Семейство дрофиные

        Дрофа (Otis tarda) самая большая из европейских птиц. Ее длина достигает свыше одного метра, размах крыльев 2,2-2,4 м, длина крыла около 70 см, хвоста - 28 см; вес птицы 14-16 кг. Голова, верхняя часть груди и часть крыла светлого пепельно-серого цвета. Спина по ржаво-желтому фону испещрена черными поперечными полосками; затылок ржавого цвета. Нижняя часть тела грязно-желто-белая. Маховые перья темные серо-бурые с узкими черно-бурыми наружными бородками и такими же кончиками; стволы их желтовато-белые. Перья предплечья черные, у корня почти чисто белого цвета. Рулевые перья прекрасного цвета с белыми кончиками и черными полосками перед ними; крайние из них почти белые. Борода состоит из 30 длинных, нежных, узких, рассученных серовато-белых перьев. Глаза темно-карие; клюв черноватый; ноги серовато-рогового цвета. Самка отличается заметно меньшей величиной, менее ярким оперением и отсутствием бороды; длина ее не превышает 70 см, а размах крыльев - 180 см.
        Начиная с южной Швеции и средней России, дрохвы водятся во всей Европе и Средней Азии; в одиночку же и только зимой они попадаются в северо-западной Африке. В Великобритании они совершенно истреблены, хотя иногда еще появляются в качестве перелетных птиц; во Франции они сделались очень редкими птицами; в Испании встречаются только в некоторых местностях. В Венгрии, Молдавии и Валахии, в Румынии, в южнорусских степях и во всей Средней Азии дрофы считаются самыми обыкновенными птицами; они встречаются также в Малой Азии, в северной Сирии, Палестине и Марокко*.

* В наше время в Европе дрофа сохранилась в Испании, Германии, Венгрии, Чехии, Словакии, Австрии, Сербии, Болгарии, Румынии, Молдавии, Украине и России. В других европейских странах она уже не встречается. Везде дрофа находится под охраной, она внесена в список глобально угрожаемых видов и в Красные книги многих стран.

        Дрофа всюду предпочитает те местности, в которых занимаются хлебопашеством. Радде встречал ее, например, в тех местах, в которых резче всего проявлялся степной характер Средней Азии, гораздо реже, чем в Нижнеудинских и Баргузинских степях и в долине реки Селенги, хотя здесь местность холмистая или гористая. Но встречал именно потому, что и в тех, и в этих степях большое пространство земли засеяно хлебом. В Греции дрофа принадлежит к числу оседлых птиц всех равнин. В Испании она оживляет обширные плодоносные пространства обеих Кастилии, Ла Манчи, Эстремадуры и Нижней Андалузии. На островах Средиземного моря встречается только изредка.
        В России и в Средней Азии дрофа перелетная или, по крайней мере, кочевая птица. Она появляется здесь в известное время весной и остается на месте своего гнездовья только до августа, предпринимает, стало быть, ограниченное путешествие. Вальтер видал ее в Туркмении только как пролетную птицу, но слышал, что зимой там встречаются стаи дроф, по крайней мере, те, которые располагаются здесь на временный отдых во время своего пролета.
        Дрофа избегает лесистых местностей, потому что она за каждым кустом видит засаду. Точно так же избегает близости жилищ. Кюльц рассказывает, что в Евпатории, во время продолжительного холода, он видел стаи дроф, пролетавшие так низко над городом, что каждый, по своему желанию, мог стрелять их из ворот своего дома.
        Походка дрофы медленная и размеренная, придающая птице известную сановитость; но, в случае необходимости, она может бежать так быстро, что ее с трудом настигает даже собака. Перед взлетом она делает разбег в два-три маленьких прыжка, и затем уже поднимается на воздух, хотя не очень быстро, но без всякого усилия. Летит она, рассекая воздух медленными взмахами крыльев, но, когда достигнет известной высоты, устремляется так быстро, что охотник, желающий убить ее из винтовки, должен быть очень в себе уверен. Науман полагает, что ворона должна напрягать усилия, чтобы лететь наравне с дрофой; мне же лично никогда не случалось видеть, чтобы она летела так быстро.
        При полете дрофа вытягивает шею и ноги, а тяжелая грудь ее несколько свешивается вниз; поэтому ее можно узнать еще издали. Когда целая стая дроф поднимается одновременно, то каждая птица держится на известном расстоянии от другой, как будто из страха задеть друг друга своими крыльями.
        Голос дрофы, который она подает во всякое время, трудно выразить слогами; это тихое и своеобразное трещание, слышное только на самом близком расстоянии от птицы. В брачную пору Науман изредка слышал низкий глухой звук, будто в горле что-то бурлит, и сравнивает его со звуками "ху-ху-ху" домашнего голубя-самца.
        Согнанная с гнезда наседка издает, по Эберле, жалобное "цюу-цюуу".

Дрофа (Otis tarda)
        Опыт доказывает, что из всех внешних чувств у дрофы зрение самое развитое. От ее зоркого глаза ничто не укроется. "Дрофа уже издали, - говорит Науман, - усматривает грозящую опасность, в особенности, когда она представляется в виде подозрительной личности; охотник, надеющийся застать врасплох эту птицу, обыкновенно заблуждается, думая, что он настолько отдален от нее, что не может быть замечен. Напрасно он надеется, добравшись до холма или бугорка, под этим прикрытием приблизиться к птицам на расстояние выстрела.
        В тот самый момент, когда он, по его мнению, скрылся из виду дроф, они обращаются в бегство. Завидев опасность, дрофы вытягивают шею, но случается, что и нет; тем не менее всякий, знакомый с их нравами, замечает, что даже в том случае, когда они напускают на себя наружное спокойствие, то перестают пастись, некоторые смирно стоят на одном месте, другие беспокойно шныряют туда и сюда, но все стремятся к одному - спастись бегством. Каждый человек, внимательно рассматривающий дрофу, кажется ей подозрительным, будь он в образе крестьянина, пастуха или даже женщины. Можно подумать, что птицы на расстоянии более 300 шагов умеют читать по лицу человека, замышляет он против них что-нибудь злое или нет. Точно так же они умеют отличить ружье от всякой похожей на него простой палки".
        Науман полагает, что обоняние у дроф развито очень мало. Ему не раз случалось сидеть в землянке среди них, а они самым беззаботным образом расхаживали вокруг его засады до того близко, что некоторых он легко мог схватить рукой; их не пугал даже запах табачного дыма, выходившего из отверстия, проделанного в землянке для ружья. Во всяком случае, обоняние у них действительно очень слабое; но то, что дрофы отлично слышат, не подлежит никакому сомнению.
        Взрослая дрофа питается главным образом зелеными растениями, зернами и семенами, в молодости же почти исключительно насекомыми. Она ест все наши овощи, за исключением только картофеля, до которого обыкновенно не дотрагивается; всего же охотнее - молодой горох, капусту, не пренебрегает также сурепицей и горчицей, а в случае нужды ощипывает кончики обыкновенной травы. Зимой она питается преимущественно рапсом и злаками; летом, наряду с растительной пищей, ест и некоторых насекомых, хотя специально за ними не охотится, подстерегает, при случае, полевую мышь и поедает всякое подвернувшееся ей маленькое животное. Из наблюдений Эльснера вытекает, что дрофа только случайно разоряет гнезда. Всякую еду она берет клювом и разве лишь зимой раскапывает иногда ногами скрытую под снегом пищу. Для улучшения пищеварения глотает мелкие камешки. Жажду утоляет каплями росы, покрывающей утром траву.
        Уже в феврале, по наблюдениям Наумана, в поведении свободно живущих дроф замечается существенная перемена. "С этих пор оканчивается регулярное посещение известных пастбищ, определенный полет дроф к этим лугам и обратно, и миролюбивое сожительство между собой. Ими овладевает какое-то беспокойство, пробуждающее их к кочевке с одного пастбища на другое во всякое время дня. Самцы начинают ссориться из-за самок, преследовать друг друга. Союзы становятся шаткими, однако совершенно не распадаются. При таких обстоятельствах нередко случается, что в самозабвении дрофы летают над деревьями и в деревнях, даже по самым оживленным местам, так низко от земли, как никогда в обычное время. С гордой осанкой, надувшись, как индюки, приподняв распущенный веером хвост, самцы расхаживают около самок, редко отлетают далеко и, опустившись, тотчас снова принимают прежнее положение". Горловой мешок до того раздувается, что шея самца становится вдвое толще обыкновенного. В начале любовной поры возбужденный самец расхаживает с чуть опущенными крыльями и косо приподнятым в виде крыши хвостом. Но вскоре им овладевает весь пыл любовной страсти: тогда он надувает шею, закидывает голову так далеко назад, что она совершенно лежит на затылке, расширяет и опускает крылья, причем все перья их обращает вверх и вперед, так что последние плечевые перья почти закрывают голову сзади, а перья бороды - спереди; хвост отбрасывает так далеко вперед, что, строго говоря, видны только растопыренные нижние кроющие перья; наконец, верхнюю часть тела он пригибает книзу и в таком виде представляет собой какой-то удивительный перовой шар. Самонадеянность, заметная во всем его существе, выражается по временам в необыкновенной храбрости и в вызывающем задоре. Каждый самец служит для него теперь предметом ненависти и презрения. Он силится вызвать в нем чувство почтения, но так как и противник воодушевлен теми же побуждениями, то ему редко удается иметь успех, а потому волей-неволей приходится тотчас же начать бой. Смелые бойцы спешат друг к другу странными прыжками; для обеспечения победы пускается в дело вся сила клюва и ног. Ссорящиеся самцы преследуют друг друга даже на лету, причем делают в воздухе такие эволюции, каких нельзя было даже ожидать от них, и беспощадно долбят друг друга клювами. Но постепенно водворяется спокойствие. Сильнейшие самцы овладевают самками, и только слабенькая молодежь пытается еще с детским задором воспроизвести серьезное сражение, только что закончившееся у старших. С этих пор самец и самка держатся постоянно вместе; куда летит одна, туда же следует и другой*.

* Это не совсем так. Дрофы птицы полигамные, они образуют пары только на очень короткое время для спаривания. Спаривание происходит на току, самки устраивают гнезда без участия самцов. После спаривания парные отношения не поддерживаются.

        Гнездовье выбирается очень осторожно, причем старые пары относятся к этому делу еще заботливее молодых. Когда хлеб на полях поднимется уже настолько высоко, что может скрыть насиживающую самку, та выкапывает в земле небольшое углубление, выстилает его несколькими сухими стебельками, соломинками и былинками и кладет в него два или в виде исключения три небольших яйца, которые имеют 78 мм длины и 56 мм толщины; они короткой, овальной формы, с крепкой грубозернистой скорлупой без всякого блеска, по бледно-оливково-зеленому или матово- серо-зеленому фону рассеяны темные пятнышки и разводы. Дрофа приближается к своему гнезду обыкновенно с величайшей осторожностью, буквально подкрадывается к нему, очень редко показывается в это время и, лишь только заметит кого-нибудь, тотчас же прижимает плотно к земле шею, которую во время высиживания она держит прямо. Стоит только показаться неприятелю, как она тотчас же невидимо проскальзывает в рожь; если опасность появляется совершенно неожиданно, то вспархивает, но тотчас же снова бросается в рожь и скрывается бегом между колосьями. Если человеку случится дотронуться голой рукой до яиц дрофы, то она никогда уже к ним не вернется. Точно так же она безвозвратно покидает гнездо, если заметит, что почва около него утоптана человеческими ногами**.

* * Последние два утверждения не соответствуют действительности.

        После тридцатидневного высиживания вылупляются шерстистые, буроватые, с черными пятнышками птенчики, которых самка обсушивает под крыльями и после того уводит. Она любит их с нежной самоотверженностью. Охраняя птенцов от врагов, обрекает себя на опасность. В испуге летает совсем близко около нарушителя своего покоя, прибегает к искусству притворяться, столь свойственному всякой самке и, когда ей посчастливится провести врага, она снова возвращается к своим птенцам, которые в это время сидят, плотно прижавшись к земле, находя защиту в полнейшем сходстве своего оперения с окружающим. Свое первое детство дрофы проводят исключительно во ржи, и только впоследствии, приняв известные предосто- рожности, когда никого не видно вокруг, самка выводит своих птенцов на открытые паровые поля, но при этом никогда не заходит настолько далеко, чтобы не успеть вовремя и быстро скрыться в найденном убежище.
        Первая пища молодых дроф состоит из мелких жучков, кузнечиков и гусениц, которых мать отчасти выкапывает из земли, отчасти ловит. Вначале птенцы крайне беспомощны, ходят плохо и покачиваясь, и только уже впоследствии научаются сами отыскивать себе корм; в это время они начинают есть разную зелень, по словам Вангелина, преимущественно молодой горох. Только спустя месяц после появления на свет они становятся способными перепархивать небольшое расстояние; но еще через две недели начинают летать уже довольно хорошо и в сопровождении своих родителей пролетают дальние расстояния.
        Охота за дрофами считается одной из приятнейших, а потому эти птицы всюду ревностно преследуются. В прежние времена для такой охоты употреблялось особенное огнестрельное оружие, настоящая адская машина, которая состояла из многих, связанных между собой, ружейных стволов, но, вследствие своей непомерной тяжести, требовала для перевозки тележку. Опытные охотники любят охотиться на этих птиц в период их спаривания, когда самцы гордо чванятся своей красой, и подстреливают их тогда просто пулями. В это время охотники часто переодеваются крестьянами и идут с каким-нибудь кузовом или тачкой или берут крестьянскую рабочую лошадь и едут на ней или идут рядом, прикрываясь ее туловищем. Иные пытались перехитрить стаи дроф таким способом: брали крестьянскую телегу, накладывали в нее соломы, зарывались туда и подъезжали в таком виде как можно ближе к стае. Где хорошо знакомы с привычками дроф и знают их пролетный путь, там на них охотятся загоном, вспугивают и гонят их по такому направлению, что они вскоре натыкаются на хорошо спрятанную цепь стрелков. На полях, где там и сям имеются естественные, не подозрительные для дроф прикрытия, также с успехом пользуются засадами. Молодых дроф в средней Европе нередко преследуют с помощью собак и убивают во время охоты на куропаток. В русских степях на них охотятся с борзыми, а в Азии - с соколами или прирученными холзанами. Поджидают также первых заморозков с туманами и в такую погоду выезжают на лошадях в степи для охоты; в это время крылья дроф покрываются ледяной корой, которая мешает птице действовать ими. В суровые морозы дрофы, по словам Кюльца, целыми стаями разыскивают жилища уединенно живущих татар, и в это время их ловят там без всякого труда. Разные западни и петли, которые местами расставляют для них, редко приводят к цели. Гораздо больше человека дрофам вредят четвероногие и пернатые хищники, которые в состоянии осилить старую птицу и безнаказанно унести беспомощных птенцов.
        Мясо дроф совершенно несправедливо считается плохим. Хорошо приготовленные молодые дрофы представляют превосходное жаркое; да и старые птицы, если их для размягчения некоторое время продержать зарытыми в земле, не так дурны на вкус. Только совсем старых птиц, конечно, следует считать несъедобными; но их клейкое мясо доставляет, при варке, крепкий бульон и, тщательно освобожденное от жил и мелко истолченное, идет в качестве хорошей приправы на приготовление паштетов и битков.
        Стрепет (Tetrax tetrax). Помимо меньшей величины и различной окраски отличается от дрофы немного удлиненными перьями по сторонам верхней части шеи и на задней части головы. Длина птицы всего 50 см, размах крыльев 95, длина крыла 26, а хвоста 13 см. У самок, которые еще меньше величиной, стороны головы желтоватые, передняя часть шеи и груди светло-желтоватая с черными полосками; нижние шейные перья испятнаны сильнее, чем у самцов, верхние кроющие перья крыла белые с черными пятнами; оперение нижних частей белое.

Стрепет (Tetrax tetrax)
        В русских сибирских степях, которые следует считать центром области распространения этой птицы, она появляется иногда целыми массами, особенно во время перелета. "В первые дни весны, — говорит Кюльц, — сюда прилетают стрепеты, желанные гости, и притом, будто сговорившись, все разом в одну ночь, так что в один прекрасный день всюду видны целые стаи, тогда как еще накануне не замечалось ни одного. Вначале они держатся кучами по двенадцать и больше штук вместе, но потом, через несколько недель после своего прибытия, разделяются на пары"*. То же самое, вероятно, происходит и в Испании, так как и здесь стрепеты отлетают каждую осень, а весной снова появляются. Во время своих странствований стрепет попадает в местности, лежащие близ Атласских гор, и здесь зимует. В Египте он появляется редко: насколько мне помнится, в мои руки попался всего один экземпляр, убитый близ Александрии.

* Стрепет, как и дрофа, полигам и постоянных пар не образует.

        Стрепет не так исключительно привязан к равнинам, как его более крупный родич - дрофа; он встречается и в гористых местностях. В Испании гнездовьем своим избирает преимущественно виноградники, не обращая внимания на то, где они лежат, в равнине или на склонах гор; помимо этого, он поселяется в обществе с авдоткой в пустынных испанских "кампо". В Венгрии живет в "пусте", в южной России, во всей Сибири и в Туркестане - в степях. Лес он избегает с таким страхом, что не только не гнездится вблизи, но даже при перелете, скорее сделает круг, нежели пролетит мимо. Избрав своим гнездовьем хлебное поле, стрепет иногда утром любит прилететь на клеверное или эспарцетовое поле и провести здесь часика два, после чего снова возвращается в укромную чащу волнующейся нивы. С наступлением жатвы, которая страшно беспокоит его, он вынужден перекочевывать с одной пашни на другую.
        Взрослый стрепет питается большей частью насекомыми и червями, в особенности кузнечиками, жуками и различными гусеницами, не пренебрегая, впрочем, и растительной пищей. Желудки исследован н ых м ною стрепетов я находил наполненными преимущественно насекомыми. Для улучшения пищеварения они также проглатывают маленькие кусочки кремня. Стрепеты кормятся несколько раз в день; ранним утром, вскоре после восхода солнца, их вернее всего можно застать в разгаре деятельности. Они выбирают обширные клеверные поля с открытым видом; здесь зарываются в самую середину и, зорко оглядевшись вокруг, старательно принимаются обрывать листья и отыскивать насекомых. Осенью они то здесь, то там подбирают семена, но это случается, впрочем, редко.
        "Стрепет, - продолжает Тинеман, - птица красивого сложения, с приятным, приветливым нравом. Вследствие пугливости и осторожности ее, к сожалению, нельзя иначе наблюдать, как с помощью зрительной трубы из отдаленного укромного места. Как только она завидит человека, тотчас же неподвижно застывает на месте, вытянув шею кверху. При приближении человека шагов на 200 или 300, стрепет удаляется, затем начинает облетать приближающегося к нему человека, описывая над ним полукруг. По всей вероятности, для того, чтобы удостовериться в благонадежности его, так как стрепет отлично умеет отличить простого прохожего от подсматривающего наблюдателя и последнего, в свою очередь, от пагубного для него охотника. Большие глаза, обусловливающие прекрасное зрение, а также большие ноздри, свидетельствующие об отличном чутье, оказывают ему в этом случае большую услугу. Если же парочка находится где-нибудь внизу, то самец долгое время стоит торчком и озирается кругом, чтобы расследовать, нет ли где опасности, тогда как самка тотчас же принимается расхаживать, отыскивая корм. Если самке случится быть одной, то она проявляет такую же бдительность, как и самец, и отправляется промышлять пищу не прежде, чем убедится, что поблизости нет никакого врага. Семьи, скучившиеся в стаи или группы, завидев человека уже издали, улетают от него; отдельные же экземпляры, напротив, зачастую подпускают к себе человека на довольно близкое расстояние, они так плотно прижимаются к земле, что их можно совершенно проглядеть, и взлетают уже из-под самых ног человека. По всей вероятности, вследствие такой своей уверенности, некоторые стрепеты охотно задерживаются вблизи пасущихся дроф, однако никогда не вмешиваются в их стаи, но почтительно остаются в некотором отдалении, шагах примерно в 30-50.
        Полет их - трепещущий со свистом и так походит на полет дикой утки, что несведущий человек летящего стрепета принимает обыкновенно за утку. Вытянув голову и шею вперед, а ноги назад, стрепет рассекает воздух быстрыми взмахами крыльев, при этом проявляет обыкновенно скрытые белые части крыльев и производит шум, отчасти похожий на звон бубенчиков едущей вдали тройки. Только в октябре мне случилось видеть стрепетов, летающих обществами, причем медленными взмахами крыльев они описывали в воздухе большие круги, которые по красоте отнюдь нельзя сравнить со спиральным полетом аистов или соколов, так как круги эти имеют наклонное направление и очень неправильны. Эти полеты служат, очевидно, предварительным упражнением для дальнейшего путешествия, если не смотреть на них, как на прощание с родиной, на которую, прежде чем покинуть ее, им хочется еще раз бросить взгляд с высоты".
        К сожалению, масса стрепетов теряет свои выводки при косьбе клевера, причем гибнут даже и некоторые самки, так что размножение птиц вследствие этого весьма незначительно. Стрепеты представляют собой превосходную дичь, поэтому их всюду ревностно преследуют. В Испании птиц подают к столу под названием "фазаны". В южной России для охоты на них пользуются чаще всего телегами. Когда самец увидит подъезжающую к нему телегу, то боязливо всматривается в необыкновенное явление; если телега приближается осторожно, то он отлетает на небольшое расстояние, и тогда весь труд охотника пропал, или плотно прижимается к траве, или смело остается на месте, вызывая охотника своим "терркс-терркс". В обоих последних случаях самец погиб.
        В один из первых вечеров, проведенных мною в полуразвалившемся доме одного из предместий Каира, я, к немалому своему изумлению, увидел, что с плоских крыш домов слетали какие-то большие птицы, которые направлялись к садовым кустам, где и исчезали. Прежде всего, я принял их за сов, но полет их был совершенно другой, к тому же громкий крик, который издала одна из птиц, тотчас же вывел меня из заблуждения. Чем ближе надвигалась ночь, тем оживленнее становилось в саду, залитом ярким светом полной луны. В чаще апельсиновых деревьев шмыгали они точно привидения, исчезая так же внезапно, как и появлялись. Меткий выстрел дал мне должные разъяснения. Я бросился в сад и увидел, что убил хорошо знакомую мне по чучелам немецкую птицу авдотку, или леженя ночную дрофу. Впоследствии мне представлялось немало случаев наблюдать это странное существо, так как я встречал его или одного из его родичей, который мало отличается от него образом жизни, во всех областях южной Европы и во всех странах северо-восточной Африки, исследованных мною.