- Взгляд на египетскую Фауну
- Тут, в Нильской долине, - жизнь; кругом - оцепенение и смерть Египет - это Нил со своими илистыми берегами; все остальное - скалы и песок Юлиус Мозен
Если внимательно посмотреть на географическую карту Египта, на которой Нильская долина представляется устрицей, лежащей между двух створок раковины, то можно наперед сказать, какой класс животных с наибольшим удобством мог развиться в этой оригинальной стране. Не всякий зверь может ужиться в такой узкой долине, растянутой и несколько расширенной только у самого моря. Долина так тесна, что большие звери не найдут в ней ни достаточно пищи, ни безопасных логовищ; горы так бесплодны, что многих травоядных прокормить не могут; леса такие редкие и малоплодные, что в них нельзя укрыться ни травоядным, ни крупным и опасным хищным зверям. Зато земноводные и птицы с охотой уживутся в таком месте, где влага и суша сходятся между собой так удивительно, и песчаные пустыни прилегают непосредственно к болотам. Ясно, что египетская земля всего лучше приспособлена для птиц.
Перелетная птица, залетающая на перепутье с севера, находит здесь все удобства: крупные, зубчатые, обнаженные горы, которые окаймляют равнины, цветущие, возделанные и поросшие лесами; веселые поля, достаточно обширные, прилегающие к жгучим песчаным пустыням; могучий Нил с бесчисленным множеством каналов; морской берег, изборожденный соляными озерами и болотами, которые то заливаются морскими волнами, то питаются подземными источниками пресной воды. Один из приятнейших климатов земного шара, равномерно господствующий на пространстве в шесть градусов по широте, позволяет птице выбирать любое место для отдыха вдоль берегов громадной реки. Последствия такого удобного положения очевидны: в Египте повсюду, куда ни пойдешь, встречаешь птиц.
Над вершинами неприступных гор, в ущельях которых только и водятся шакалы да ночные хищники - гиены, высоко в небесах парят грифы, зорким глазом высматривая падаль. Лишь изредка спускаются они отдохнуть на утесе, пережидая, пока совершается процесс пищеварения, или же строят в расселине скалы свое грубое гнездо. Небольшой египетский стервятник, доверчивый Neophoron percnoptems, встречается в каждой египетской деревне, где он отыскивает отвратительный корм. Его встретишь иногда даже у городских ворот или на развалинах древних дворцов и храмов, на стенах которых и поныне видны его изображения.
Сипуха
Смелые благородные орлы избрали своим местопребыванием пальмовые рощи среди полей; весь день они гоняются за добычей, а к вечеру, насытившись, рассаживаются по деревьям на ночлег. Сюда же слетаются на покой змеиные крачуны*, которые по целым дням деятельно занимаются истреблением различных земноводных; быстролетные благородные соколы, коршуны, сарычи, ленивые пустельги.* Обыкновенный змееяд (Circaetus gallicus).
Каня** плавно летит по золотистому вечернему небу к апельсиновым садам, где она поселилась; в разбросанных группах мимоз приютились луни; они садятся на самые нижние ветви и прижимаются к стволу.* * Elanus riocourii, чернокрылый дымчатый коршун, характерный для Северной Африки.
Между тем как дневные хищники устраиваются на ночлег, ночные встают на работу. Один редкий филин выходит вместе с гиеной и шакалом из своего безопасного убежища в утесах и появлением своим наводит ужас на египетские голубятни или на выводки рябков, плотно прижавшихся к песку пустыни; вой гиены пугает газель, мирно пасущуюся в поле; завывание шакала наводит уныние.
В каждой деревне по крышам жилищ виднеются домовые сирины*, они самыми оживленными телодвижениями переговариваются между собой, зловещий крик их в Египте не пугает никого; напротив того, всякий любуется этим опрятным маленьким животным, которое, завидев человека, тотчас начинает уморительно кланяться и выделывать различные курбеты и до того освоилось с людьми, что охотно гнездится в трещине феллахского жилища.* Домовый сыч (Athene noctua). Сидя, иногда покачивает хвостом, особенно при виде человека.
Зловещее значение (предсказание смерти) приписывают, напротив того, обыкновенной сипухе, которая в Египте, так же как и везде, селится в жилых местах и по ночам с криком летает взад и вперед. В более пустынных местах (хальфах) по ночам вместе с египетскими совами подымаются на добычу козодои (Caprimulgus aegyptius); описывая в воздухе грациозные круги, они быстро и беззвучно летают над травянистыми зарослями и ловят насекомых.
В каждом селении водятся многочисленные стаи ласточек, милых птиц, которых не стреляют нигде, кроме Италии, и которых арабы зовут райскими птицами за то, что они, не убоясь пламенного меча херувимова, проскользнули через райские врата вслед за человеком, когда Адам был изгоняем из Эдема. Араб ребячески радуется, если одна из этих "благословенных птичек" пристроит свое гнездо в стропилах его жилища, и не возбраняет ей гнездиться даже под кровлей своих мечетей. В селениях водится вид Hirundo boissoneaati, а по скалам у берегов Нила и в уединенных гробницах шейхов гнездится преимущественно Hirundo cahirica.
Хохлатая кукушка
По зеленеющим равнинам шумят и резвятся рябки, в песчаных пустынях быстроногие соловые бегунки и увертливые маленькие жаворонки с кривыми клювами; в скалистых пустынях водятся стаи диких, или скалистых, голубей; на сухих полях живут полевые коньки, полевые и хохлатые жаворонки; на клеверных лугах - несметное количество щевриц. Тут же где-нибудь день и ночь бродит египетская лисица, охотящаяся за мелкими пташками; нередко в ближнем кустарнике или в хлебах с той же целью притаилась и болотная рысь или здешняя дикая кошка, оспаривающая у нее добычу.
С вершины смоковницы раздается громогласное пение невзрачного дрозда; в кустах саликарии, как флейты, распевают славки; на шелковичных деревьях и в терновых изгородях щелкает египетский соловей; на низких кустарниках сидят попарно миловидные щурки, которых особенно много встречается по опушке мимозовых зарослей; в глубине этих рощиц, в самой чаще, водится нелюдимая хохлатая кукушка*, всегда чуждающаяся своих птенцов и отдающая их на воспитание вороне, в гнезде которой она кладет свои яйца.* Coccystes glaclarius вид, характерный для стран, окружающих Средиземное море.
Пустынный ворон встречается лишь в обш ирных пальмовых лесах; гораздо чаще попадаются на глаза серые, или обыкновенные, вороны, которые гнездятся в садах по городам и деревням. Миловидные горлицы водятся в каждом лесу; весьма часто встречаются также некоторые виды сорокопутов.
Таковы в общих чертах представители птичьего мира. Гораздо богаче и разнообразнее мир водоплавающих и болотных птиц, населяющих берега озер, каналов, реки и болота. Для птиц, прилетающих с севера, наибольшие удобства представляет дельта, заключающая в себе озера, болота и лагуны. Озера, из которых самое обширное Мензалэ, изобилуют рыбой, насекомыми и иными водяными животными и поэтому привлекают громадное количество птиц, питающихся ими. Озера врезаются в сушу неглубокими, тинистыми заливами и с помощью разветвленных каналов соединяются с настоящими болотами, заросшими тростником, или же с рисовыми плантациями. Все это водное пространство обыкновенно обрамлено великолепнейшими пальмовыми рощами. Здесь образуется совсем особый мир - истинный рай для птичьего населения. Определить, хотя бы приблизительно, численность этого населения, по-моему, невозможно. Для натуралиста истинное наслаждение наблюдать за жизнью птиц, но, глядя на их несметные полчища, трудно понять, как могут на таком пространстве прокармливаться сотни тысяч экземпляров, которым на ежедневное продовольствие нужно по меньшей мере 60 000 фунтов рыбы.
Озеро Мензалэ, на котором преимущественно сосредоточивается наше внимание, и в летнее время изобилует птицами, но настоящее оживление на берегах его наступает зимой. Как только золотисто-желтая иволга и быстролетная ласточка возвестят начало птичьего перелета с севера, так один за другим появляются все знакомые северные гости; стаи птиц иногда затемняют воздух. Перепела летят такими сплошными тучами, что в один час стрелок может положить их до тридцати штук, едва успевая заряжать ружье. Бакланы, эти настоящие морские птицы, притом искуснейшие рыболовы, летят тысячами. Все породы и виды уток, известные в Германии, здесь налицо; особи одного вида собираются стаями и покрывают озеро сплошь на четверть мили; их ловят в таком множестве, что за один зильбергрош продаются четыре утки. Орлы-могильники и подорлики, сапсаны, балабаны и иные представители благородных соколов, разумеется, не пропускают случая поживиться легкой добычей и слетаются сюда во множестве. Дикие гуси и фламинго особенно опасаются мощного орла-могильника, который неутомимо преследует их и истребляет с успехом. Там и сям на берегу встречается одинокая и неподвижная фигура хищного орлана-белохвоста, которого равно страшатся и крупные, и мелкие птицы; напротив того, хищная речная скопа со своими крепкими когтями, по-видимому, внушает мало опасения, потому что нередко сидит среди стаи уток. Эти утки очень хорошо знают, что скопа питается рыбой, и потому допускают ее летать над собой на расстоянии фута; но зато уткам известно, что нет у них врага хуже благородного сокола.
Этот хищник издалека высматривает свою жертву, зоркий глаз его с высоты вперяется в стадо уток, мирно плавающих и крякающих в мелководной бухте; как молния, сокол падает с неба в середину стаи, и одна из уток неизбежно становится его добычей. Остальные в испуге взлетают вверх, но вскоре снова опускаются на воду, как бы зная, что от такого врага все равно нигде не укроешься. Но сокол еще не вполне овладел своей жертвой. Едва он успел подняться с нею в воздух, как уже за ним погнался задорный коршун-паразит с своими товарищами. Сокол гордо предоставляет свою добычу этим бродягам, предпочитая совершить новый самостоятельный набег, лишь бы не вступать в борьбу с такими недостойными соперниками.
В мелководных местах, кроме уток, водится множество других болотных и водяных птиц. Весь берег усеян сотнями песочников, грязовиков и улитов. Несколько поглубже в воде стоят шилоклювки, расписанные попеременно черными и белыми перьями, и ходулочники с темными спинками; оба ловят водяных насекомых. Шилоклювки для этой цели низко опускают голову, а ходулочники, знакомые нам посетители деревенских прудов (ходулочники-акатки), охотятся больше по окраинам заливов. Далее, на еще большей глубине, стоят большими стаями колпицы и своими широкими лопатовидными клювами проворно роются в озерной тине; за ними, как бы выстроившись во фронт, длинными огненными рядами блистают на высоких ногах тысячи фламинго.
Арабы ловили этих великолепных птиц сетями; они говорили мне и о другом способе ловли, но так как я не видал, как это делается, то и не ручаюсь за достоверность. Выследив предварительно, в каком месте фламинго собираются на ночлег, один араб садится на легкий плот или паром, связанный из камыша, и, приблизившись как можно осторожнее к спящему стаду, отыскивает чауша, или сторожевого фламинго, который, пока остальные спят, непременно стоит и караулит, запрятав голову под крыло. Араб, раздетый донага, осторожно приближается к нему под водой, быстро хватает за шею и, опустив ее под воду, переламывает там пополам. После этого охотники хватают спящих краснокрылов и связывают их, сколько успеют второпях. Петли, арканы или сетки для этой цели заготовляются, конечно, заранее. Говорят, что этим способом в одну ночь забирают более 60 экземпляров.
Фламинго, или пашарош (как называют его арабы), - одна из крупнейших птиц. На пирах римского императора Лукулла* считалось необыкновенно лакомым блюдом кушанье, приготовленное из мясистых, сочных языков фламинго.* Лукулл (ок. 117 ок. 56 до н.э.) был не императором, а всего лишь римским полководцем, сражавшимся на берегах Черного моря с Митридатом Понтийским. Славился богатством, роскошью и пирами, отсюда "лукуллов пир".
Многие ученые усомнились в справедливости этого сказания на том основании, что у римлян не было огнестрельного оружия. По-моему, именно огнестрельным-то оружием и мудрено убить такое множество этих пугливых птиц, и я уверен, что в те времена на болотистых берегах Черного моря краснокрылов точно так же ловили сетями, как и теперь на озере Мензалэ.
Обыкновенный фламинго
Большие стаи пеликанов, занимающихся коллективной ловлей рыбы, переплывают обширные пространства. Нужно видеть, какое тут несметное количество этих прожорливых птиц, чтобы понять, что приведенная мною примерная цифра ежедневного потребления рыбы птицами далеко не преувеличена. Нигде на северо-востоке Африки пеликаны не водятся в таком громадном числе, как на Мензалэ. Во время нильского разлива очень часто случается видеть на поймах от 1000 до 1200 пеликанов в одном месте; но все это пустяки по сравнению с теми легионами пеликанов, какие встречаются на Мензалэ. Здесь они часто покрывают собой сплошное пространство протяжением на полмили; если смотреть издали, такие места представляются украшенными несметным множеством белых водяных лилий.
Проворные птицы деятельно и бодро ищут в волнах. Они сначала располагаются широким хороводом в круг, потом теснятся все ближе к центру и таким образом отрезают у рыб всякую возможность отступления. Птицы жадно погружают свои длинные шеи вглубь, крепкие клювы раскрываются, и рыбы, одна за другой, пропадают в ненасытных желудках. После таких трудов пеликаны спокойно отдыхают на песчаных отмелях, охорашиваются, ощипываются и оправляют свои гладкие, короткие перья, которые в зимнее время принимают бледно-алый оттенок, свойственный многим плавающим птицам. Когда выстрелишь из ружья в такую стаю плавающих пеликанов, они взлетают с шумом, который слышен за четверть часа ходьбы и уподобляется барабанной дроби на двадцати барабанах.
Пеликан плавает хорошо, но нырять решительно не способен. Я полагаю, что причиной этому особое устройство его подкожного жирового покрова: он состоит из множества крупных ячеек, очень плотно прижатых одна к другой, наполненных воздухом и образующих слой от 6 до 10 линий в толщину. Какова бы велика ни была опасность, пеликан никогда не прячется в воду, не ныряет, как то делают в подобных случаях все плавающие птицы, исключая чаек и крачек.
Арабы ловят и едят пеликанов, хотя это запрещено по мусульманским законам, ибо когда строилась в Мекке Кааба, воду нужно было привозить издалека. Аллах не захотел, чтобы священное здание осталось недоконченным; он послал тысячи пеликанов, которые наполняли свои обширные мешки водой и таким образом доставляли ее рабочим.
Пойманный в молодости пеликан очень скоро становится ручным, повсюду ходит один и сам достает пищу. Туземцы ценят его мясо наравне с бакланьим, однако мясо баклана считают выше.
Оно чрезвычайно жирно, отзывается ворванью и для нас несъедобно. Но арабы не обладают особенно утонченным вкусом и думают: все что жирно, то и хорошо.
Вместе с пеликанами попадаются лебеди-кликуны, множество казарок, бес- численные чайки и крачки, держащиеся на свободной поверхности озера. Гораздо больше видов (но не особей!) птиц живет в болотах около озера. В каждом рисовом поле скрываются мелкие и крупные бекасы или малые кулики; они до такой степени многочисленны, что хороший стрелок может там поохотиться всласть. Реже попадаются кроншнепы; вальдшнепов, дупелей и средних куликов нет вовсе. На открытых местах между камышами можно видеть караваек стаями от 20 до 30 штук. Разнообразные цапли избирают более открытые и глубокие места, тогда как большая белая цапля, дающая драгоценные перья, прячется в самых густых камышах, внимательно сторожа охотника и, завидев его еще издали, взлетает, медленно ударяя крыльями. Выпь скрывается в густых зарослях; товарищ ее - ночная цапля, или кваква, - сидит с растопыренными крыльями и полузакрытыми глазами на самой верхушке сикоморов и пальм, часто среди деревень, взглядывает по временам на солнце и опять смыкает свои веки для сна и мечтаний, если светило окажется еще слишком высоко. Малая белая цапля, или цапля-нужда, вместе с желтой цаплей, попадающейся всегда поодиночке, бродит в рисовых полях; коровья цапля египтян спокойно расхаживает по клеверным полям, заходит в стада и усаживается на спины египетских буйволов, освобождая их от насекомых. Она не боится людей; козни охотника ей незнакомы.
Большая белая цапля
Малый баклан лазит по камышам; пестрый зимородок сидит тут же или перелетает с места на место, порхая над открытой водой; завидев рыбу, он бросается за ней с быстротой стрелы, так что всплеск воды высоко поднимается над ним. Если ему посчастливилось, то он садится на прежнее место и переваривает пищу. Наш же более красивый и робкий зимородок с голубой спинкой держится в укромных местах. Дроздовидная камышевка вместе с варакушкой перелетает в камышах и следит почти за каждым полетом камышового луня, который здесь обыкновенен. С криком и шумом кружатся крачки; большая крачка, или чеграва, опускает тяжелый клюв книзу и бросается временами с большим шумом в воду.
Дно морское исследуют гуси и пеганки; на всех островах попадаются быстрые ржанки и береговики.
Охотник пробирается сквозь камыши, разыскивая редкую птицу; вот ему попадается постоянно внимательный шпорцевый чибис. Он мгновенно подымается и начинает кружиться с громкими криками над головой охотника, постоянно суживая свои круги. Его сторожевой крик нарушает покой остальных птиц, которые спешат удалиться одна за другой.
"Это тебе даром не пройдет!" думает охотник; выстрел повергает чибиса на землю. Чибис этот имеет темные грудь и голову, белую шею и серый верх; на ручных сочленениях у него находятся более или менее длинные острые шпорцы. Мы думаем, что это - оружие птицы, но что это на самом деле, арабы знают лучше нас.
Малая белая цапля
"Все птицы, - рассказывают они, - устроили однажды большой праздник в честь Аллаха и собрались на обширном месте. Со всех сторон света слетелись пернатые гости, недоставало только одного чибиса. Через три дня, наконец, появился и он и извинялся, что опоздал, потому что проспал. Но над ним разразился гнев Аллаха, который сказал ему: "За то, что ты спал в то время, когда все птицы собрались в честь мою, вперед ты не будешь спать уже никогда". Затем он приставил ему к обоим крыльям шпоры. Как только несчастная птица захочет заснуть, эти шпоры втыкаются ей в бока, и она, проснувшись, начинает летать и кружиться, беспрестанно издавая жалобный крик".
Болота особенно оживляются после заката солнца; тогда на них собираются большими стаями утки, гуси, чайки, крачки, бакланы, цапли и другие болотные птицы, которые днем были рассеяны по обширной поверхности озера, теперь же слетаются сюда на ночлег. Отовсюду раздается разнообразнейшее карканье, писк, гоготанье, кваканье, барабанные звуки, свист и всякого рода голоса.
По временам из этого хаоса звуков раздается звонкий голос песочника; тут же слышится глухой бас пеликана. Тихо ударяя крыльями, подымается кричащая цапля, отыскивая уютное местечко; крякающие утки, гогочущие гуси внимательно следят за ее полетом. Громкий приветственный крик других цапель встречает ее, когда она опускается по соседству от них. Мало-помалу становится тише; крик переходит в болтовню, карканье в шепот. Теперь начинают раздаваться ночные голоса.
Дикая свинья, скрывшаяся в камышах, подымается с логовища и отправляется за добычей. Осторожно обнюхивается она на все стороны и затем пускается по знакомой тропинке. Она подвигается, постоянно прислушиваясь, и горе тому, кто неосторожно и не приготовившись нападет на нее. Страшным своим оружием, клыками, она разрывает ему кожу или даже живот.
Но умный охотник не допустит этого. Он скрывается в хорошо выбранном местечке и ожидает прохода зверя, держа в руке винтовку. Вот зверь появился, едва слышно щелкает курок, но зверь все-таки на мгновение останавливается, прежде чем продолжить путь. Сердито хрюкая, поворачивает он голову; тогда раздается выстрел. Страшный рев, затем следует короткое хрипенье, и вот зверь лежит без дыхания. Если выстрел был неудачен, охотник должен тотчас же браться за лежащую подле него двустволку; зверь непременно на него нападет.
В тех же местах появляется хитрый шакал и без шума крадется по земле. Короткий хвост опущен, нос в постоянном движении. Время от времени он останавливается, поджимает хвост и жалобно лает. Затем спешит дальше.
Теперь приободряются и ночные птицы. Ночные цапли выспались, намечтались и расправляют крылья; с наступлением темноты они вылетают. С криком покидают деревья и летят на болота, чтобы начать охоту за рыбой и амфибиями. Дотоле молчаливая выпь опускает клюв в воду и издает громкий крик, который можно счесть за рев быка. При лунном свете оживляются и другие птицы. Колпица-лопатень переворачивает ил так же тщательно, как при солнечном свете, и все ржанки толпятся так же беззаботно и весело, как днем. Авдотка, птица по преимуществу ночная, появляется из деревень и городов, где она прохаживалась днем по плоским крышам больших зданий, и спешит присоединиться к веселому обществу. Задолго до утренней зари отлетают все эти ночные птицы на покой. С началом дня покидают болота и те, которые прилетали сюда ночевать; с восходом солнца восстанавливается здесь порядочная тишина. Но поиск пищи привлекает птиц на болота и в светлое время суток, так что они никогда не остаются без обитателей.
Таким образом, это совместное житье разнообразных птиц продолжается почти всю зиму, пока усиливающиеся лучи солнца не изгоняют одних, привлекая других. К концу февраля начинают собираться в путь бакланы: вечерами они направляются к ночлегу обыкновенно длинными вереницами; но с каждым днем эти стаи становятся все меньше и меньше.
Ушан обыкновенный
Пеликаны уже приготовились к отлету; фламинго все более и более разлетаются. Каждую ночь слышится шум крыльев уток. Орлы, не отлетающие в Европу, удаляются на некоторые пустынные острова и начинают гнездиться; многие коршуны устраивают гнезда уже в январе, а некоторые прилежно строятся в феврале. К этому времени начинают сохнуть болота, которые поддерживаются иногда выпадающими дождями. Число обитателей их уменьшается, по мере того как они высыхают. В середине марта появляются птицы из более южных мест. Одно время все кусты оживлены славками; на пшеничных полях раздается голос перепелки. Они остаются здесь на короткое время, чтобы среди обильного корма приготовиться к путешествию через море.
К концу марта все птицы в полном перелете, а те, которые к началу апреля еще не отлетели, остаются в Египте и на лето. Щурки снова располагаются на знакомых деревьях, разыскивая обрывистый берег, чтобы основать в нем потом колонию гнезд. Жара в Египте в апреле та же, что у нас в Европе в июне и июле. Большинство хищных птиц, вороны и голуби уже вывели в это время птенцов.
О млекопитающих Египта я уже упоминал. Представляю еще краткий их перечень. Газели, козлы, дикие кабаны, даманы, много мышей и крыс, живущих в домах Каира; водятся зайцы, замечательные своими необыкновенно большими ушами; два вида хорошеньких тушканчиков, из которых один, Jaculus jaculus, называется арабами "джербоа"; несколько землероек; небольшой еж; фараонова крыса, или ихневмон, — тот зверь, который прежде питался яйцами крокодила, теперь же довольствуется и куриными; лисица; обыкновенный шакал; полосатая гиена, египетская дикая кошка; болотная рысь и до сорока видов летучих мышей.
Египет - страна летучих мышей. В каждом древнем монументе, в каждом старом доме, в каждом темном минарете они живут дюжинами. Во многих горных пещерах, в щелях скал скрываются они тысячами. Почти каждое из семейств этого отряда представлено здесь многими видами. На закате солнца воздух наполняется тучами летучих мышей. Поблизости Каира они летают тысячами.
Египетские рыбы мне незнакомы; класс пресмыкающихся богат змеями и ящерицами. Сюда можно присоединить и нескольких сухопутных черепах, в Ниле живет большая речная черепаха.
До сих пор из египетской фауны исследованы учеными только классы птиц, млекопитающих, рыб и насекомых. К числу обширнейших работ в этом отношении принадлежит большое творение французской экспедиции*, а также наблюдения Рюппеля** и Эренберга***.* Большая французская экспедиция ученых различных специальностей сопутствовала Наполеону во время его египетского похода 1798-180/ годов.* * Рюппель (1794 1884) немецкий ученый, исследовавший в 1822 1840 годах фауну Египта, Нубии, Кордофана, Абиссинии и Аравии.* * * Эренберг Ц. Г. (1795 1876) профессор медицины в Берлине. Путешествовал в 1820 - 1826 годах по Египту, а в 1829 году был участником экспедиции А. Гумбольдта по Западной Сибири.
Классификацией летучих мышей занимался Жоффруа Сент-Илер, Рюппель - преиму- щественно рыбами; один Эренберг, насколько нам известно, с одинаковым старанием исследовал все классы богатой здешней фауны. В Египте можно сделать еще много открытий, но только в том случае, если какому-нибудь естествоиспытателю удастся прожить здесь несколько лет и объездить всю страну. Только тогда можно надеяться получить полный обзор египетской фауны. При кратком пребывании это невозможно.
Жизнь животных. — М.: Государственное издательство географической литературы. А. Брем. 1958.
