"Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова"

«ПЕСНЯ ПРО ЦАРЯ ИВАНА ВАСИЛЬЕВИЧА, МОЛОДОГО ОПРИЧНИКА И УДАЛОГО КУПЦА КАЛАШНИКОВА», поэма Л. (1837), приближающаяся к народной историч. песне, своеобразный итог работы поэта над рус. фольклором. Можно предполагать знакомство Л. с возникшей во 2-й пол. 1830-х гг. полемикой вокруг фольклористич. проблем (см. Фольклоризм). Известны его дружеские отношения с близким к будущим славянофилам С.А. Раевским, впоследствии собирателем фольклора; именно он мог явиться посредником в установлении связей Л. со славянофилами, в т.ч. с П. В. Киреевским, рукописное собрание к-рого безусловно находилось в поле зрения поэта. В. Х. Хохряков предполагал, что именно «по внушению Св. Аф. (Раевского. — Ред.), втягивавшего Лермонтова в нашу народность, Лермонтов написал...«Песню про купца Калашникова»» [Андроников (6), с. 270]. «Песней...» Л. включился в разгоравшиеся споры о народно-поэтич. творчестве. Действие поэмы относится к рус. средневековью, эпохе Ивана Грозного, неоднократно запечатленной в памятниках нар. творчества. В основе сюжета — событие, вероятное в царствование Ивана IV; какие-то факты, возможно, почерпнуты из «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина (т. IX) — упоминание о чиновнике Мясоеде-Вислом и его жене, обесчещенной опричниками царя. Историч. сюжет в «Песне...» органически соединяется с фольклором. Историки лит-ры указывали фольклорные памятники, к-рые могли быть источниками «Песни...», прежде всего — песню о Мастрюке Темрюковиче из книги Кирши Данилова (1818). Л., по-видимому, был знаком и с вариантами песни о Мастрюке, записанными Киреевским; оттуда он заимствовал имя своего героя (дети Кулашниковы, братья Калашнички, Калашниковы).

Пир у царя. Илл. В. Г. Шварца. Тушь, перо. 1862.

В характерах, созданных Л., отразились черты героев народной поэзии — образ удалого купца Калашникова очерчен в соответствии с традицией разбойничьей песни; фигура Кирибеевича и связанная с ним лирич. линия «Песни...» ведут к народно-песенной лирике. Отношения этих героев оцениваются с народной т.з.: Калашников, олицетворяющий героич. нац. начало, обнаруживающий способность к бунту (что шло вразрез с концепцией славянофилов), явился выразителем нар. представлений о правде, чести, достоинстве.

Алена Дмитриевна и Кирибеевич. Илл. И. Я. Билибина. Тушь. 1938.

Ориентация на нар. традицию определила и образ Ивана Грозного. Концепция Карамзина и позднее славянофилов, считавших тиранию и деспотизм Грозного следствием извращенности его характера, не была принята Л. Опираясь на фольклорные представления, он восстановил облик царя таким, каким сохранила его нар. память. Позиция Л. объективно оказалась близкой В. Г. Белинскому, к-рый в поступках Грозного видел отражение конфликта между условиями исторического развития России и нереализованными возможностями Ивана IV как историч. деятеля. В поэме Л. воспроизведены жанрово-стилистич. особенности народной эпич. поэзии — композиц. принцип, система изобразит. средств, обороты речи, слог и стих фольклора. Однако в поэме нет буквальных заимствований, фольклорный материал, привлекший внимание Л., подвергся творч. переработке; мотивы, образы нар. поэзии органически вошли в худож. мир Л. Творч. отношение к фольклору позволило поэту проникнуть в историч. характер эпохи, в быт и психологию нравов, что обусловило подлинную народность его поэмы. Разрабатывая народно-историч. тему, Л. стремился к воссозданию историч. действительности с позиций настоящего. Так «Песня...» включалась в современность. Не случайно написание «Песни...» связывали с реальными событиями тех лет, в частности с историей увоза гусаром жены моск. купца; видели в «Песне...» и отражение семейной трагедии Пушкина. Связь поэмы с общественно-политич. обстановкой сер. 30-х гг. подчеркивал Белинский, для к-рого «Песня...» стояла рядом со стих. «Бородино», будущей «Думой» и «Демоном».

Кулачный бой. Илл. В. М. Васнецова. Итальянский карандаш. 1891.

Концепция «Песни...» не выходит за рамки идейно-тематич. системы Л. и заключает в себе возможность постановки актуальных для поэта проблем. Кирибеевич и Калашников — определенные модификации чисто лермонт. героев; это — герои-антагонисты, один из к-рых — носитель неогранич. личного начала, в известной степени имеет предшественниками демонич. персонажей ранних поэм (см. Демонизм); другой же продолжает линию героев-мстителей, борющихся за справедливость; этот образ приобретает принципиально новые черты, наполняясь нац., народным, демократич. содержанием. Нарушая каноны байроновского романтизма, Л. возвышает героя — простого человека; своевольного героя-эгоиста ждет справедливое возмездие. «Песня...» написана во время пребывания Л. на Кавказе в 1837; по свидетельству А. А. Краевского, Л. «...набросал ее от скуки, чтобы развлечься во время болезни, не позволяющей ему выходить из комнаты» (Соч. под ред. И. М. Болдакова, т. 2, с. 408—09). Л. послал рукопись Краевскому для публикации, однако цензура не разрешила печатать соч. опального поэта. Благодаря хлопотам В. А. Жуковского «Песня...» была опубл., но без имени автора (подпись «-въ»). Современники высоко оценили «Песню...», хотя интерпретировали ее по-разному. Именно с «Песней...» связан первый печатный отзыв Белинского о Л. (1838): «...не боимся попасть в лживые предсказатели, сказавши, что наша литература приобретает сильное и самобытное дарование» (II, 411; прим.). В ст. «Стихотворения М. Лермонтова» (1840) Белинский приветствовал «Песню...» как произв., проникнутое духом подлинной народности. Смысл поэмы критик видел в том, что в ней «...поэт от настоящего мира не удовлетворяющей его русской жизни перенесся в ее историческое прошедшее, подслушал биение его пульса, проник в сокровеннейшие и глубочайшие тайники его духа, сроднился и слился с ним всем существом своим, обвеялся его звуками, усвоил себе склад его старинной речи...и как будто современник этой эпохи, принял условия ее грубой и дикой общественности...— и вынес из нее вымышленную быль, которая достовернее всякой действительности, несомненнее всякой истории» (IV, 504). Большое впечатление «Песня...» произвела на А. В. Кольцова, по мнению к-рого «таких сильных стихов еще не было в литературе» (см. Тонков В., А. В. Кольцов. Жизнь и творчество, 1958, с. 170).

Палач. Илл. В. И. Сурикова. Итальянский карандаш. 1891.

Нек-рые исследователи нач. 20 в. видели в поэме выражение покорности судьбе, даже примирения с богом (Н. Котляревский). Эта т.з. не встретила поддержки. А. Луначарский указывал на содержащийся в поэме «...заряд гигантского мятежа» («Классики рус. лит-ры», 1937, с. 187). Высоко оценил поэму М. Горький: ««Песня...», — писал он, —...дает нам право думать, что Лермонтов...достойный преемник Пушкина...мог бы, со временем, развиться в первоклассного народного поэта» (История рус. лит-ры, 1939, с. 165). «Песня...» неоднократно являлась предметом изучения, гл. обр. в связи с проблемой фольклоризма у Л. Существует большая лит-ра о происхождении сюжета, о фольклорных традициях и источниках поэмы (работы П. Давидовского, М. Азадовского, М. Штокмара). К «Песне...» как к фольклорно-историч. источнику обращался А. К. Толстой в период работы над драматич. трилогией из эпохи Ивана Грозного — Бориса Годунова. Народно-поэтич. традиции «Песни...» проявляются на всех уровнях поэтич. системы: в самом строе нар. речи, стилистике, лексике, синтаксисе, стихе. Начинается «Песня...» характерным для нар. поэзии отрицат. сравнением: «Не сияет на небе солнце красное, / Не любуются им тучки синие: / То за трапезой сидит во златом венце, / Сидит грозный царь Иван Васильевич», — одной из форм многократно используемого в поэме параллелизма. Излюбленный прием нар. песен и былин — повтор, к-рый (наряду с частым употреблением синонимов и тавтологий: «И гуляют — шумят ветры буйные», «Не шутку шутить, а людей смешить», «Прогневался гневом, топнул о землю») разнообразно применяет Л. Придают сходство с произв. нар. поэзии и многочисл. «перехваты» — повторение в начале следующей строки конца предыдущей: «Повалился он на холодный снег, / На холодный снег, будто сосенка, / Будто сосенка во сыром бору». Так же как нар. певцы и сказители, Л. в своей «Песне...» повторяет анафорич. зачины стиха — вопросит. частицы, союзы «и», «иль» или отрицания при глаголе: «Не встречает его молодая жена, / Не накрыт дубовый стол белой скатертью». Свойственный фольклорной поэтике прием объединения под одним ударением двух слов помог Л. передать характер старинной народной песни: «царю гр́́озному», «думу ч́́ерную», «статный м́́олодец», «во злат́́ом венце», «вольной в́́олею». Л. широко использует самые характерные, «постоянные» эпитеты из нар. поэзии: конь — добрый, сабля — вострая, воля — вольная, смерть — лютая; традиц. для рус. фольклора уменьшительные и ласкательные имена: «голубушка, сторонушка, детинушка» и т.д., обращается к распространенным в нар. речи кратким формам прилагательных типа «стар человек», а также к народно-речевым формам полного прилагательного: «С большим топором навостренныим», «У ворот стоят у тесовыих». Особенности нар. речи передают и нек-рые формы деепричастий: «играючи», «пируючи», глаголы с двойными приставками («призадумались», «поистратилась»), редкие сочетания глагола с приставкой («Как возѓ́оворил православный царь») и, конечно, специфич. нар. лексика («супротив», «нониче», «промеж», «бесталанная»). Особенности стиля «Песни про...купца Калашникова» показывают, что Л. «не имитирует форм народной речи...Лермонтов решается от себя заговорить на языке фольклора, и именно потому, что он не заботится о характерности той или иной языковой формы, его речь естественна, лишена позирования и преувеличений» (Штокмар, с. 344—45). Л. воссоздал дух и стиль нар. поэзии, как мог это только сделать подлинно народный поэт. Поэму иллюстрировали: В. П. Белкин, И. Я. Билибин. А. М. и В. М. Васнецовы, М. А. Врубель, А. А. Гурьев, В. М. Конашевич, Н. Кошелев, Э. М. Криммер, Б. М. Кустодиев, М. Е. Малышев, М. В. Нестеров, Е. И. Плехан, А. А. Радаков, И. Е. Репин, В. Семенов, В. Я. Суреньянц, В. И. Суриков, М. Е. Ушаков-Поскочин, В. А. Фаворский, А. И. Шарлемань, В. Г. Шварц и др. Муз. воплощения «Песни...» многообразны: опера А. Г. Рубинштейна «Купец Калашников», муз. драма С. В. Аксюка; отрывки из поэмы положили на музыку: А. В. Никольский, Н. А. Сасс-Тисовский («Над Москвой великой», хоровая песня), А. В. Лазарев («Ой, ты гой еси...»), С. Н. Василенко (ариозо Алены), Ю. С. Бирюков (3 фрагмента для хора á cappella), М. Красев (хор «Заря над Москвой»). В 1909 фирма А. Ханжонкова выпустила фильм «Песня про купца Калашникова» (см. Кинематография). В 1941 поэма была поставлена на сцене Ленингр. ТЮЗа; спектакль строился как нар. зрелище с участием гусляров и хора (реж. Б. В. Зон, музыка А. Ф. Пащенко). Автограф неизв. Впервые — «Литературные прибавления» к «РИ», 1838, № 18, 30 апр. В «Стихотворениях» Л. (1840) поэма датирована 1837. Возможно, замысел «Песни...» возник раньше: А. П. Шан-Гирей указывал, что она написана до 1837 (Воспоминания, 1972, с. 41).

Лит.: Владимиров, с. 10, 12, 16—26; Балталон В., «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» М. Ю. Л., «Русская школа», 1892, № 5—6, с. 196—212; Брайловский С., Оборона Лермонтовской «Песни про...купца Калашникова», там же, 1893, № 7—8, с. 148—64; Мартьянов П. К., Дела и люди века, т. 1, СПБ, 1893, с. 32—34; Давидовский П., Генезис «Песни о купце Калашникове» Л., «Филол. записки», Воронеж, 1913, в. 4—5; Мендельсон Н. М., Нар. мотивы в поэзии Л., в кн.: Венок, с. 176—93; Котляревский, с. 216—17; Здобнов, с. 259—60; Гинзбург (1), с. 45—46, 51, 205—09; Азадовский (1), с. 244—62; Штокмар, с. 263—352; Попов (2), с. 118—26; Волков Р. М., Народные истоки «Песни про...купца Калашникова» М. Ю. Л., «Уч. зап. Черновиц. ун-та. Серия филол. наук», 1960, т. 39, в. 10, с. 28—62; Орлов П. А., Основной конфликт поэмы Л. «Песня про...купца Калашникова», «Науч. докл. высш. школы. Филол. науки», 1961, № 4, с. 31—41; Эйхенбаум (12), с. 81—86; Альтман М., О фамилии Калашников в «Песне» Л., «РЛ», 1964, № 3, с. 73—74; Максимов (2), с. 74—78; Чеботарева В., Связь «Песни про...купца Калашникова» с русским фольклором, в кн.: Лермонтовский сборник. 1814—1964, [Грозный], 1964, с. 122—44; Федоров (2), с. 157—69; Черепнин Л. В., Историч. взгляды классиков рус. лит-ры, М., 1968, с. 64—65; Неизданный Достоевский. Записные книжки и тетради 1860—1881 гг., ЛН, т. 83, с. 603; Коровин (4), с. 152—70; Вацуро (5), с. 226—38.