ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ

ПОСТСТРУКТУРАЛИ́ЗМ ( франц. poststructuralisme), общее наименование для ряда течений в философии и гуманитарных науках, маркированных критической дистанцией по отношению к структурализму как научной парадигме, получившей признание в 1960-е гг. Постструктурализм часто объединяют с «постмодернизмом (см. ПОСТМОДЕРНИЗМ)», однако предпочтительнее рассматривать постструктурализм отдельно, имея в виду определенный корпус теоретических установок и интеллектуальных стратегем. В целом, постструктурализм можно представить как развернутую критику структурализма (см. СТРУКТУРАЛИЗМ) и связанного с ним образца научности, организованную по нескольким направлениям. В качестве непосредственных предпосылок постструктурализма выделяют ряд событий в общественной жизни, тесно связанных со всей сферой интеллектуального производства. Так, события 1968 года пометили определенный разрыв со структурализмом, их лозунгом стала фраза «Структуры не выходят на улицы», которая мыслилась как неспособность структуралистской теории справиться с реальными социальными трансформациями. Немалое значение для появления поструктуралистских направлений в философии имело и собственное развитие структурализма. Одним из наиболее ярких примеров являются исследования лидера этнологического структурализма К. Леви-Строса (см. ЛЕВИ-СТРОС Клод), который вводит понятие «плавающего означающего», подразумевающее существенно иное отношение к логике семиотической и социальной структуры, а также приходит к выводу о невозможности отличить собственное исследование от исследуемого материала, например, мифов, поскольку само научное исследование представимо в качестве мифа о мифах, то есть в виде обширной системы цитирования и переписывания множества мифов.
В постструктурализме выделяют несколько направлений, определимых по рассматриваемым проблемам и точкам приложения критических усилий. В «текстуальном» постструктурализме разрабатывается представление о невозможности строго структурного описания текста, предполагавшегося в тех его моделях, которые первоначально были перенесены из структурной лингвистики. Текст или «гипертекст» строится как открытая автореференциальная система цитирования, прочитываемая при помощи множества кодов, перечень которых всегда остается незавершенным, повторно изобретаемым. Подобный взгляд на текст демонстрируется в одном из манифестов постструктурализма — «S/Z» Ролана Барта (см. БАРТ Ролан). Теория гипертекста стала базовой для ряда литературоведческих школ, позволив отказаться от традиционной и даже «новой» критики. Текст у Барта оказывается динамическим образованием, любая структурная единица которого может быть проинтерпретирована в терминах иных единиц, в ссылке на другие, пусть и не актуальные, «единицы» текста. Таким образом, само представление о возможности выделения некоторых инстанций структурного анализа систематически оспаривается, уступая место теории «удовольствия от текста», которое рождается в результате существования принципиально неустранимых текстовых разломов, скольжений, которые препятствуют осуществлению любой герменевтики текста. Существенным моментом постструктуралистского понимания текста является «децентрация», то есть отсутствие жесткой привязки как к плану «реального» (описываемого текстом, сюжета и т.п.), так и к плану выражения, то есть к субъекту. Текст не является прямым «выражением» говорящего субъекта, напротив, субъект представляется функцией языка. Такой взгляд, распространенный и в самом структурализме, усиливается тем, что «прагматика» языка получает отсроченный характер, текст, вне которого ничего нет, не образует каких бы то ни было границ, на которых можно было бы испытать «действие текста».
Ведущим направлением постструктурализма стала деконструкция, понимаемая достаточно широко, то есть не только как деконструкция текстов западной метафизики, но и как общий «метод» исследования литературных текстов. Деконструкция предполагает возможность выделения инстанций, которые не могут быть описаны как элементы структуры. Так, исследуя работы К. Леви-Строса, Ж. Деррида (см. ДЕРРИДА Жак) обращает внимание на функционирование такого понятия как «инцест», одновременно и базового для мифологии, и внешнего для нее. Инцест — это и понятие культуры, и нечто, целиком противоположное культуре, то есть инстанция, которая различает культуру и природу, не являясь ни тем, ни другим. Систематическое обнаружение подобных неразрешимых в структурных оппозициях инстанций, получив название «деконструкции», стало основой для критики структурализма как метафизической теории, предполагающей обнаружение одного или нескольких центров структуры. В рамках деконструкции утрачивают свое значение такие оппозиции структурализма как «означающее/означаемое» или «синтагматика/парадигматика». Текст представляется в виде «палимпсеста», множества неприсутствующих или присутствующих в форме «следа» слоев других текстов. Деконструкция (см. ДЕКОНСТРУКЦИЯ) не ограничивается построением «теории» текста, выдвигая определенный корпус онтологических заключений, главное из которых состоит в необходимости деконструкции использования самого «термина» «бытие», представляющегося в качестве истины всех остальных слов.
Параллельным и во многом противоположным по отношению к деконструкции постструктуралистским течением является «генеалогия власти» Мишеля Фуко (см. ФУКО Мишель Поль), а также «шизоанализ» Ж. Делеза (см. ДЕЛЕЗ Жиль) и Ф. Гваттари (см. ГВАТТАРИ Феликс). Если концепция Фуко периода «Слов и вещей» получила признание в качестве одной из наиболее успешных реализаций структуралистской парадигмы, то такие работы, как «Надзирать и наказывать», «Рождение клиники», «История сексуальности» стали базовыми для постструктуралистского подхода. В «Словах и вещах», дискурс и эпистемы, от которых он производен, представляются замкнутой реальностью, требующей относительно автономного способа исследования. Однако проект «археологии знания» сталкивается с проблемой перехода от одной эпистемы к другой, а также с вопросом о собственном функционировании каждой из эпистем. Инстанции и пространство власти, анализируемые в работах позднего Фуко, становятся «внешним» самого знания, которое, однако, не может быть подвергнуто редукции. Для самого Фуко подобный переход не представляется революционным, скорее, речь идет о расширении и углублении исследования, смене ракурсов и новой постановки вопросов обоснования знания. В «генеалогии власти», подразумевающей реконструкцию способов организации современного общества путем применения различных властных практик, то есть практик манипулирования другими, практик интернирования и демаркации, дискурс выступает в качестве одного из «элементов», то есть автономная логика дискурса размыкается в сторону всегда открытого поля властных отношений, которые уже не могут быть организованы согласно этой логике.
«Шизоанализ» Делеза и Гваттари наиболее тесно связан с политическими событиями 1960-х гг., представляя собой радикальную критику не только капиталистического общества, но и структурного психоанализа Лакана (см. ЛАКАН Жак). Если для последнего единственной сферой анализа было воображаемое и символическое, то есть способы, посредством которых субъект получает признание другого субъекта, всегда опосредованное языком и социальными нормами, то шизоанализ претендует на вскрытие «реального», оставшегося за бортом лакановского психоанализа. По мнению теоретиков шизоанализа, структурализм приводит к господству «означающего», «имени Отца», заявленного как базовый объяснительный принцип как у Фрейда (см. ФРЕЙД Зигмунд), так и у Лакана. За структурами воображаемого и символического разыгрывается игра «машинного бессознательного», реализующаяся не благодаря диалектике желания, а путем детерриториализации, постоянной смены кода собственного желания и желаемого. Провозглашенный Делезом и Гваттари отказ от означающего предполагал отказ от главной психоаналитической структуры — «Эдипова треугольника» и, как следствие, принципиальное недоверие к культуре, базовым понятием которой стал «невроз». Героем шизоанализа становится «состоявшийся шизофреник», то есть не всем известный и карикатурный субъект клинического вмешательства, а «объект» машинного желания, занимающийся позитивным раскодированием потоков желания.
На протяжении своего формирования концепции постструктурализма, не подвергаясь жесткой кристаллизации, оставались связанными с более широким культурным контекстом, примыкая и сливаясь с обобщенным феноменом «постмодернизма». Прямое использование постструктуралистских сюжетов можно выделить не только в работах самых разных мыслителей (кроме уже упомянутых отметим Ж. Бодрийара (см. БОДРИЙАР Жан), Ю. Кристеву (см. КРИСТЕВА Юлия), Л. Иригарей, Д. Батлер, Ф. Джеймисона, Ж.-Ф. Лиотара (см. ЛИОТАР Жан-Франсуа)), но и в искусстве (например, у Ж.Л. Годара (см. ГОДАР Жан Люк) или Вуди Аллена (см. АЛЛЕН Вуди)), литературе (классический пример — У. Эко (см. ЭКО Умберто) и Х. Л. Борхес (см. БОРХЕС Хорхе Луис)). В 1990-е гг. постструктуразизм в значительной мере теряет свое относительное концептуальное единство, одновременно растет его критика извне, в том числе и со стороны представителей естественных наук.