Живопись

   • Pictores и Pictura.

         Искусство Ж. у греков находилось в тесной связи со скульптурой, разделяя с нею идеальное миросозерцание и очень долгое время было в этом младенческом состоянии. До Персидских войн живописцы пользовались, кажется, одноцветной краской, которой они рисовали очертания, тени же означали штриховкой. Древнейшим местом этого искусства в Греции был, по всей вероятности, дорийский Пелопоннес, по преимуществу Коринф и Сикион; коринфянин Клеанф, говорят, первый рисовал силуэты, Ардик и Телефан усовершенствовали линейные чертежи, Клеофант изобрел одноцветную Ж. (монохромию), Киомн Клеонский первый придал движение и наклоненность своим фигурам и первый обратил внимание на драпировку фигур. До 94-й ол., когда афинянин Аполлодор ввел в употребление кисть, все искусство Ж. состояло в рисовании изображений при помощи грифеля на доске, предварительно покрытой краской; сами краски накладывались массой и не слитно посредством губки. Вообще же на картинах древнейших живописцев встречаются только 4 цвета (Plin. 35, 7, 32): белый и черный, желтый и красный. Этими только цветами пользовался даже сам Зевксис, если же кто употреблял большее число красок, подвергался опасности, усилив привлекательность, умалить высоту искусства. К произведениям этого рода искусства принадлежали частью стенные картины (преимущественно альфреско), частью же картины, рисованные на досках; первые писались на свежей штукатурке, а последние на дереве и вделывались в стены, напр., храмов. Писались картины на досках клеевыми красками; позднейшие энкаустические картины писались восковыми красками, которые растирались сухими грифелями и затем расплавлялись посредством жаровни. Век Перикла, следовательно середина и 2-я половина 5 в. до Р. X., считается временем наибольшего процветания этого искусства, наравне с процветанием всех вообще изящных искусств, служивших подспорьем Ж. К этому времени принадлежат и картины больших размеров; появились не только разрисованные залы, но и собственно картинные галереи (пинакотеки). Следует назвать Пинена, брата Фидия, и фасосца Полигиота (получившего в Афинах в 463 г. право гражданства), известных по написанной ими сообща картине «Марафонское сражение» в ποικίλη в Афинах. Последний славился искусством рисовать женщин в просвечивающих одеждах; он же устранил заимствованную от египтян неподвижность в выражении лица тем, что стал рисовать рот несколько открытым; его картины были действительно портретами (на одной, напр., легко можно узнать Елпинику, сестру Кимона), писанными хотя с натуры, но уносившими в идеальный мир. У Павсания (10, 25) сохранилось превосходное описание одной из самых больших картин, находившихся в Лесхе (см. Λέσχη, Лесха) в Дельфах, на которой была представлена завоеванная и дымящаяся Троя и греки у Геллеспонта, обремененные добычей и окруженные пленными, в тот момент, когда они готовятся к отплытию: «Художник вполне сумел изобразить здесь контраст между группами греков на первом плане и разорением Трои, опустошенные улицы которой видны через сломанные местами стены. Корабль Менелая стоял у берега, готовый к отплытию, близ его виднеется Елена, виновница войны, окруженная ранеными троянцами; в другой группе греческих вождей видна Кассандра; почти все хранят глубокое молчание, исключая Неоптолема, который еще преследует и убивает троянцев. На другой стороне Лесхи был изображен вход в преисподнюю, в царство мрака с Одиссеем на берегу Ахеронта, Тартаром с его страшными муками и Элисием с тенями блаженных. На первой из этих картин было нарисовано более 100 фигур, на другой более 80: к каждой фигуре, по древнему обычаю, было приписано и имя». Кроме того, были известны как живописцы отец Полигнота Аглаофонт и внук последнего того же имени. Последнему приписывались главным образом две картины, на одной из которых был изображен Алкивиад как победитель на играх. ср. Cic. Brut. 18. Cic. de or. 3,7. Quint. 12, 10. В общем, Ж. дополняла архитектуру; ее произведения служили для украшения как частных зданий, так и галерей и храмов. В то время как пластика быстро шла вперед в своем развитии, живопись развивалась медленно и достигла верха совершенства вскоре после Пелопоннесской войны, т. е. тогда только, когда пластика после самого высокого процветания начала несколько падать. Современниками и последователями Полигнота были: Микон из Эгины, замечательными его картинами были: «Антиноя», «Аргонавты», «Астеропа», «Пелий», «Тесей», «Акаст» и др.; он же разрисовал отчасти и ποικίλη в Афинах, где им были изображены — битва амазонок и Марафонское сражение, особенно же ему удавались изображения лошадей; сын его; далее Онат из Эгины и Дионисий Колофонский; самостоятельно затем выступил в качестве декоративного живописца Агафарх (см. Agatharchus, Агафарх), удовлетворявший также требованиям роскоши, которая начала уже проникать в частную жизнь греков; но еще более в этом отношении выдается вышеназванный Аполлодор, именуемый скиаграфом, потому что кроме изобретения кисти ему приписывалось также и искусство в распределении света и тени. Hiс primus species exprimere instituit, говорит о нем Плиний (35, 9, 36), primusque gloriam penicillo iure contulit; neque ante eum tabula ullius ostenditur, quae teneat oculos. По его стопам следовал и ученик его Зевксис из Гераклеи в Великой Греции, живший ок. 397 г., хотя, впрочем, он принадлежал к другой школе, а именно к ионийской, склонной к нежности и пышности, в противоположность школе аттической; ему особенно хорошо удавалось изображение женского тела. Доказательством этому служит написанная им по заказу кротонцев «Елена» (была поставлена в знаменитом храме Геры Лакинии), представлявшая совершенную красоту в виде земной женщины; подобным же образом воплотил он самую высшую идею целомудренной скромности в образе Пенелопы. Разнообразных эпических композиций, как у Полигнота, нет у Зевксиса, равно как не видно на его картинах и выражения различных душевных состояний; главное его внимание было обращено на картинность, внешнюю сторону предмета, на иллюзию; по отношению к позднейшему времени ему недоставало художественного и разнообразного сопоставления красок. Об его состязании с Паррасием (см. Паррасий). Последний и Тиманф из Сикиона были его современниками; о картинах последнего, между которыми выдавалась «Жертвоприношение Ифигении», где он изобразил Агамемнона с закрытым лицом для выражения большой печали, уже в древности было высказано мнение, что они заставляют зрителя более догадываться, чем сколько в них выражается на самом деле; фантазия зрителя дополняет недосказанное не потому только, что эти картины изображали нечто идеальное, но и потому, что в них заключается богатство мотивов. Главная заслуга сикионской школы, напротив, состояла в строго научном выполнении рисунка и в самой тщательной отчетливости его. Основателем этой школы был Евпомп Сикионский, главным же ее представителем был Памфил, который первый методически изучал искусство и применял свои теоретически-геометрические познания к рисункам; ученик его Меланфий наиболее выдавался искусным расположением и композициею картин и весьма много способствовал усовершенствованию колорита. Он причисляется, между прочим, к тем 4-м живописцам (Апеллес, Эхион, Никомах), которые употребляли только 4 цвета. Во время Александра Великого Ж. достигла самой высокой степени привлекательности и прелести, благодаря главным образом Апеллесу, уроженцу острова Коса, ученику Памфила (356-308 гг.). Он соединял в себе достоинства обеих школ, стараясь при этом еще глубже проникнуть в истинное значение Ж. и вдохнуть в свои произведения богатство и разнообразие жизни; он соединял верность природе с творческою силою, чем и заслужил особенное расположение Александра; последний особенно хвалил его картины за грацию, χάρις; на первом плане у него было совершенство формы, а не идеальность содержания. В технике, как по отношению к самому рисунку, так и относительно выбора красок для эффектных сцен, он был мастером своего дела. В храме Артемиды Эфесской написано было им изображение Александра, бросающего перуны Зевса, причем поднятая рука и молния, показавшаяся на поверхности, возбуждали величайшее удивление. Он же рисовал и полководцев Александра в различных положениях, то отдельно, то группами. К образцовым его произведениям с идеальным содержанием принадлежала «Артемида», окруженная хором из молодых женщин, приносящих жертву, и Афродита Анадиомена, выплывающая из моря; эта последняя картина, по приговору всех древних, считалась образцом грации; впрочем, нижняя часть этой картины осталась неоконченной, смерть похитила Апеллеса за работой, и ни один из последующих художников не осмеливался взяться за окончание ее. Первоначально она находилась в храме Афродиты на острове Косе, откуда Август перенес ее в Рим и велел поставить в храм причисленного к богам Цезаря. Более к сикионской школе принадлежали: Евфранор, слава которого заключалась в тонкости изображения богов и героев; Эхион, из произведений которого замечательна картина новобрачной (вольное подражание которой составляет, может быть, альдобрандиевская свадьба в Ватиканском музее в Риме) и Павсий из Сикиона, который первый, говорят, начал украшать Ж. потолки в комнатах, большею частью фигурами мальчиков, цветами и арабесками, причем главным образом славился он своими цветочными картинами (Plin. 35, 40 упоминает о прекрасной Гликерии, искусной в плетении венков, изображение которой он представил на состязание); он славился за то, что довел энкаустический способ до высокой степени развития. В это время, т. е. ок. 370-330 гг., процветал также фиванец Аристид, замечательный преимущественно своим искусством изображать битвы и завоевания городов и мастерским уменьем придавать своим картинам жизнь и выразительность, хотя распределение красок у него было не особенно удачно. На его картине, изображавшей битву македонян с персами, было помещено до 100 фигур; мастерским его произведением считалась печальная сцена при разгроме города, причем особенное внимание обращала на себя главная группа, изображавшая умирающую мать и младенца, ловящего ее грудь; но она отстраняет его из боязни, чтобы вместо молока он не сосал кровь. Еще большей славы достиг около этого времени Протоген из города Кавна в Карии, который до 50 г. жизни поддерживал свое существование самыми обыкновенными работами; но знаменитый Апеллес узнал это и, оценив его искусство, купил у него за значительную сумму денег некоторые картины, показывая этим своим согражданам неумение их ценить работы Протогена и вместе с тем стараясь возбудить в них подозрение, будто он желал их выдавать за свои собственные. Это помогло бедному человеку составить себе у сограждан имя. Над наилучшей своей картиной, где он изобразил Иалиса (см. Иалис) охотником с задыхающейся в стороне собакой, работал он 7 или даже 11 лет. Когда Деметрий Полиоркет осаждал Родос, он не мог решиться произвести нападение с той стороны, где, как он знал, находилась эта картина, и из-за этого не одержал победы. Он отправил стражу для охранения художника, мастерская которого была на самом опасном месте за городскими стенами, и даже сам лично посетил его. Эта картина во время Плиния находилась в Риме, в храме мира, но уже во время Плутарха была уничтожена огнем. Его картина «Покоящийся сатир», которую он поместил на одной колонне, была написана им во время осады, когда кругом гремело оружие, и считалась также образцовым произведением. Главная заслуга Протогена, равно как и Апеллеса, заключалась не столько в богатстве мысли или в поэтическом содержании, сколько в очаровательно-художественном выполнении, причем иллюзия доведена было до самой высокой степени; но у Апеллеса это было следствием его природного дарования, а у Протогена это достигалось величайшим его терпением и замечательным старанием. В то время как все удивлялись в его работах прилежанию и усидчивости, в работах его современника, Никомаха, уроженца города Фив, жившего в конце 4 в. до Р. X., сына и ученика Аристодема, больше всего дивились скорости исполнения в соединении с замечательной художественностью. Им написаны были — «Похищение Прозерпины», в Капитолии, в храме Минервы; «Богиня победы», ехавшая на четверке, и «Скилла» в храме богини мира. Далее замечательны еще: Феон с острова Самоса, возбуждавший удивление живостью своей фантазии и живший во время македонских царей Филиппа и Александра; ему принадлежат: «Безумный Орест» и кифаред «Фамирис», Никий, родом из Афин (рисовал животных и битвы энкаустическим способом; многие из его картин находились в Риме; к самым лучшим принадлежала «Царство теней по Гомеру»; хвалили в его картинах колорит, положение и округленность фигур, особенно женских), Антифил («Мальчик, раздувающий огонь», «Мастерская для шерстяных работ») и Ктесилох (представил в карикатурном виде рождение Диониса из бедра Зевса). По всей вероятности, к Александрийскому времени принадлежит Аэтион (Άετίων) с его знаменитой картиной — «Бракосочетание Александра с Роксаной» (Cic. Brut. 18, где некоторые, впрочем, читают Эхион; Lucian de merс. cond. 42. imagg. 7). С этих пор искусство начинает падать и отличается уже не изяществом и изобретательностью, а только тщательностью в отделке. Так, Пейраейк передавал кистью сцены из обыденной жизни, изображал с замечательным искусством мастерские сапожников, цирюльников, кухни, рынки и т. п., что особенно ценилось римлянами, которые уважали не столько замысловатость композиции, сколько правильность и отчетливость рисунка; таким образом, он стал лучшим мастером настоящей жанровой Ж., так называемой рипарографии. Что касается до римлян, то следует главным образом указать на их недостаток в понимании художественных произведений; даже взятие Коринфа долго не могло произвести благотворного переворота в искусстве. Очень часто встречались примеры, когда солдаты и полководцы не только не уважали, но даже уничтожали драгоценные произведения Ж. Муммий не понимал, напр., каким образом Аттал Пергамский мог так дорого ценить картину Аристида, изображавшую Вакха; полагая, что в ней скрывается какая-то тайная сила, он взял ее с собою и поместил в храм Цереры. Но вскоре затем римляне и в данном случае достаточно ясно проявили свою алчную систему колоссального скопления чужих сокровищ; они стали украшать свои жилища, столовые залы, дачи и т. п. драгоценными картинами. Поэтому-то, в общем, можно указать только на отдельные имена художников, как, напр., Тимомах из Византии, славившийся своим уменьем трогательно изображать обуздываемые страсти, как он доказал на своей картине «Неистовый Аякс», которую Цезарь приказал поставить в Риме; жил Тимомах в последнем столетии до Р. X. Во время Августа славился Лудий. Между тем в царствование императоров переселилось в Рим много греческих живописцев, о таланте и вкусе которых можно составить себе понятие по изящным украшениям в знаменитых банях Тита. Подобным же образом развилась с целями роскоши и мозаика; указывают прежде всего на Coca Пергамского, который на полу одной комнаты составил изображение бассейна с голубями, но наилучшим произведением мозаики считалось изображение целой «Илиады» на полах великолепного корабля царя Гиерона II Сиракузского. Наши сведения об источниках и предметах древней Ж. чрезвычайно скудны. Вновь открытые остатки картин близ Афин на греческих надгробных памятниках не имеют особенно цены, многочисленные же рисунки на греческих глиняных сосудах свидетельствуют уже о некоторой ремеслености, а стенописные картины, найденные в Геркулануме и Помпеях, не принадлежат ко времени процветания этого искусства и могут рассматриваться как более или менее легкие комнатные украшения. Вообще и в Ж. древние отличались выбором и прекрасных фигур, простотою сцен и композиций и правильностью рисунка, но в применении законов перспективы в картинах больших размеров, в тенях, происходящих от известного сочетания и слияния цветов, а главным образом в поэтической глубине они далеко уступали новейшему искусству. ср. историю искусств Schnaase, Kugler'a, Lübke и др.; особенно Brunn, Geschichte der. griech. Künstler, II, стр. 3-316 и Wörmann, die Malerei des Alterhums (в Woltmann'a Gesch. der Malerei, т. Ι, 1879, стр. 32-140).