврейским погромам^[4]

Проект запроса, подписанный 39 депутатами (из низ первый - В.М.Пуришкевич) был внесен 29 апреля. Ритуальное убийство утверждалось в нём как факт:

«Известно ли им (министрами), что в России существует преступная секта иудеев, употребляющая для некоторых обрядов своих христианскую кровь, членами каковой секты замучен в марте 1911 года в городе Киеве мальчик Ющинский? Если известно, то какие меры принимаются для полного прекращения существования этой секты и деятельности ее сочленов, а также для обнаружения тех из них, кои участвовали в истязании и убийстве малолетнего Ющинского?» Запрос, однако, был Думой отклонен.^[5]

Тогда же Щегловитов командировал в Киев директора 1-го уголовного департамента А.Лядова, который за неделю своего пребывания в городе (первые дни мая) окончательно направил следствие на «ритуальные» рельсы. По словам Фененко, «Лядов приехал в Киев о готовым мнением; в кабинете прокурора палаты Чаплинского Лядов при мне сказал Чаплинскому, что министр юстиции не сомневается в ритуальном характере убийства, на что Чаплинский ответил, что он очень рад тому, что министр держится такого же взгляда, как в он»^[2] Лядов же свел Чаплинского с лидером организации «Двуглавый орел» Голубевым, который с этого момента стал оказывать важнейшее влияние на следствие. «С ним (Голубевым) приходилось считаться всему составу киевской администрации; с ним считался и генерал-губернатор» - утверждал бывший директор Департамента полиции С.П.Белецкий. По формулировке Мищука, Союз Русского Народа выполнял в ходе следствия те функции, которые обычно выполняет прокурорский надзор. ^[2]. Однако Щегловитову и Чаплинскому приходилось преодолевать сильное сопротивление местных следственных чиновников. В результате Брандорф был смещен. Мищук, который, по его словам, первоначально не исключал ритуальной версии, но по мере расследования пришёл к твердому убеждению, что убийство «было совершено преступным миром с целью симулировать ритуальное убийство и вызвать еврейский погром» - с 29 мая отстранен от дела, а так как, несмотря на это, продолжал розыски - ему была устроена провокация, после чего он был обвинен в подлоге улик и арестован^[6]. Его преемник пристав Н.А.Красовский вел себя дипломатически: заявляя черносотенцам и связанным с ними лицам, что не сомневается в ритуальном характере убийства, вел розыски в направлении, казавшемся ему правильным. Когда это открылось, он также был отстранен от дела (в сентябре) и затем отправлен в отставку. Фененко оставался, но фактически следствие стал направлять командированный из Петербурга следователь по особо важным делам Н. Машкевич, который и стал ключевой фигурой в подготовке «ритуального» процесса^[2].

Экспертиза

Предполагается, что по риуталу раны должны быть нанесены живой и по возможности находящейся в сознании жертве, а целью имеют источение из неё как можно большего количества крови. Отсюда вытекал ряд квалифицирующих признаков, которые рассматривали как свидетельство ритуального характера убийства (прижизненность ран и т.п.).

Вскрытие, проведенное доктором Карпинским 22 марта (его результаты были немедленно опубликованы в прессе), не отметило никаких свидетельств, позволяющих говорить о ритуальном характере убийства. Оно было признано неудовлетворительным, и 26 марта была проведена новая экспертиза, профессором Оболонским и прозектором Туфановым. Их предварительные выводы были против «ритуальной» версии. «И первым и вторым вскрытием отвергнуто предположение о сексуальном и ритуальном характере убийства» - сообщал по его следам митрополит Киевский Флавиан. Поскольку черносотенная пресса начала писать, что экспертиза якобы установила ритуальный характер убийства, прокурор Брандорф 15 апреля обратился за разъясненением к Туфанову и получил от него ответ, что «только раны в голову и шею были нанесены при жизни Ющинского, а остальные поранения (уколы) в области, груди и сердца были причинены уже после смерти». На прямой вопрос Чаплинского о ритуальном характере убийства эксперты ответили, что позволяющих предположить это данных у них нет и скорее всего оно совершено из мести, однако заявили, что «при дальнейшем развитии следствия они быть может и в состоянии будут дать заключение по вопросу о ритуальности этого убийства»^[2].

Акт экспертизы был подписан только 25 апреля, т.е. через месяц после вскрытия и через неделю после распоряжения Щегловитова. Изложенные в нём выводы носили характер отчетливо в пользу «ритуальной» версии:

Характер орудия и множественность поранений, частью поверхностных, в виде уколов, служат указанием на то, что одной из целей нанесения их было стремление причинить Ющинскому возможно сильные мучения. В теле его осталось не более трети всего количества крови; на белье и одежде имеется ничтожная часть её, а остальная кровь вытекла, главным образом, через мозговую вену, артерию у левого виска и вены на шее. Ближайшей причиной смерти Ющинского послужило острое малокровие от полученных повреждений, с присоединением явлений асфиксии<удушения>.^[7] . Эти выводы, легшие в основу обвинения Бейлиса, были после публикации обвинительного акта единодушно опротестованы российскими и европейскими специалистами, которые указывали, что они противоречат приведенному самими экспертами фактическому материалу: согласно этому материалу, мальчик сначала лишился сознания от удара в голову, затем был придушен, и уже после этого (посмертно или в момент агонии) ему было нанесено большинство ранений. Они в основном носят поверхностные характер и никак не могут свидетельствовать о намерении выточить кровь^[2]. .

Открытие убийц Андрея Ющинского

Вера Чеберяк с мужем и дочерью Людмилой

Женя Чеберяк

Дом Веры Чеберяк

Основная статья: Убийство Андрея Ющинского

Параллельно с подготовкой ритуального процесса, Чаплинский дал поручение начальнику Киевского жандармского управления полковнику Шределю негласно провести розыск истинных виновников убийства. Аналогичное поручение Шредель имел и от министра внутренних дел Столыпина. Шредель поручил это своему помощнику подполковнику Павлу Иванову.

Одновременно, в начале мая в Киев был вызван известный сыщик пристав Николай Красовский, которому был поручен секретный розыск независимо от Мищука; вскоре после этого Мищук с Сыскным отделением были вовсе отстранены от дела, и розыск сосредоточился в руках Красовского. Ему помогали околоточный надзиратель Кириченко и два сыщика, Выгранов и Полищук, из которых Полищук впоследствии оказался членом Союза Русского Народа^[8][2]

Подозрение полиции очень быстро пало на Веру Владимировну Чеберяк (Чеберякову), жену мелкого почтово-телеграфного чиновника Василия Чеберяка и сводную сестру профессионального вора Петра Сингаевского. Полиции Чеберяк была хорошо известна как держательница воровского притона и скупщица краденых вещей; в преступном мире она фигурировала под прозвищами «Чеберячка» и «Верка-чиновница».

Приходько ранее были соседями Чеберяков, и Андрей продолжал поддерживать дружбу с их сыном Женей, своим сверстником. Женя в разговоре со студентом Голубевым поначалу заявил, что Андрей приходил к нему утром 12 марта и они вместе ходили играть в расположенную неподалеку усадьбу Бернера; но затем, на допросах, он стал от этого отпираться и утверждать, что в последний раз видел Андрея лишь дней за 10 до убийства^[9]. Фонарщик Казимир Шаховский показал, что утром 12 марта видел Андрея вместе с Женей у дома Чеберяков, при чём Андрей был без книг и пальто (а оставить их, по словам Шаховского, он мог только у Чеберяков). Ходил слух, что в утро, когда произошло убийство, Андрей во время игры поссорился с Женей и пригрозил, что заявит полиции, что его мать принимает краденые вещи.

Подробный ход расследования остается неизвестным, так как особое дело по Чеберяк (ссылки на которое есть в документах) не было отыскано уже в 1920-е гг. - по-видимому, оно было намеренно уничтожено. К июню следователи уже не сомневались, что Чеберяк является одной из убийц, хотя мотивы убийства оставались неясны - как указывалось, Мищук предполагал провокацию погрома. 9 июня Чеберяк была арестована жандармским управлением^[10], при чём Брандорф рассказывал, что выдал ордер на арест втайне от Чаплинского. Действительно, по рассказу Мищука Чаплинский выражал ему свое неудовольствие: «Зачем вы мучаете невинную женщину».- и настаивал, чтобы Мищук «не концентрировал розыски в той местности, где был найден труп и где проживает Вера Чеберяк». 13 июля Чеберяк была освобождена по распоряжению Чаплинского, который, в свою очередь (по свидетельству Брандорфа), сделал это распоряжение по категорическому требованию Голубева, заявившего, что Чеберяк принадлежит к «Союзу русского народа». 22 июля она была вновь арестована (одновременно с Бейлисом) и 7 августа освобождена. На следующий же день, умирает Женя, а вскоре после него и его сестра Валя. Экспертиза (в которой принимал участие Туфанов) констатировала дизинтерию, но существовали упорные подозрения, что дети были отравлены (при чём защитники Бейлиса, а также некоторые полицейские называли отравительницей мать, а черносотенцы - евреев и пристава Красовского).

20 января 1912 года Шредель докладывал начальнику Департамента Полиции Белецкому, что у него есть «твердое основание предполагать, что убийство мальчика Ющинского произошло при участии названной выше Чеберяковой и лишенных прав уголовных арестантов Николая Мандзелевского и Ивана Латышева». Характерно, что это было написано как раз в те дни, когда дело по обвинению Бейлиса в ритуальном убийстве Ющинского было закончено производством и передано в суд.

Долгое время, однако, оставалось невыясненным, кто конкретно из шайки воров, связанных с Чеберяк, причастен к убийству (так, упомянутый в донесении Латышев действительно являлся убийцей, тогда как Модзалевский в убийстве не участвовал, зато написал под диктовку Чеберяк первое письмо о ритуальном убийстве, направленное матери Ющинского и подписанное «христианин»).

Весной 1912 г., однако, круг подозреваемых полностью определился, и Иванов счел, что собранные им данные являются «совершенно достаточным материалом для обвинения в убийстве Ющинского не Менделя Бейлиса, а Веру Чеберяк, Латышева, Рудзинского и Сингаевского», обратившись к Чаплинскому с просьбой дать разрешение на арест Чеберяк и её сводного брата Петра Сингаевского (Борис Рудзинский и Иван Латышев уже находились под стражей, при чём Латышев вскоре покончил с собой). Чаплинский отказал. Сведения о раскрытии убийства были сообщены министрам юстиции и внутренних дел, но проигнорированы. В то же время, продолжалась подготовка суда над Бейлисом^[2][11]. .

Дело против Бейлиса

Арест Бейлиса

Бейлис

Дом Бейлиса

Завод Зайцева. У оврага - еврейская хирургическая больница, пристройка справа - столовая, строившаяся под синагогу; однако разрешения на синагогу не последовало..

Бейлис в кругу семьи

Бейлис под стражей

Казимир и Ульяна Шаховские

22 июля 1911 года по подозрению в убийстве Ющинского был арестован приказчик кирпичного завода Зайцева^[12], еврей Менахем Мендель Тевьев (Товиевич) Бейлис.

37-летний Бейлис, бывший солдат, отец пятерых детей, был сыном глубоко религиозного хасида, но сам человеком, религиозно индифферентным. Он не соблюдал большинства обрядов и работал по субботам. Большую часть взрослой жизни он проработал приказчиком на заводе Зайцева, друга его отца; он находился в хороших отношениях с христианским населением и в частности с местным священником. Его репутация у местных христиан была настолько хорошей, что во время одного из погромов к нему даже специально явилась депутация черносотенцев с уверением, что ему бояться нечего.

По выражению Брандорфа, «первым изобрел виновность Бейлиса» Голубев. Он обследовал местность и выяснил, что усадьба Бернеров, где было найдено тело, примыкает к еврейскому заводу, приказчиком на котором является Бейлис. Голубев сначала устно заявил Чаплинскому, а потом (на двух допросах 5 и 6 мая) формально показал Фененко под протокол, что вблизи пещеры расположена «усадьба некоего жида Зайцева», в которой проживает «его управляющий, какой-то еврейчик Мендель... Лично мое мнение, что убийство скорей всего совершено или здесь или в еврейской больнице. Доказательств, конечно, этому я представить не могу». По итогам был составлен рапорт Чаплинского Щегловитову: «в бытность в Киеве вице-директора департамента министерства юстиции Лядова к нему явился упомянутый в предыдущем донесении студент Голубев и заявил, что имеет в своем распоряжении существенный материал... Голубев имеет твердую уверенность, что Ющинский был убит евреями с ритуальной целью, высказал мнение, что это преступление, скорее всего, было совершено в усадьбе Зайцева, где проживает еврей Мендель...». Рапорт, в свою очередь, был 18 мая доложен царю^[2].

Фонарщик Казимир Шаховский, который на первом допросе показал только то, что видел 12 марта Андрюшу вместе с Женей у дома Чеберяк, а на втором - уже то, что с Чеберяк был дружен Бейлис^[13], 20 июля в присутствии Чаплинского заявил, что прежде «забыл упомянуть об очень важном обстоятельстве», именно что через несколько дней он спросил Женю, как они погуляли с Андрюшей, и Женя ответил, что им не удалось погулять, так как детей «спугнул в заводе Зайцева недалеко от печки какой-то мужчина с черной бородой, а именно Мендель, приказчик заводской усадьбы. Вот почему я и думаю, что в убийстве этом принимал участие этот самый Мендель»^[14]. .

Немедленно вслед за этим, Чаплинский распорядился арестовать Бейлиса, а так как у него не было никаких оснований для ареста в обычном порядке, он попросил начальника охранного отделения Н.Н.Кулябко задержать Белиса в порядке чрезвычайного «Положения об усиленной охране», после чего отправился к с докладом Щегловитову (проводившему отпуск в своем имении в Черниговской губернии). На следующую ночь, с 21 на 22 июля, Бейлис был арестован у себя дома нарядом из 15 жандармских чинов под личным командованием Кулябко. Вместе с ним был задержан и 3 дня содержался в охранном отделении его 9-летний сын Пинхас (друживший ранее с Андрюшей). Когда Чаплинский сообщил об этом следователям, то Фененко отказался привлекать Бейлиса. Брандорф убеждал Чаплинского в невозможности преследования Бейлиса на основании столь сомнительных «улик»; но Чаплинский возразил ему, что «не может допустить, чтобы по «еврейскому» делу была привлечена в качестве обвиняемой православная женщина». 3 августа Фененко был вынужден выдать ордер на арест Бейлиса после формального письменного приказа Чаплинского^[2].

Вслед за показаниями Казимира Шаховского были получены показания его жены Ульяны, что нищенка Анна Волкивна рассказала ей, будто, когда Женя Чеберяк, Ющинский и какой-то третий мальчик играли в усадьбе Зайцева, живущий в усадьбе мужчина с чёрной бородой схватил на её глазах Андрюшу и при всех потащил в обжигательную печь. Нищенка, А.В.Захарова, была допрошена и отрицала, что имела с Шаховской такой разговор. Тем не менее, Ульяна продолжала настаивать на своем и в пьяном виде говорила производившему розыск по делу агенту Полищуку, что муж её Казимир 12 марта лично видел, как Бейлис тащил к обжигательной печи Ющинского^[15][16].

Показания Ульяны Шаховской о разговоре с Волкивной подтвердил 10-летний неграмотный мальчик Коля Калюжный, который однако на первом допросе заявил лишь то, что знал Андрюшу, но не входил в его компанию; однако через несколько часов, пообщавшись с Шаховской, он вернулся к следователю и дал новые показания^[17]. Следует отметить, что впоследствии, на суде, супруги Шаховские давали путаные и противоречивые показания, из которых однако следовало, что к ним «лазили» сыщики Выгранов и Полищук, подпаивали их и уговаривали показать на Бейлиса, говоря, что в таком случае им будет награда, а в противном «сошлют на Камчатку»; кроме того оказалось, что после первых показаний его избили какие-то люди, видимо связанные с Чеберяк ^[18].

Сосед Шаховского и Чеберяк, сапожник Михаил Наконечный, заявил Красовскому: Шаховский говорил ему, что «пришьет» Бейлиса к делу, так как Бейлис жаловался на него сыщикам, что он ворует заводские дрова^[19].

Таковы были «улики», остававшиеся единственными уликами против Бейлиса вплоть до ноября, когда было сделано заявление Козаченко.

Показания Козаченко

Дело об убийстве Ющинского. Письмо Чаплинского киевскому губернатору А.Гирсу от 2.11.1911 о "цадиках" Ландау и Этингере.

Окончание того же письма, с собственноручной припиской об отстранении Красовского от должности.

В ноябре 1911 г. следствие (реальное) резко продвинулось вперед: дала показания Малицкая, сиделица винной лавки, находившейся, вместе с квартирой Малицкой, под квартирой Чеберяков. Малицкая подробно описала, как слышала в квартире наверху возню и детский «плач, затем писк», так что осталось впечатление, что «ребенка схватили и что-то с ним делают»^[20]. Это показание по значимости перевешивало те сомнительные улики, который имелись против Бейлиса. Однако немедленно вслед за этим, 23 ноября, сделал свое заявление Иван Козаченко, и это заявление стало третьей (после показаний Казимира и Ульяны Шаховских) уликой против Бейлиса^[2].

В тюрьме Бейлис был посажен в камеру т.н. «скрывающихся арестантов», т.е. арестантов, которым грозила опасность от других арестантов из-за их сотрудничества с полицией. Один из таких агентов, И.Козаченко, вошёл в доверие к Бейлису, и при освобождении (он был оправдан по суду) получил от него записку к жене, в которой обвинение особенно выделяло просьбу дать денег Козаченко (Бейлис объяснял, что он имел в виду мелкое вознаграждение) и слова: «скажи еще, кто на меня показывает ложно»^[21] Козаченко при освобождении отдал эту записку тюремному надзирателю и заявил, что Бейлис поручал ему отравить двух свидетелей: «Фонарщика» (т.е. Шаховского) и «Лягушку» (прозвище сапожника Наконечного, который последовательно свидетельствовал в пользу Бейлиса и, как указывалось, разоблачил Шаховского как лжесвидетеля). Якобы деньги на это должна была дать жена Бейлиса, при чём расходы брала на себя «вся еврейская нация»; стрихнин для отравления он должен был получить в еврейской больнице^[22][16][2].

Подполковник Иванов, через своих агентов проверив ряд утверждений Козаченко, выяснил их ложность. Когда он заявил об этом Козаченко, тот упал перед ним на колени и признался, что все, о чём он показывал в отношении Бейлиса, есть ложь, просил прощения и молил не губить его. Этот факт Иванов вскоре рассказал редактору газеты "Киевлянин", члену Государственного Совета Д.Пихно, и затем подтвердил на процессе В.В.Шульгина (1914) и перед Чрезвычайной Следственной Комиссией Временного Правительства в 1917. В последнем случае он добавил, что сообщил об этом Фененко, и Фененко предложил составить протокол, но Чаплинский запретил фиксацию этого факта^[2]. В результате, показания Козаченко фигурировали в числе ключевых улик во время суда над Бейлисом.

Организатором лжесвидетельства был, судя по всему, товарищ прокурора Крабовский, которого Чаплинский специально использовал для такого рода дел - он несомненно стоит за другими лжесвидетельствами, вроде Кулинича (см. ниже); на слухи о его связи с историей Козаченко намекнул в своей защитительной речи и адвокат Грузенберг^[2][23].

Показания Василия Чеберяк

Кадр из фильма "Вера Чеберяк". Режиссёр Н.Брешко-Брешковский, 1917

К этому прибавились также показания мужа Веры Чеберяк, Василия, «что однажды, за неделю, приблизительно до того дня, когда был найден труп Ющинского, Женя, придя домой из усадьбы Зайцева, рассказывал ему, что к Бейлису приехали два какие-то еврея в необычных костюмах. Этих евреев Женя видел молящимися. Сейчас же после того, когда стало известно об обнаружении трупа Ющинского, евреи те, как сообщил Женя, оставили квартиру»^[16]. ^[24]. Также Чеберяк показал, что «незадолго до обнаружения трупа Ющинского примерно за три-четыре дня, как-то в квартру мою прибежал запыхавшийся Женя и (…) рассказал, что вместе с Андрюшей Ющинским он играл на мяле <устройство для разминания глины> на кирпичном заводе Зайцева, и что там его увидел Бейлис, погнался за ним, а в это самое время сыновья Менделя Бейлиса стояли где-то в заводе и при этом смеялись. Куда Андрюша побежал, я не знаю и об этом Женю не спрашивал». В его последующих показаниях, однако, стали фигурировать уже два раввина, которые вместе с Бейлисом на глазах Жени схватили и утащили Андрюшу.^[25].

С таким набором «улик» (показания супругов Шаховских, Калюжного, Козаченко и В.Чеберяк) дело 5 января 1912 г. было закончено производством и в первый раз предано в суд.

Уже после этого, в марте 1912 г., было дополнительно сфабриковано показание сокамерника Бейлиса, осужденного за подлог Кулинича, заявившего товарищу прокурора Крабовскому, будто Бейлис признался ему в совершении убийства; однако тут фальсификация носила настолько откровенный характер, что обвинение не решилось дать ей ход и выставить в суде^[2].

Частное расследование

Расследование Бразуль-Брушковского

Арнольд Марголин

Бразуль-Брушковский

По инициативе Г. Слиозберга и киевского адвоката Арнольда Марголина (сына миллионера Давида Марголина) в 1911 г. был создан комитета по защите Бейлиса, который пытался выяснить реальных виновников убийства Ющинского. Деятельным членом этого расследования был журналист «Русского слова», сотрудничавший также в «Киевской мысли», С.И.Бразуль-Брушковский; к нему присоединился и сыщик Выгранов, ранее склонявший Шаховского к лжесвидетельству. Бразуль-Брушковскому активно занялся делом с конца августа 1911 г. - после отставки Красовского, который, уезжая, указал ему на Чеберяк: «тут все дело, вся загадка в Вере Чеберяковой, беритесь за Веру Чеберякову и если вам удастся, то дело раскроется». Как утверждал Бразуль-Брашковский, его поощряли и судейские чины, которые, будучи вынуждены вести дело против Бейлиса и в то же время не веря в его виновность, просили его собрать улики против Чеберяк, чтобы они имели «зацепку» для возбуждения против нее дела. Однако действия Бразуль-Брушковского оказались настолько опрометчивыми, что лишь скомпрометировали частное расследование. Бразуль не считал Чеберяк непосредственной убийцей (как он объяснял, не веря, что женщина может совершить столь жестокое убийство) - и потому начал обхаживать Чеберяк и ее сожителя Петрова, надеясь, что они выдадут ему убийц. В частности, он возил Чеберяк на тайную встречу с Марголиным в Харьков (Марголин собирался выступить адвокатом Бейлиса, а потому не мог вступать в сношения со свидетелями) - это диксредитировало Марголина и дало Чеберяк повод сделать на следствии и суде сенсационное заявление, будто бы Марголин предлагал ей 40 тысяч, если она возьмет убийство на себя^[26][27]. Впоследствии описанию этих действий и особенно поездки в Харьков была посвящена значительная часть обвинительного акта: обвинением они подавались, как еврейский заговор с целью подкупить Чеберяк и выгородить Бейлиса. Между тем Чеберяк вновь рассорилась со своим любовником французом Павлом Мифле (ранее Чеберяк ослепила Мифле, плеснув ему в лицо серной кислотой, но вслед за тем они помирились и Мифле отказался от её судебного преследования). Мифле из ревности избил Чеберяк кастетом, Чеберяк же обратилась к Бразуль-Брушковскому, заявив, что Ющинского убили братья Павел и Евгений Мифле, Лука Приходько и Федор Нежинский (брат матери мальчика, уже арестовывавшийся по этому делу). 18 января 1912 г. Бразуль-Брушковский подал соответствующее заявление следствию. Следствие быстро выявило несостоятельность этих утверждений. Неожиданным результатом было, однако, то, что взбешенный Мифле в свою очередь подал донос на Чеберяк, по результатам которого, на момент процесса она была осуждена на 8 месяцев тюрьмы за подчистки в заборной книжке^[28] и состояла под судом за бегство из полицейского участка (накануне убийства Андрея). Эта официальная судимость сильно подорвала положение Чеберяк на процессе, в качестве свидетельницы обвинения и «жертвы клеветы».

Присоединение к расследованию Красовского

Н.А.Красовский

Брошюра Бразуль-Брушковского «Правда об убийстве Ющинского и деле Бейлиса». СПб, 1913

Реально частное расследование вступило на правильный путь лишь в апреле 1912 г., когда к нему примкнул Красовский, раздраженный увольнением из полиции и стремившийся к профессиональной реабилитации. Он частным порядком узнал у околоточного Кириченко все выводы, к которым пришло следствие к тому времени, и опросил свидетелей, в частности посетительниц квартиры Чеберяк - Екатерину и Ксению Дьяконовых, которые сообщили ряд фактов о событиях в день убйиства и последующие дни. Таким образом Красовский узнал имена всех подозреваемых - самой Чеберяк, Петра Сингаевского, Бориса Рудзинского и Ивана Латышева.

Для добычи решающих доказательств Красовский через бывшего студента, связанного с революционными кругами, Махалина, подослал к Сингаевскому (единственному из шайки, кроме Чеберяк, остававшемуся на свободе) анархиста Амзора Караева, пользовавшегося авторитетом в уголовном мире и согласившегося выступить агентом сыска в виду общественной значимости дела Бейлиса. Караев заявил Сингаевскому, что полиции будто бы «все известно» об убийстве Ющинского, и перепуганный Сингаевский рассказал Караеву все обстоятельства убийства. Действительно, Рудзинский, Сингаевский и Латышев убили Андрюшу, так как, обдумывая цепь недавних провалов, заподозрили именно его как виновника. Однако попытка Караева получить у воров несомненную улику - вещи мальчика - сорвалась из-за опрометчивых действий Бразуль-Брушковского, настороживших воров; Сингаевский же на суде отказался от сказанных Караеву слов, и таким образом в качестве юридической улики этот факт принят быть не мог^[29][30].

6 мая, за 11 дней до намечавшегося начала слушания дела Бейлиса, Бразуль-Брушковский подал подполковнику Иванову новое заявление с изложением добытых фактов и указанием на истинных убийц. 30-31 мая он опубликовал собранные данные в двух киевских газетах противоположной направленности - либеральной «Киевской мысли» и националистическом, монархическом и антисемитском «Киевлянине», издававшимся членом Государственного Совета Д.И.Пихно (Пихно частным образом, через подполковника Иванова, был хорошо осведомлен о творящихся вокруг дела махинациях). 2 июня 1912 г. в Думе была предпринята попытка возбудить по этому поводу министерский запрос; попытка, однако, нем увенчалась успехом из-за того, что срок III Думы подходил в концу и через несколько дней она была распущена^[5]. Красовский был немедленно арестован по обвинению в должностных преступлениях, но оправдан судом; Амзор Караев был сослан в Сибирь в административном порядке, и впоследствии, когда он был вызван свидетелем на процесс, были предприняты специальные секретные меры, чтобы он не попал на суд (он был на это время арестован). Однако игнорировать эти факты власти не могли, и дело Бейлиса 20 июня было отправлено на доследование^[2].

Доследование дела

Письмо Н.Машкевича петербургскому следователю по особо важным делам Середе, 14.03.1913: "Прошу немедленно допросить архимандрита Автонома, состоящего при архиепископе Антонии Волынском, что он рассказывал бывшему наместнику Почаевской Лавры Амвросию о ритуальных убийствах и откуда ему известно о существовании у евреев догмата крови. Допрос пришлите в Киев. Н.Машкевич".

В результате доследования, производившегося командированным по личному указанию Щегловитова из Петербурга Н.Машкевичем , обвинение пополнилось следующими уликами:

• Показания Веры Чеберяк, что Женя перед смертью говорил ей, что Андрюшу утащил Бейлис.
• Показания 9-летней дочери Веры. Согласно им, придя к Бейлису за молоком незадолго до гибели Андрюши, дети увидели у него двух евреев в странных черных одеяниях, которых очень испугались. Вслед за тем Людя, Женя, Андрюша, Дуня Наконечная и другие дети пошли кататься на мяле и увидели, что к ним бежит «Мендель Бейлис, и тот еврей, который торговал сеном на Татарке и жил у Менделя <Файвель Шнеерсон>. По тому же направлению к мальчикам с Менделем и торговцем сеном медленно бежал старый еврей, которого я раньше никогда не видела. Старик этот был с довольно длинной седой бородой. Дети Менделя также пустились, было бежать, но затем остановились у того мяла, что ближе к дому, где жил Бейлис, и только смеялись». Бейлис поймал Женю и Андрюшу; «Женя как-то вывернулся и убежал домой (...). Я видела лишь как Мендель Бейлис тогда тянул Андрюшу за руку по направлению к нижней печке». Впоследствии Валя ей рассказала, что на ее глазах Бейлис, старик и торговец сеном потащили Андрюшу к печке. «После этого Андрюши мы и не видели» ^[31][32] Эти показания стали ключевыми в обвинении^[5], несмотря даже на то, что Дуня Наконечная (дочь М.Наконечного) рассказанное Людей начисто отрицала^[33][16].

Передача дела в суд

13 мая 1913 г. доследование было закончено, и дело вновь передано в суд.

Летом 1913 г. И. Щегловитов вызвал в Петербург начальника московского уголовного розыска А. Кошко, считавшегося лучшим сыщиком в России, и поручил ему познакомиться с материалами дела и выявить «возможно выпуклее всё то, что может послужить подтверждению наличия ритуала». После месячного изучения материалов дела А. Кошко заявил министру: «Я бы никогда не нашёл возможность арестовать и держать его (Бейлиса) годами в тюрьме по тем весьма слабым уликам, которые есть против него в деле»^[34]

И. Щегловитов и сам осознавал, что доказательства вины Бейлиса крайне слабы, и в беседах с членами судебного ведомства говорил, что возлагает надежду на умелого председателя суда и на счастливый случай: «Во всяком случае, дело получило такую огласку и такое направление, что не поставить его на суд невозможно, иначе скажут, что жиды подкупили меня и всё правительство»^[34].

Судебный процесс

Состав суда. Второй справа А.Ф.Болдырев

Бейлис и Шнеерсон на суде

Прокурор О.Виппер

Гражданский обвинитель Г.Г.Замысловский

Гражданский обвинитель А.С.Шмаков

В.А.Маклаков

О.О.Грузенберг

Н.П.Карабчевский

А.С.Зарудный

Газетный отчет о 14 дне процесса, с портретами Болдырева, Марголина и Веры Чеберяк

Организация процесса

Некоторые члены киевской судебной палаты считали, что дело должно быть прекращено за отсутствием улик. Председатель Киевского окружного суда Грабарь отказался вести дело. Он был заменён специально переведенным из Умани А.Ф.Болдыревым, которому Щегловитов пообещал место председателя окружной судебной палаты^[2]. Среди сотрудников киевской прокуратуры не нашлось желающих выступать в суде в роли государственного обвинителя, и И. Щегловитов был вынужден отправить в Киев товарища прокурора Петербургского окружного суда О.Ю.Виппера (брата известного историка).

Процесс начался в Киеве 25 сентября 1913 г. и длился более месяца.

Кроме Виппера, обвинение представляли два гражданских истца (представители потерпевшей стороны, т.е. матери Ющинского): член фракции правых в 4-й Государственной думе Г. Замысловский и известный адвокат-антисемит А. Шмаков. Бейлиса защищали лучший киевский адвокат Д. Григорович-Барский, который однако был мало заметен на процессе, где первую роль играл цвет столичной адвокатуры: А. Зарудный, Н. Карабчевский, В. Маклаков и О. Грузенберг (последний был единственным евреем среди защиты). В числе доверенных лиц подсудимого, в суде участвовал также В.Д.Набоков, присутствовавший как корреспондент газеты «Речь»^[35].

Версия обвинения

Согласно версии обвинения, Ющинский пал жертвой давно задуманного жертвоприношения, приуроченного к закладке синагоги на кирпичном заводе (согласно данным следствия, что за 5 дней до убийства на заводе было заложено здание, которое по документам проходило как столовая, но фактически строилось под синагогу, для получения разрешения на строительство которой была необходима длительная бюрократическая процедура^[36]). Для жертвоприношения Ющинского из-за границы специально приехали цадики. Ющинский был давно намечен в качестве жертвы, за ним была установлена слежка; сначала предполагалось, что его похитит знакомый Бейлиса, Файвел Шнеерсон, якобы происходящий из знаменитого рода любавичских цадиков; он будто бы по первоначальному плану должен был заманить Андрея на завод, пообещав ему показать отца (которого Андрей мечтал найти). Однако, так как Андрей сам пришёл на завод с детьми, то его и похитил Бейлис, унеся в печь, где и было совершено жертвоприношение. Впрочем, относительно места жертвоприношения у обвинения впоследствии возникла новая версия: во время следствия на заводе сгорела конюшня, вместе с расположенной рядом с ней конторой, и в результате местом преступления стали называть контору у конюшни, а её пожар - попыткой скрыть следы. Затем тело мальчика было вынесено через дырку в заборе и скрыто в пещере. В качестве сообщников Бейлиса в материалах дела предполагались приезжавшие из-за границы цадики Этингер и Ландау^[7]. Все нестыковки, противоречащие показания и т.д. объяснялись обвинением как проявления всеобъемлющего еврейского заговора, в результате которого удалось якобы запугать и подкупить всех свидетелей и даже следователей (Красовского и Мищука). Специальные проявления этого заговора обвинение видело в действиях Марголина и Бразуль-Брушковского, разбору которых была посвящена значительная часть обвинительного заключения.

Свидетельские показания

На суде наглядно выяснилась лживость свидетельств, на которых основывалось обвинение.

Дуня Наконечная и на допросе, и на очной ставке опровергла показания Люди Чеберяк, с возмущением вскричав на ее рассказ: «кто же нас прогнал? Ты вспомни, а потом будешь врать!», после чего Людя расплакалась, пояснив: «я боюсь!» ^[37] Сама Людя с искренним ужасом заявила: сыщики грозили ей, что, если она не будет показывать, как нужно, ее постигнет судьба Жени; но при этом, вопреки стараниям обвинения, упорно показывала не на Выгранова и не на Красовского, а на Полищука, выступившего непосредственно перед ней с обширными показаниями в защиту ритуальной версии ^[38]. Выяснилось, также, что зимой 1911 г. дети никак не могли ходить к Бейлису за молоком, так как Бейлис к тому времени давно продал корову и сам покупал молоко у некоей Быковой ^[39]. Кроме того, допросы многочисленных рабочих завода выяснили, что 12 марта на заводе была работа, возчики вывозили кирпичи (т.е. незаметно совершить преступление было трудно), а сам Бейлис в это время был в конторе, где он работал безвылазно. Василия Чеберяка защита поймала на том, что его красочный рассказ (якобы со слов Жени), как Бейлис с двумя раввинами схватили и потащили Андрюшу к печке, противоречит его первоначальным показаниям следователю, кончавшимся словами: «куда Андрюша побежал, я не знаю и об этом Женю не спрашивал»^[40]. Свидетельница Чеховская показала, что в ее присутствии в комнате свидетелей Вера Чеберяк подучивала мальчика Назара Заруцкого показать, будто Бейлис на его глазах схватил Андрюшу, но тот отказался; это же заявил и сам мальчик, подтвердив на очной ставке с Чеберяк (несмотря на явное давление обвинения и самой Чеберяк) ^[41]. Таинственные «цадики» Эттингер и Ландау, оказавшиеся родственниками заводовладельца Зайцева, приехали на процесс и дали показания, оконфузив обвинение: Ландау оказался проживающим в Париже автором модных опереток, а Этингер - крупным австрийским коммерсантом и землевладельцем и к тому же лютеранином^[42][43][44]. Шнеерсон также выступил на суде в качестве свидетеля и оказался участником русско-японской войны, мелким торговцем сеном, очень далеким родственником, если вообще не случайным однофамильцем, любавичских ребе и человеком, религиозно совершенно индифферентным (он уверял даже, что никогда не слыхал ни о хасидах, ни о любавичских Шнеерсонах)^[45]. Хотя он и был приписан к Любавичам, он (вопреки утверждениям обвинения) не мог быть потомком основателя любавичкого хасидизма равви Шнеура, так как потомки последнего со времен Николая I имели звание потомственных почетных граждан^[46].

Шаховские, как указывалось, дали путаные показания, из которых следовало однако, что их подучивали показать на Бейлиса Полищук и Выгранов и что Шаховский был избит, при чем он не отрицал, что людьми Чеберяк; Шаховский подтверждал, разговор с Женей и рассказ о том, как детей прогнал человек с черной бородой, но теперь отрицал, что Женя говорил о Бейлисе; Ульяна Шаховская вообще отказывалась от того, что говорила на следствии. Козаченко на суд не явился, были зачитаны его письменные показания, которые однако не подтвердил их сокамерник Кучерявый, и прямо опровергали письменные же показания Пухальского, писавшего письмо Бейлиса^[47].

На суде благодаря многочисленным показаниям вполне выяснилось лицо Чеберяк как несомненной уголовницы, при чем сама Чеберяк этому помогла: помимо вскрывшихся попыток склонить к лжесвидетельству мальчика Заруцкого, она также в зале суда принялась угрожать свидетельнице Черняковой, которая сделала соответствующее заявление, прибавив: «ведь, она может все сделать»^[48]. В конце концов, даже гражданский обвинитель Шмаков признал правдоподобным, что Чеберяк может быть соучастницей убийства, однако - только как сообщница Бейлиса^[49]. Следует отметить, что, как показывает интимный дневник Шмакова, в реальности он не сомневался, что убийство Ющинского - дело рук Чеберяк^[50].

Махалин и Сингаевский на суде

Большое впечатление на публику произвели события 17 и 18 дней процесса: допрос Махалина, затем допрос Сингаевского и его очная ставка с Махалиным.Махалин отвечал четко и умно, чем произвел очень благоприятное впечатление. Сингаевский все отрицал, указывая, как на алиби, на то, что в ночь на 13 марта он, Рудзинский и Латышев ограбили оптический магазин на Крещатике (Сингаевский и Рудзинский, с той же целью установления алиби, сознались в этом в марте 1912 г., и дело по этому эпизоду было быстро прекращено). Вопрос Грузенберга - почему кража, совершенная в ночь на 13-е, несовместима с убийством, совершенным утром 12-го числа - поставил его втупик. Однако на помощь вору пришло обвинение: Замысловский начал за него объяснять, что для ограбления нужна тщательная подготовка и поэтому одно с другим никак не совместимо; Сингаевскому оставалось только поддакивать. Во время очной ставки с Махалиным, Сингаевский смутился (а по выражениям очевидцев, даже показал признаки «животного страха»)^[2]; он несколько минут молчал, так что, возникло полное впечатление, что он вот-вот сознается. Однако вмешался прокурор, который благожелательным тоном начал задавать Сингаевскому наводящие вопросы. Все это производило впечатление прямого сообщничества обвинения с уголовниками. «Нельзя не считать чрезвычайно своеобразным положение, при котором обвинителям приходится защищать от судебного внимания тяжко заподозренных лиц» - писал Короленко^[51]. При этом Сингаевский, хотя и не подтвердил участия в убийстве, подтвердил знакомство с Караевым и Махалиным и ряд второстепенных деталей их показаний, что сильно подняло к ним доверие, так что, по свидетельству полицейского аналитика Любимова, публика после этого не сомневалась, что Бейлис будет оправдан.^{[52][44][53][54][55]}.

Экспертизы

проф. И.А.Сикорский

проф. Д.П.Косоротов

В.М.Бехтерев

И.Пранайтис

акад.П.К.Коковцов

проф. И.Г.Троицкий

раввин Яков Мазе

проф. А.А.Глаголев

В ходе процесса проводились медицинская, психиатрическая и богословская экспертизы^[56], которые должны были выяснить, было ли убийство А. Ющинского ритуальным. Официальная медицинская экспертиза Оболонского и Туфанова (Оболонский к тому времени умер, и его место на скамье экспертов занимал профессор Косоротов) была оспорена профессорами А.А.Кадьяном, Е.В.Павловым (лейб-медик) и В.М.Бехтеревым. Согласно профессору Кадьяну, «при получаемых ранениях Ющинского, конечно, кровь терялась, но если говорить об особом обескровливании, то на это нет данных». Согласно лейб-медику Павлову, «Уколы в область сердца дают, как и пулевые ранения, колоссальное кровоизлияние внутрь и незначительное наружу. Эти раны не есть средство для получения крови. Собирать кровь из ран гораздо удобнее было из одной большой раны, если бы такая рана была нанесена Ющинскому... Убивать человека без крови нельзя, и судить о том, какой был план у убийц, нельзя...»^[1] Бехтерев также подтвердил, что фактически на правом виске было 14 ран^[57], как то и отметил д-р Карпинский при первом вскрытии^[58], а не 13, как утверждало обвинение, придавая этому числу каббалистический смысл и видя в нем один из главных признаков ритуальности убийства (одна рана была двойной, от двух совпавших ударов).

Следует отметить, что эксперты, поддерживавшие версию обвинения - медик профессор Косоротов и психиатр профессор И.А.Сикорский (известный киевский националист, отец авиаконструктора) - как выяснилось после Февральской революции, получили за это соответственно 4000 и 4500 рублей из секретных сумм Департамента Полиции^[59]. Защита протестовала против экспертизы Сикорского, указывая, что в обширной речи о еврейских ритуальных убийствах он далеко вышел за рамки своей компетенции как эксперта-психиатра; однако суд оставил этот протест без внимания. Экспертиза Сикорского вызвала взрыв возмущения в профессиональной среде: так, проф. В.П.Сербский, характеризовал её, выражениями самого Сикорского, как '«сложное квалифицированное злодеяние» ^[60]; «Журнал невропатологии и психиатрии» утверждал, что Сикорский «скомпрометировал русскую науку и покрыл стыдом свою седую голову», и т.д.^[61]. Общество психиатров специальной резолюцией признало экспертизу Сикорского «псевдонаучной, не соответствующей объективным данным вскрытия тела Ющинского и не согласующейся с нормами устава уголовного судопроизводства»^[62]

В богословской экспертизе со стороны защиты участвовали видные гебраисты: академик П.К.Коковцов, считавшийся лучшим гебраистом в Европе; профессор Петербургской духовной академии И.Г.Троицкий, крупный еврейский религиозный деятель - московский казённый раввин Я. Мазе, а также профессор П.В.Тихомиров, доказавшие абсурдность обвинения евреев в употреблении крови для ритуальных целей. Ранее, при первой передаче дела в суд, в этом же смысле была представлена экспертиза профессора Киевской духовной академии А. Глаголев.

Ни один из представителей православной церкви не согласился выступить экспертом обвинения, и подтверждение наличия ритуальных убийств в еврейской религии было поручено католическому ксендзу из Ташкента Иустину Пранайтису, направленному (фактически сосланному) в Среднюю Азию за афёры и судившемуся по обвинению в шантаже^[63][64]. Пранайтис доказывал, что иудаизм предписывает ненависть ко всем неевреям и ритуальные убийства, цитируя при этом Талмуд и каббалистические трактаты^[65]. Однако защита уличила его в полном незнании еврейской религиозной литературы (он не смог ответить на целую серию вопросов, содержавших названия частей Талмуда); он отказался указать в еврейском тексте книги названные им места и в конце концов признался, что цитировал Талмуд по (фальсифицированному) немецкому переводу. Другим (невольным) уличителем Пранайтиса оказался Шмаков, задавший ему ряд вопрос по Библии, на которые Пранайтис не смог ответить.^[66]. Согласно полицейскому отчету, «ввиду дилетантских знаний, ненаходчивости экспертиза Пранайтиса имеет весьма малое значение»^[2]. Видные гебраисты Троицкий и Коковцов, а также Тихомиров, указывали на принципиальный запрет употребления крови в пищу, содержащийся в еврейской религии, и доказывали, что еврейская религиозная традиция признает универсальную нравственность и моральные обязанности евреев перед неевреями, если последние исполняют т.н. «Семь заповедей Ноя» (общие правила нравственности, данные, согласно традиции, всему человечеству), и что талмудическую мораль вполне можно выразить евангельской формулировкой: «яко же хощете, да творят вам человецы, и вы творите им такожде»^[67]. Слабой стороной выступлений ученых-гебраистов было то, что они обнаружили плохое знакомство со специфической антисемитской литературой, в результате чего они не смогли дать определенного ответа на ряд вопросы Замысловского и Шмакова, основанных на этой литературе. В других случаях, однако, они наряду с Тихомировым и Мазе продемонстрировали у оппонентов подлоги в переводах и произвольное толкование вырванных из контекста цитат.^[68].

Защита

Адвокаты в своих выступлениях блестяще доказали несостоятельность обвинения. В.А.Маклаков указывал на следующие факты, свидетельствующие о виновности Чеберяк:

• Андрюша перед смертью пошёл именно к Чеберяковым, однако Вера это скрыла.
• Вплоть до ареста Бейлиса и публичных разоблачений Бразуль-Брушковского Вера не сообщала о том, что якобы со слов её детей Андрюшу похитил Бейлис - даже тогда, когда сама была заподозрена и арестована.
• Есть показания свидетелей о том, что мать запрещала Жене «болтать» об убийстве
• Показания фонарщика Шаховского, который последним видел Андрюшу у дома Чеберяков вместе с Женей.
• Обстоятельства смерти Жени Чеберяк (выйдя из тюрьмы, мать немедленно отвозит тяжело больного ребенка на извозчике из больницы домой, что можно объяснить только желанием держать его под постоянным контролем; умирая, Женя в бреду повторял: «Андрюша, не кричи!»; на просьбы матери: «Женя, скажи (бывшим тут же сыщикам) что я тут не при чем», он отвечал только: «Мама, оставь, мне тяжело»).

Также Маклаков указывал на факты откровенной пристрастности следствия: Чеберяк, несмотря на улики, не была арестована, и улики против неё не проверялись; волосы, найденные на трупе Андрюши, сравнивались только с волосами Бейлиса, но не других подозреваемых; глина на трупе и одежде сравнивалась с глиной завода Зайцевых, но не с глиной дома Чеберяк; не был должным образом исследован ковер из дома Чеберяк, в который, по свидетельству Екатерины Дьяконовой, в ночь после убийства было завернуто «что-то плотное» и на котором были обнаружены предположительно пятна крови, и т.д. Касаясь обвинений против Бейлиса, защита отметала ключевое показание малолетней Люды Чеберяк, указывая на абсурдность самого предположения, что похищение ребенка, состоявшееся среди белого дня на глазах у многих свидетелей, не стало немедленно известным (фактически эту абсурдность признавало и обвинение, однако отказывалось комментировать). «Ведь это только в курятнике можно гоняться за цыпленком на глазах у публики!» - иронически заметил Григорович-Барский. Защита также отвергла показания Казаченко как провокаторские, и к тому же абсурдные (Наконечный, которого Бейлис якобы хотел отравить, неизменно давал благоприятные Бейлису показания) при этом охарактеризовав письмо Бейлиса следующим образом: «Именно такое письмо и мог написать человек невиновный, который не знает, за что его держат, кто его оговаривает. И он поручает жене — узнай, кто ложно на меня показал». ^[29] Показания Шаховских против Бейлиса, которые и послужили поводом для привлечения Бейлиса, Маклаков не рассматривал, так как он на суде их не подтвердил; вслед за ним Григорович-Барский с иронией говорил том, что Шаховской «17 раз менял свои показания», не говоря уже о ссылках на «пьяную Волкивну».

Маклаков также отметил, что повторная экспертиза опровергла данные, на которых основывается обвинения: мальчик не был раздет перед убийством, а убит в одежде; руки в момент убийства у него не были связаны (их связали только после смерти); убивали его в бессознательном состоянии, предварительно нанеся сильные удары в голову; версия, что из мальчика намеревались выпустить кровь, новыми экспертизами не подтверждается, ни одна из важнейших артерий не была задета, раны были колотые, а не резаные; удары наносили, метя в сердце, т.е. целью убийц было исключительно само убийств. По версии защиты, убийство произошло спонтанно, и именно этим объясняется его зверский характер: не имея под рукой соответствующего орудия, убийцы долго тыкали оглушенного мальчика каким-то острым предметом (видимо шилом), пытаясь попасть в сердце, пока он наконец не умер. После же этого, они решили инсценировать «еврейское ритуальное убийство» и с этой целью проделали все последующие манипуляции с трупом, а также, возможно, распространили на похоронах соответствующие листовки^[29].

В речи выступившего вслед за Маклаковым Грузенберга содержалось подробное обоснование вины Чеберяк, с рассмотрением всех улик против нее и опровержением делавшихся обвинением возражений^[69]. В частности, Грузенберг обратил внимание судей на косвенное признание Сингаевского: на вопрос, действительно ли ему предлагали подкинуть вещи Ющинского «цадику», он ответил: «это Махалин предлагал». Однако, отмечает Грузенберг, такое предложение имело бы смысл только после того, как Сингаевский признался Махалину, что он причастен к убийству и знает, где эти вещи. Зарудный посвятил свою речь в основном опровержению доводов обвинения в области «кровавого навета»^[70]. Григорович-Барский продемонстрировал ничтожество улик непосредственно против Бейлиса^[71].

Приговор

Присяжные

Бейлис с семьей после освобождения

Присяжные заседатели были тщательно подобраны: в их число вошли семь крестьян, два мещанина, три мелких чиновника, среди которых не было ни одного еврея. Как отмечал Василий Шульгин, «По этому поводу в Киеве было много толков и пересудов. Когда по мелкому уголовному делу суд имел в своем распоряжении среди присяжных трех профессоров, десять людей интеллигентных и только двух крестьян, в деле Бейлиса из двенадцати человек десять учились лишь в сельской школе, а некоторые были вообще малограмотными»^[5]. По словам полицейского чиновника Дьяченко, «улики против Бейлиса очень слабы, но обвинение поставлено прилично; серый состав присяжных может обвинить ввиду племенной вражды». Впоследствии выяснилось, что пять присяжных, включая старшину, были членами Союза Русского Народа. За присяжными была установлена непрерывная слежка, как до начала процесса, так и во время самого процесса: на процессе присяжные были изолированы от мира, но при этом обслуживались жандармами, переодетыми в судебных приставов, которые регулярно доносили о настроениях жюри и подслушанных репликах.^[2]. Председатель, вначале ведший процесс достаточно корректно, под конец принял откровенно обвинительный уклон, доходя в этом до прямых нарушений закона. Так, с целью дискредитации Караева по требованию обвинения и вопреки протестам защиты было оглашено письмо заключенного анархиста Феофилактова, найденное у него при обыске и содержащее намеки на провокаторство Караева и на крупное материальное вознаграждение, в т.ч. за участие в «деле Бейлиса». При этом не только не были оглашены объяснения Феофилактова на допросе, но и (вопреки закону) скрыто от присяжных его письмо, направленное суду; в нем Феофилактов объяснял, что лишь пересказывал темные слухи, надеясь тем самым вызвать Караева на откровенный разговор^[2][72]. Председательское резюме по делу крайне необъективным и фактически напоминало новую обвинительную речь, что вызвало протест защиты^[2].

Присяжным было задано два вопроса: о факте убийства и о виновности Бейлиса; при этом в первом вопросе были неправомерно объединены вопрос о самом факте убийства, месте его и способе (так что, признавая факт, присяжные должны были признать, что оно было совершено на заводе Зайцева путем обескровливания, и тем самым косвенно признать его ритуальный характер)^[73].

Присяжные по первом вопросу вынесли положительный вердикт, по второму (о виновности Бейлиса) - отрицательный, и 28 октября 1913 г. Бейлис был оправдан.

Следует отметить, что в литературе, главным образом, антисемитского характера устойчиво фигурирует версия, будто голоса присяжных разделились поровну. Однако, как указывают противники этой версии, голосование присяжных вообще не могло стать известным, так как составляло тайну совещательной комнаты, которую охранял закон^[74]. Утверждение впервые появилось сразу же после процесса в близкой черносотенным кругам газете «Новое время»^[75] со ссылкой на слова присяжного, якобы по секрету признавшегося матери Ющинского. Существует рассказ, что при первоначальном обсуждении вердикта за обвинительный приговор высказалось семь человек; но когда приступили к окончательной подаче голосов, один из присяжных, крестьянин, встал, перекрестился на икону и сказал: «нет, не хочу брать греха на душу - не виновен!»^[76]

Вскоре после этого Бейлис вместе с семьей уехал из России. Он жил некоторое время в Палестине и умер в 1935 г. в США, написав книгу «История моих страданий»^[77]

Общественный резонанс

В.Г.Короленко на процессе Бейлиса

Открытка, посвященная Бейлису, с текстом его последнего слова на суде

Бейлис царю: "Ваше Величество знает, кто убийца!" Карикатура

Процесс известен до сих пор общественным резонансом в печати, как левой, так и правой. Большинство представителей русской общественности выступили против нового кровавого навета.

Уже 30 ноября 1911 годa был опубликован протест, озаглавленный «К русскому обществу (по поводу кровавого навета на евреев)», составленный В. Г. Короленко и подписанный писателями, учёными и общественными деятелями. Среди 82 известных литераторов и общественных деятелей воззвание подписали З. Н. Гиппиус, Д. С. Мережковский, В. Г. Короленко, А. Блок, М. Горький, Ф. Сологуб, Л. Андреев, Вяч. Иванов. В этом воззвании напоминалось, что изначально «кровавый навет» возводился на первых христиан, и в частности упоминается, что греческий патриарх Григорий назвал легенду об употреблении евреями христианской крови «внушающим отвращение предрассудком не твердых в вере людей».

Кампания в протеста против дела Бейлиса носила мощный международный характер. В марте 1912 г. появился протест немецкой интеллигенции, подписанный 206 интеллектуалами, включая Томаса Манна, Герхарда Гауптмана и Вернера Зомбарта; вслед за тем проявился протест 240 английских общественных деятелей, который подписала вся верхушка церкви во главе с архиепископом Кентерберийским, спикер палаты общин, бывший президент Академии Художеств Э.Дж.Пойнтер, Герберт Уэллс, Оливер Лодж, Остин Чемберлен, Артур Бальфур, Дж.Фрезер, Томас Харди и др. Во французском протесте, собравшем 150 подписей, приняли участие Анатоль Франс и Октав Мирбо^[78].

Среди защитников Бейлиса был и такие видные русские националисты и антисемиты, как редакторы газеты «Киевлянин» Дмитрий Пихно и (после смерти последнего) Василий Шульгин. Пихно 30 мая 1912 г. под шапкой: «Вы сами приносите человеческие жертвы!» - опубликовал в газете разоблачения Красовского, тотчас ставшие предметом обсуждения в Думе. Шульгин c первого же дня суда начал публикацию в «Киевлянине» серии статей с резкой критикой обвинения:

Не надо быть юристом, надо быть просто здравомыслящим человеком, чтобы понять, что обвинение против Бейлиса есть лепет, который любой защитник разобьет шутя. И невольно становится обидно за киевскую прокуратуру и за всю русскую юстицию, которая решилась выступить на суд всего мира с таким убогим багажом. [5]

.

Правительство боролось с критиками процесса с помощью репрессивных мер. Всего время процесса и в связи с ним было 66 случаев репрессий против печати: наложено было 34 штрафа на сумму 10.400 рублей, конфисковано 30 изданий, в 4 случаях редакторы подверглись аресту, 2 газеты закрыты до суда^[43]. Репрессиям подвергся даже монархический «Киевлянин»: номер газеты от 27 сентября с передовицей Шульгина, в которой Чаплинский обвинялся в том, что, действуя в угоду черносотенцам, он «запугал своих подчиненных и задушил попытку осветить дело со всех сторон», был конфискован. Сам Шульгин был приговорен к трехмесячному тюремному заключению за клевету (он не был арестован, как депутат Думы; вскоре император отменил приговор)^[5].

Процесс активно обыгрывался в сатирической литературе, включая журналы «Сатирикон» и «Новый Сатирикон». Первый опубликовал поэму В.Князева «Бейлисиада» - ее название быстро стало нарицательным; второй посвятил процессу специальный номер, конфискованный властями. В нем, в частности, был опубликован «Полный словарь слов» Фомы Опискина (псевдоним Аркадия Аверченко), содержавший такие разъяснения:

А - Абвинительный приговор - слово, которое с особенным смаком писалось не совсем грамотными правыми газетами. Как известно, ажидания их не аправдались. У - Убийцы - люди, присутствовавшие на свидетельской скамье. О них на суде не говорили как об убийцах, потому что о присутствующих вообще не принято говорить. Ф - Фемида - Женщина, все время придерживающая рукой повязку на глазах, чтобы компания Веры Чеберяк не украла ее. [79]

В то же время черносотенная пресса раздувала антиеврейскую истерию. Так, орган «Союза русского народа» газета «Земщина» писала:

Милые, болезные вы наши деточки, бойтесь и сторонитесь вашего исконного врага, мучителя и детоубийцу, проклятого от Бога и людей, — жида! Как только где завидите его демонскую рожу или услышите издаваемый им жидовский запах, так и мечитесь сейчас же в сторону от него, как бы от чумной заразы[34]

. Газета «Русское знамя» прямо призывала к геноциду евреев:

Правительство обязано признать евреев народом, столь же опасным для человечества, сколь опасны волки, скорпионы, гадюки, пауки ядовитые и прочая тварь, подлежащая истреблению за свое хищничество по отношению к людям и уничтожение которых поощряется законом... Жидов надо поставить искусственно в такие условия, чтобы они постоянно вымирали: вот в чем состоит ныне обязанность правительства и лучших людей страны[80]

В последний день процесса, 28 октября 1913 г., члены монархической организации «Двуглавый орел» отслужили панихиду по А. Ющинскому в Софийском соборе, который находился напротив здания суда. Как считалось, собравшаяся перед собором толпа была готова начать еврейский погром, сигналом к которому должно было послужить объявление обвинительного приговора^[5].

Из известных представителей русской интеллигенции в поддержку «ритуальной» версии выступил В.В.Розанов, опубликовавший на страницах газеты «Новое время» серию статей «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови», а также, под влиянием идей Розанова, o. Павел Флоренский. С резкой критикой подготовленного Короленко протеста выступил в журнале «Церковный Вестник» профессор Санкт-Петербургской Духовной Академии А. Бронзов.

В ноябре 1913 года Священный синод постановил приступить к сбору пожертвований для воздвижения храма в память о ритуальном умучении мальчика, но затем запретил сбор средств и отказался от идеи постройки храма ввиду чисто уголовного характера убийства.

Единственное, в чем сходились черносотенцы с либералами и особенно революционерами - это в том, что, что правительство настолько тесно связано с процессом, что всякие выступления против обвинения Бейлиса носят антиправительственный и объективно революционный характер. Так, М.О.Меньшиков указывал Шульгину:

Лучше бы серьезному органу с традициями "Киевлянина" не ставить бездоказательных обвинений против власти, особенно в момент, когда она находится в осаде со стороны враждебных России сил. Своей травлей против прокуратуры разве не присоединяется г-н Шульгин к еврейскому террору? (...) Г-н Шульгин хорошо знает, что следствие велось под наблюдением не только киевского прокурора палаты, но и самых высших чинов юстиции. (…) Прилично ли в таком случае еще до суда публично опорочивать столь серьезно поставленное обвинение? [81]

Ту же мысль, хотя и в других выражениях, высказывал и Л.Д.Троцкий:

Так как банда "ритуалистов", начинающаяся убийцами мальчика, киевскими ворами, и продолжающаяся полицейскими и судебными властями, увенчивается царем всея России, то агитация против кровавого навета, независимо от воли либеральных политиков и редакций, приняла явно революционный анти-монархический характер[43].

В результате, оправдательный приговор был воспринят в России и мире как свидетельство «морального банкротства» царизма^[43]. «Процесс Бейлиса — это полицейская Цусима, которую никогда не простят» - писал полицейский чиновник Любимов, назначенный анализировать ход процесса^[2]. Особенно красноречивыми казались откровенные попытки обвинения и вообше властей, на процессе и вне его, выгородить Чеберяк и ее сообщников - т.е. фактическое сообщничество правительства и верховной власти с уголовными подонками общества^[2]. «Двухэтажный дом <Чеберяковых> на Юрковской взят под защиту, и сомневаться в его благонадежности стало прямо опасно <...> Над домом <...> как будто реет некое невидимое патриотическое знамя» - писал Короленко^[51]. По ироническому выражению Троцкого, полиция «так яростно штрафовала и конфисковала газеты за разоблачения воровской банды Чеберяк, как если бы дело шло о непосредственном оскорблении величества»^[43].

Показательно и то, что впервые сложилась ситуация, когда даже убежденные монархисты, подобные Пихно и Шульгину, выступили против действий правительства, воспринимавшихся ими как безумные (вновь такая ситуация сложилась накануне Февральской революции). Выражая это впечатление, Троцкий писал:

После своих восьмилетних попыток приспособиться при помощи мнимо-конституционных учреждений к новым потребностям общественного развития, не поступаясь ничем из своих исторических прав, царизм предстал перед страною, как чисто паразитическая организация с явно выраженным уголовно-люмпенским характером. Обнажив необходимую пропасть между сословно-черносотенной монархией и всеми исторически-жизненными общественными классами и дав возможность обеим сторонам заглянуть в эту пропасть до дна, киевский процесс тем самым сделал огромную политическую работу и вошел в историю России, как предзнаменование новой эпохи глубоких революционных сотрясений.[43]

Дело Бейлиса в кино

• Тайны Киева, или Процесс Бейлиса (фильм) режиссёр: Иосиф Сойфер
• Вера Чеберяк (фильм) режиссёр: Н.Брешко-Брешковский (1917).

Примечания

1. ↑ ^{1 2} Дело Бейлиса
2. ↑ ^{1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27} А. С. Тагер «Царская Россия и дело Бейлиса»
3. ↑ Из письма подполковника Самохвалова начальнику Киевского охранного отделения подполковнику Кулябко: «Глубокоуважаемый Николай Николаевич, докладываю, что у нас все благополучно, Голубев поутих. Решили они отложить свое выступление до отъезда государя из Киева. (…) Но бить жидов, как уже сказано, отложили до осени». Упоминание об обсуждении идеи погрома между Голубевым и полицмейстером содержится в служебной переписке председателя Киевской окружной судебной палаты Чаплинского; как явствует из показаний следователя Фененко следственной комиссии Временного правительства, в мае лидер организации "Двуглавый орел" Голубев обсуждал ту же идею с директором 1-го департамента Министерства юстиции Лядовым, который также указал на несвоевременность мероприятия ввиду приезда Государя. А. С. Тагер «Царская Россия и дело Бейлиса»
4. ↑ Из показаний Фененко перед ЧСК (Чрезвычайной Слежственной Комиссией Временного Правительства): «При мне к Лядову приехал член Государственного совета, ныне покойный Дмитрий Иванович Пихно.Лядов высказал свое полное убеждение в несомненности ритуала. Пихно не возражал, но заметил, что дело это может вызвать еврейский погром, что, конечно, крайне нежелательно. Тогда Чаплинский, обращаясь к Пихно, сказал, что, собственно говоря, он ничего не будет иметь против того, что если "евреев немножко поколотят"». А. С. Тагер «Царская Россия и дело Бейлиса»
5. ↑ ^{1 2 3 4 5 6 7} Бейлисиада//В.В.Шульгин. Годы.
6. ↑ Показания Мищука об этой провокации Стенографический отчет, т.1, стр. 323
7. ↑ ^{1 2} Стенограмма судебного процесса Данный текст по книге "Убиение Андрея Киевского", М., 2006, опубликован со значительными тенденциозными сокращениями, однако единственный, доступный в редакторе HTML.
8. ↑ Показания Красовского на суде Стенографический отчет, т.1, стр. 536 слл.
9. ↑ Протоколы допроса Жени Чеберяк Стенографический отчет, т.1, стр. 300 слл.
10. ↑ Чеберяк пыталась бросать тень на заподозренного ранее Федора Нежинского, дядю мальчика. На допросе она заявила: "Когда был найден труп Ющинского, Женя в тот день мне сказал: "Вот видишь, мама, я же говорил тебе, что Федор говорил, о том, что жиды зарезали Андрюшу!" -Стенографический отчет, т.1, стр. 315. Женя - несомненно по ее наущению - показал, что вечером 12 марта видел в пивной Добжанского Нежинского, покрытого глиной, и Нежинский ему сказал: "уже Андрюши нет, его порезали" - стр. 302
11. ↑ О ходе расследования: Стенографический отчет: Показания Красовского т.1, стр. 536 слл.; показания Кириченко, т.2, стр. 41 слл.
12. ↑ Это завод также назывался заводом при еврейской хирургической больнице, так как его доходы были завещаны на эти цели умершим в 1907 г. И.М.Зайцевым; роль же его управителя играл сын покойного, М.И.Зайцев.
13. ↑ Целый ряд свидетелей, включая Красовского, говорили даже о любовной связи Бейлиса и Чеберяк
14. ↑ Показания Шаховского на суде: Стенографический отчет, т.1, стр. 172 слл.
15. ↑ Показания Ульяны Шаховской в суде: Стенографический отчет, т.1, стр. 189 слл. Показания "Волкивны" - там же, 222
16. ↑ ^{1 2 3 4} Обвинительный акт Показания супругов Шаховских, "Волкивны", Козаченко, В.Чеберяк, Люды Чеберяк, Дуни Наконечной
17. ↑ Показания Калюжного и его очная ставка с Шаховской на суде: Стенографический отчет, т.1, стр. 197
18. ↑ Допрос Шаховского оканчивается следующим образом: Карабч(евский). Вы там, в этой местности, первый сказали, что вот 12 марта вы видели покойного Ющинского с Женей Чеберяком? Затем вы сказали, что вас стали стращать, ударил кто-то вас. Эти люди были евреи или русские? Свид. Русские. Карабчевский. Не из компании ли Чеберяковой? Свид. Может быть, и из Чеберяковой, я не знаю. Карабч. Во всяком случае, не евреи? Свид. Никак нет. (Стенографический отчет, т.1, стр. 175). Показательно, что инцидент с избиением Шаховского в антесимитской литературе фигурирует (с самых дней процесса) как образец запугивания свидетелей евреями.
19. ↑ Показания Наконечного в суде: Стенографический отчет, т.1, стр. 142 слл.
20. ↑ Показания Малицкой в суде Дело Бейлиса. Стенографический отчет, т.2, стр. 27.
21. ↑ «Дорогая жена, человек, который отдаст эту записку, сидел со мной, вместе в тюрьме, сегодня он по суду оправдан. Прошу тебя, дорогая жена, прими его, как своего человека, если бы не он, я бы давно в тюрьме пропал, этого человека не бойся, он может тебе очень много помочь в деле моем. Скажи ему, кто на меня еще показывает ложно. Иди с этим, господином к г. Дубовику (управляющий кирпичного завода.). Почему никто не хлопочет! Ко мне приезжал присяжный поверенный Виленский. Он проживает Мариинско-Благовещенская, 30. Он хочет меня защищать бесплатно, я его лично не видел, а передало начальство. Пятый месяц я страдаю, видно никто не хлопочет, всем известно, что я сижу безвинно, или я вор, или я убийца, каждый же знает что я честный человек. Я чув¬ствую, что я не выдержу в тюрьме, если мне придется еще сидеть. Если этот человек попросит от тебя денег, ты ему дай на расход, который нужен будет. Хлопочет ли кто-ни¬будь, чтобы меня взяли на поруки под залог... Это враги мои, которые на меня ложно показывают, то они отомщаются за то, что я им не давал дрова и не дозволял через завод ходить. Городовой свидетель, что они отгораживались; желаю тебе и деткам всего хорошего, всем остальным кланяюсь. Г. Дубовику, г. Заславскому передай поклон. Пусть хлопочут освободить меня. 22 ноября». Текст написан рукой одного из заключенных, приписка рукой Бейлиса: «Я Мендель Бейлис, не беспокойся, на этот человек можно надеичи как и сам».
22. ↑ Показания Козаченко, текст письма и вообще все, относящееся к этому письму, на суде: Стенографический отчет, т.1, стр. 264-272.
23. ↑ Стенографический отчет, т.3, стр. 192
24. ↑ Показания В.Чеберяка в суде -Стенографический отчет, т.1, стр. 318
25. ↑ Показания В.Чеберяка от 20 декабря 1911 г. Стенографический отчет, т.1, стр. 328
26. ↑ Показания Бразуля-Брушковского на суде – Стенографический отчет, т.1, стр. 476 слл; показания Марголина – 521 слл. Рассказ Чеберяк о Бразуль-Брушковском и поездке в Харьков - стр. 306, 338, очная ставка с Марголиным - стр. 534. Марголин начисто отрицал, что в разговоре заходила речь о деньгах; Красовский на следствии показывал, что Марголин обещал Чеберяк деньги за раскрытие убийства и возможность выехать, куда она захочет, в случае, если ей будет угрожать опасность от преступников, хотя на суде отказался от этого - стр. 597.
27. ↑ Обвинительный акт о поездке в Харьков. Ложь Чеберяк на суде была доказана обнаружением следующего обстоятельства: по ее показанию, во время разговора из второй комнаты вышло двое человек, которые и стали предлагать ей деньги; но, как выяснилось, Марголин занимал одноместный номер.
28. ↑ Книжка с записью продуктов и товаров, выдаваемых в кредит в лавке
29. ↑ ^{1 2 3} Речь защитника В.А.Маклакова
30. ↑ Стенографический отчет: Показания Бразуль-Брушковского, т.1, стр. 476 слл.; Показания Красовского т.1, стр. 536 слл.; показания Махалина т.1, стр. 680-690; показания Караева т.2, стр. 7 слл.
31. ↑ Дело судебного следователя Санкт Петербургского Окружного Суда по особо важным делам Машкевича об убийстве Андрея Ющинского. Том V. – ГАКО Ф.864. Оп.10. Д.52 Цит. по: "Убиение Андрея Киевского", М., 2006.
32. ↑ Показания Люди Чеберяк в суде и ее очная ставка с Дуней Наконечной: Стенографический отчет, т.1, стр. 295 слл.
33. ↑ Показания Дуни Наконечной в суде: Стенографический отчет, т.1, стр. 152 слл.
34. ↑ ^{1 2 3} Статья «Бейлис, Менахем Мендель» в Электронной еврейской энциклопедии
35. ↑ В моменты, когда слушания проводились при закрытых дверях (такие ситуации возникали дважды), Набоков оставался в зале в числе трех доверенных лиц подсудимого, которым могли быть им назначены по закону.
36. ↑ Согласно показаниям М.И.Зайцева, работы по постройке синагоги начались еще 20 февраля, т.е. за 3 недели до убийства: закладывали в годовщину смерти старого Зайцева, в присутствии полицииСтенографический отчет, т.1, стр. 410 слл.
37. ↑ Стенографический отчет, т.1, стр. 298.
38. ↑ Стенографический отчет, т.1, стр. 299.
39. ↑ Стенографический отчет, т.1, показаний Быковой - стр. 402., объяснения Бейлиса о корове - 360, подтверждалось рядом других свидетелей, например Вышемирского - 403
40. ↑ Стенографический отчет, т.1, стр. 328.
41. ↑ Стенографический отчет, т.1, стр. 157, 363.
42. ↑ Показания Ландау Стенографический отчет, т.1, стр. 418, Эттингера - стр.431
43. ↑ ^{1 2 3 4 5 6} Л.Д.Троцкий. Под знаком дела Бейлиса
44. ↑ ^{1 2} В.Бонч-Бруевич. Знамение времени
45. ↑ Показания Шнеерсона на суде: Стенографический отчет, т.1, стр. 251 слл
46. ↑ Экспертиза МазеСтенографический отчет, т.2, стр. 404
47. ↑ Стенографический отчет, т.1, стр. 268, 369.
48. ↑ Заявление Черняковой об угрозах Чеберяк Стенографический отчет, т.1, стр. 689.
49. ↑ Стенографический отчет, т.3, стр. 96.
50. ↑ А.С.Тагер, в качестве иллюстрации, приводит запись из дневника Шмакова, после допроса Чеберяк в суде (где она явно ложно утверждала, будто сразу сообщила Фененко "рассказ" Жени о похищении Андрюши Бейлисом): «22 апреля, 24 июня, 11 июля, 26 июля, 13 сентября 1911 г. допрашивал Фененко Чеберячку, а о Жене она ничего не говорила по поводу посещения Андрюши. Провралась стервоза Чеберячка, что говорила о Жене. В этом заключается все дело».А. С. Тагер «Царская Россия и дело Бейлиса»
51. ↑ ^{1 2} В.Г.Короленко. На Лукьяновке (во время дела Бейлиса)
52. ↑ Стенографический отчет, Показания Махалина - т. 1, стр. 666 слл.; показания Сингаевского - т.2, стр. 66 слл.; вопросы Грузенберга - стр. 71; ответы Замысловского - стр.72; очная ставка с Махалиным - стр. 73
53. ↑ Речь защитника Н.П.Карабчевского
54. ↑ М.Сэмюэл. Кровавый навет
55. ↑ Речь защитника В.А.Маклакова
56. ↑ Эксрертизы: Стенографический отчет, т.2, стр. 173 слл
57. ↑ Стенографический отчет, т.2, стр. 274
58. ↑ Протокол первого осмотра тела Ющинского
59. ↑ Семен Резник. Убийство Ющинского и дело Бейлиса ч. 2
60. ↑ «Русские ведомости» № 226 от 1 октября 1913 г.
61. ↑ А.С.Тагер. Царская Россия и дело Бейлиса. М., 1934, стр. 173
62. ↑ Дело Бейлиса
63. ↑ Семен Резник. Убийство Ющинского и дело Бейлиса ч. 2
64. ↑ Нужна ли евреям христианская кровь?
65. ↑ Экспертиза Пранайтиса Стенографический отчет, т.2, стр. 337 слл.
66. ↑ Стенографический отчет, .2, стр. 344 слл., 434-435
67. ↑ Стенографический отчет, т.2, стр. 401
68. ↑ Экспертиза проф. Троицкого - Стенографический отчет, т.2, стр. 353 слл.; экспертиза Коковцова - стр. 383 слл., экспертиза проф. Тихомирова - стр. 398 слл, Мазе - 434 слл.
69. ↑ Стенографический отчет, т.3, стр. 123 слл.
70. ↑ Речь Зарудного Стенографический отчет, т.3, стр. 193 слл
71. ↑ Речь Григоровича-Барского Стенографический отчет, т.3, стр. 249 слл
72. ↑ Письмо Феофилактова: Стенографический отчет, т.2, стр. 18
73. ↑ Доказано ли, что 12 марта 1911 года в Киеве, на Лукьяновке, по Верхне-Юрковской улице в одном из помещений кирпичного завода, принадлежащего еврейской хирургической больнице и находящегося в заведовании купца Марка Ионова Зайцева, тринадцатилетнему мальчику Андрею Ющинскому при зажатом рте были нанесены колющим орудием на теменной, затылочной, височной областях, а также на шее раны, сопровождавшиеся поранением мозговой вены, артерий левого виска, шейных вен, давшие вследствие этого обильное кровотечение, а затем, когда у Ющинского вытекла кровь в количестве до пяти стаканов, ему были вновь причинены таким же орудием раны в туловище, сопровождавшиеся поранениями легких, печени, правой почки, сердца, в область которого были направлены последние удары, каковые ранения в своей совокупности числом 47, вызвав мучительные страдания у Ющинского, повлекли за собой почти полное обескровление тела и смерть его? [1] Описание причин смерти намеренно сформулировано таким образом, что создается впечатление смерти от обескровливания, хотя даже в обвинительном заключении непосредственной причиной смерти названо "нанесение сквозной раны в сердце".
74. ↑ Кровавый навет: версия современная, “поэтическая”
75. ↑ Нужна ли евреям христианская кровь
76. ↑ Д.Шуб. Владимир Короленко и Советская власть
77. ↑ Александр Сиротин. К 90-летию оправдания Бейлиса
78. ↑ М.Cамуэль. Кровавый навет
79. ↑ Л. Евстигнеева. Журнал «Сатирикон» и поэты-сатириконцы - Глава 3
80. ↑ "Русское знамя", №177, 1913 г.
81. ↑ М.О.Меньшиков. Письма к русской нации

См. также

• Кровавый навет на евреев
• Дело Дрейфуса
• Дело Лео Франка

Фотографии

http://www.russia-talk.org/cd-history/Beilis/440401.htm

Ссылки

Первоисточники

• Стенографический отчёт о Деле Бейлиса
• Материалы, посвященные делу Бейлиса
• Материалы обвинения
• Речь защитника В.А.Маклакова
• Речь защитника Н.П.Карабчевского
• Статьи В. Г. Короленко к процессу Бейлиса
• обращение В. Г. Короленко «К русскому обществу». Статья была опубликована 30 ноября 1911 года в газете «Речь» за подписью 82 литераторов. Перепечатана многими другими печатными органами в период следствия и подготовки к процессу Бейлиса. Вышло отдельным изданием в 1912 г.
• М. О. Меньшиков. Маленький Золя. Письма к ближним, 1913 г.
• Протокол первого осмотра трупа Ющинского
• ПИСЬМО СВЯЩЕННИКА О.ФЕОДОРА СЕНКЕВИЧА ЖУРНАЛИСТУ Г.И.КЛЕПАЦКОМУ
• Доклад Г.Г.Замысловского

Исследования и статьи

• Статья «Бейлис, Менахем Мендель» в Электронной еврейской энциклопедии
• М.Самюэл. Кровавый навет
• Семен Резник. Убийство Ющинского и дело Бейлиса
• Семен Резник. Убийство Ющинского и дело Бейлиса ч. 2
• Семен Резник Убийство Ющинского и дело Бейлиса ч. 3
• Статья в энциклопедии «Символы, знаки, эмблемы»
• Миф и последствия
• Дело Бейлиса
• Предисловие к книге Бейлиса "История моих страданий"
• Дело Бейлиса, или полицейская Цусима

Литература

• Убиение Андрея Киевского. Дело Бейлиса — «смотр сил». Стенографический отчет Киевского судебного процесса (в сокращении, с комментариями и приложениями). Москва. 2006.C.832.
• Пиджаренко А. М. «Не ритуальное убийство на Лукьяновке. Криминальный сыск Киева в нач. ХХ в.» — Киев, изд-во «КВІЦ», 2006.-220 с.: 32 ил.
• Scapegoat on Trial: The Story of Mendel Beilis The autobiography. ISBN 1-56062-166-4
• The Beilis Transcripts. The Anti-Semitic Trial that Shook the World. by Ezekiel Leikin ISBN 0-87668-179-8
• The Beilis Case. Modern Research and Documents. ISBN 5-7349-0016-8