Баллада

БАЛЛ́́АДА, лиро-эпическое сюжетное стих. с четкими жанрово-структурными признаками, представленное в поэзии Л. сравнительно небольшим числом произв. Однако в круг его балладного творчества входит множество явлений промежуточных, междужанровых — на границе лирич. стих. и Б. (песня, дума), эпоса и лирики (историческая и военная песни). Их «балладность» обнаруживается в острой сюжетности, лиризме повествования, фрагментарности композиции, особой роли диалога, четкой ритмич. организации стихотв. текста. Ранние Б. создавались под прямым воздействием предромантич. и романтич. традиции, в первую очередь В.А.Жуковского и нем. поэтов Ф. Шиллера и Г. Бюргера, интерес к к-рым был пробужден переводами Жуковского; таковы «Баллада» («Над морем красавица-дева сидит»), «Перчатка», «Гость» («Как прошлец иноплеменный»). В этих незрелых, ученич. опытах проявилось стремление юного поэта трактовать Б. как жанр национальный, насыщая ее приметами рус. стиля («Русская песня», «Атаман»). В традиционные балладные конфликты и сюжеты Л. вносит новые мотивы, отразившие его юношеские размышления и устремления. Своеобразная трактовка сюжета шиллеровской «Перчатки» выявляет протестующее начало юношеской лирики: отважный рыцарь открыто презирает благодарность жестокой дамы. В традиц. сюжет о женихе-мертвеце (восходящий к «Леноре» Бюргера) Л. внес самостоят. мотив мести жениха за измену невесты: «Гость» («Кларису юноша любил»), «Русская песня». В позднейшей Б. «Любовь мертвеца» (1841) Л. видоизменяет сюжет, лишив его мистич. начала и подчинив задаче раскрытия «любви безумного томленья», к-рого не в силах уничтожить даже смерть. Лермонт. Б. восприняла также традицию, идущую от свободолюбивой и патриотич. поэзии декабристов, что отчетливо прослеживается в стих. «Песнь барда», «Могила бойца» (характерно, что поэт называет его думой), «Баллада» («В избушке позднею порою»). В ряде произв. балладного жанра сказалась традиция Байрона — «Челнок» (1830), «Баллада» («Берегись! берегись!», 1830). В романтич. духе интерпретирует Л. тему пушкинской «шотландской песни» «Ворон к ворону летит», насыщая ее сюжетную канву мотивами разочарования и острого недовольства миром («Два сокола», 1829). Более совершенное овладение балладной формой сопровождается раскрытием новых граней индивидуального облика поэта; Л. нащупывает темы и сюжеты, к-рые займут центр. место в его зрелом творчестве; так, «Грузинская песня» и «Прощанье» («Не уезжай, лезгинец молодой») предвосхищают мотивы поздних кавк. баллад («Дары Терека», «Тамара» и др.). Поэтич. одухотворенность «Ангела» обогатит «Русалку», «Морскую царевну» и др. Б. Стиль зрелого Л.-балладника складывается к 1832, когда созданы «Русалка», «Тростник», «Два великана». Кристаллизация новых творч. принципов связана у Л. с преодолением крайностей романтич. метода, прежде особенно явственных в рыцарских Б. Написанная в 1832 «Баллада» («Из ворот выезжают») и не позже этого года Б. «Он был в краю святом» дают шутливую, сниженную трактовку рыцарской темы, знаменуя отказ от традиц. путей ее решения. Б. остается действ. жанром в творчестве Л. 1837—41; ее характерными приметами становятся лаконизм выразит. средств при внутр. драматизме и эмоц. насыщенности стиха, отличающегося лирич. многозначностью, цельность и стройность композиции. В процессе творч. эволюции Л. все дальше отходит от канонич. Б. романтизма, не связывая себя строгими нормами ее поэтики, расширяет тематич. рамки жанра, усиливает лирич. звучание и внутр. драматизм событий, делая Б. емкой формой для выражения сложного строя переживаний и чувств. Поэт безгранично раздвигает пределы балладной ситуации, и она оказывается способной «вместить» в эту жанровую форму и идею нетленности любви, и величие страсти, и романтику подвига. Преобразуя и сжимая эпич. начало в Б., Л. возвращает ей изначальный лаконизм, емкость эмоц. «подтекста», суровую мужественность переживания. Наиболее отчетливо новаторство Л. ощущается в балладе-аллегории («Два великана», 1832; «Три пальмы», 1839; «Спор», 1841), позволяющей поэту поставить философские и общественно-историч. вопросы, не связанные ранее с балладной жанровой формой. Для Л. характерна Б., построенная на мотивах нар. фантастики. Поэт обращается не только к русскому, но и кавказскому и европейскому фольклору (Б. «Тростник» близка сюжетно к народной англ. Б. «Две сестры из Биннори»). Опираясь на традиции русской и европейской Б., Л. сумел сказать новое слово в интерпретации фольклора, сосредоточив внимание на передаче поэтич. настроения и гуманистич. содержания нар. творчества. Однако лермонт. Б. далеки от стилизации: фольклорный элемент органически усваивается его худож. системой и входит неотъемлемой частью в мир лермонт. поэзии. Продолжая традиции рус. поэтич. перевода, Л. обращается к новым именам и явлениям, характерным для эпохи 30-х гг. — творчеству нем. поэта-романтика Цедлица («Воздушный корабль»). Лучшие баллады Л. свидетельствуют, что и в этом жанре, тесно связанном с романтизмом, происходило усиление реалистич. тенденций.

Лит.: Владимиров, с. 15, 26—30; Эйхенбаум (3), с. 29, 50—52, 105—06; Эйхенбаум (6), с. 323—24; Розанов И. (3), с. 184—95; Гаркави (2), с. 274—84; Рубанович (2), с. 87—93; Федоров (2), с. 235—42; Семенова М. П., О жанровом составе рус. песенного фольклора, в кн.: Вопросы лит-ры и фольклора, Воронеж, 1973, с. 181—88; Копылова Н. И., Фольклоризм композиции рус. лит. баллады 1-й трети 19 в., в кн.: Вопросы поэтики лит-ры и фольклора, Воронеж, 1976, с. 115—16; Иезуитова Р. В., Баллада в эпоху романтизма, в кн.: Рус. романтизм. Сб. ст., Л., 1978, с. 162—163; Suchanek L., Rosyiska ballada romantyczna, Wroclaw — Warsz. [a. o.], 1974, s. 103—05.