Троп

Троп (от греч. trepw - поворачиваю). - Особенного внимания требуютони как по своему значению в обиходе поэтической мысли, так и потому,что значение это в ходячем представлении и в большинстве учебных курсовхарактеризуется совершенно ошибочно. Основная ошибка общепринятыхвоззрений на поэтическую речь, нашедших выражение в учебниках теориисловесности, заключается в том, что образность ("изобразительность")считается здесь лишь свойством поэтического слога и изложения, тогда какона составляет сущность поэтического мышления. Дело представляется такимобразом: мысль - она предполагается уже готовой, добытой - может бытьвыражена в форме прозаической или поэтической. При чисто прозаическойформе изложения стилистика предъявляет к слогу писателя требованияправильности, ясности, точности и чистоты; поэтическая форма потребуетеще одного качества: "Существенное свойство поэтической формы выражениямыслей - говорится в одном учебнике - составляет изобразительность, т.е. употребление таких слов и оборотов, которые возбуждают в воображениичитателя наглядное представление или живой образ предметов, явлений,событий и действий. Изобразительности речи способствуют: эпитеты,сравнения, тропы и фигуры. Все вообще слова и обороты, употребляемые впереносном смысле, и называются тропами" ("Учебный курс теориисловесности" Ливанова). "Различные свойства слога, рассматриваемого схудожественной точки зрения, обнимаются общим названием изящества иликрасоты. Под это общее понятие подходят, во первых, все те логическиесвойства языка, от которых зависит ясность или понятность; во вторых,свойства, которыми наиболее обусловливается изящество речи, именно: 1)благозвучие (или мелодичность), 2) изобразительность (конкретность,пластичность речи), 3) выразительность (патетичность).Изобразительность, или конкретность, есть такое свойство слога, когдаслова вызывают в нашем уме живые представления предметов и явлений в томименно виде, в каком они воспринимаются нашими внешними чувствами, т. е.со стороны цвета, формы, движения и т. п. Конкретность достигается припомощи особых стилистических приемов, которые называются фигурами. Этиприемы или носят название фигур вообще, или делятся на собственно фигуры(сравнение и эпитет) и тропы (метафора, метонимия, синекдоха и проч.)".("Учебный курс теории словесности" Стефановского). Таковы типичныевоззрения учебников. То, что в одних отнесено к фигурам относится вдругих к Т., те и другие прямо называются стилистическими приемами,образная иносказательность смешивается с конкретностью. Той же ошибки неизбежал и такой проницательный мыслитель, как Гюйо, давший в книге обискусстве с социологической точки зрения несколько ценных замечаний оТ., которые он охотнее называет образами или метафорами. "Поэзия,говорит он, заменяет один предмет другим, одно выражение другим, болееили менее похожим, во всех тех случаях, когда это последнее возбуждает всилу внушения более свежие, более сильные или просто болеемногочисленные ассоциации идей, способные затронуть не только ощущение,но ум, чувство и моральное состояние". Здесь также на место поэтическогомышления подставляются приемы поэтического изображения; автор далек отпредположения, что мысль выражена в форме Т. потому, что в этой формесоздалась. По мнению Гюйо, мысль могла быть выражена и в прозаическойформе, без "замены одного предмета другим"; но необходимо было сообщитьей свежесть, силу, многозначность - и вот, - "одно выражение замененодругим". Иначе смотрит на эти явления научная теория поэзии, связанная собщим языкознанием. Поэзия есть для нее мышление в образах, то естьобъяснение вновь познаваемого посредством индивидуальных, типическихсимволов - заместителей обобщаемых групп. Эта умственная работасовершается не только в высших формах сложных поэтических произведений,но и в элементарных формах поэтического мышления, т. е. в поэтическихэлементах языка. "Поэт индивидуализирует в деталях - замечает Каррьер -потому что и все целое есть - индивидуализация". Создание языка визвестной стадии идет, как мы знаем, путем поэтического творчества.Познавая новое явление, мысль называет его по одному из его признаков,который представляется ей наиболее существенным и сам уже познанпредварительно, как самостоятельное явление. Это объяснение новогоявления посредством перенесения на него названия уже известного и естьто, что мы называем Т., и, так как каждое слово употребляется нами,собственно, в переносном значении, имея и прямое (так называемую"внутреннюю форму"), то это и дало Потебне основания с некоторым правомзаявить, что в сущности "в языке нет собственных выражений" ("Мысль иязык", стр. 158); та же мысль выражена позже Гербером в известномизречении: "все слова суть Т.". Отсюда, очевидно, очень далеко довзгляда на Т., как на стилистический прием, посредством которогопоэтизируют, конкретизируют и извне украшают поэтическую речь, подобнотому как украшают гипсовыми орнаментами готовое здание. Т. - не таформа, в которую отливается готовая поэтическая мысль, но та форма, вкоторой она рождается. Поэт мыслит образами, а не придумывает их. Кто,имея готовое обобщение в виде отвлеченной формулы, переводит этуабстракцию в художественную форму единичного случая, тот не поэт. Егосоздание родилось на почве узко рассудочной и имеет лишь одинопределенный смысл, а всякое истинно поэтическое произведениемногозначно. Изображение готовой мысли в форме индивидуального образаесть уже не символ, а аллегория: это-прозаическая схема, уже готоваяидея, одетая в оболочку образа, не изменяющего эту идею и несимволизирующего ничего кроме нее. Здесь нет движения мысли-от этогообраза идея сделалась, быть может, нагляднее и общедоступнее, но неизменилась в своем содержании, не стала сложнее и развитее. Аллегориядля прогресса мысли имеет одну цену с тавтологией; наоборот, Т. естьновое завоевание мысли. Более известное он, как и сравнение, уясняет припосредстве менее известного - и потому он вовсе не обязан сообщать речиконкретность: если явления конкретные для нас новы и не достаточно ясныи могут быть уяснены близкими и знакомыми нам отвлеченностями, то поэзиянайдет в последних неисчерпаемый источник сравнений, а за ними и Т.Когда человек больше глядел на природу, чем в свой душевный мир, тогдаестественно было объяснять отвлеченности конкретными сопоставлениями,брать Т. извне - и в основе каждого из наших названий для отвлеченныхпонятий лежит конкретное представление. Отвлеченное есть то, что влеклиот чего то, понятие - это то, что было взято, схвачено, представление -то, что поставлено пред нами. Но современный культурный человек такпроникнут абстрактными представлениями, что они могут быть для негоближе, отчетливее и сильнее, чем внешние предметы; естественно, что,изображая последние, он возьмет яркие краски из мира первых. Гюйоуказывает на Шелли, "который часто описывает внешние предметы, сравниваяих с призраком своей мысли, и который вместо реальных пейзажей рисуетнам перспективы внутреннего горизонта... Он говорит жаворонку: "Взолотом сиянии солнца,... ты летаешь и скользишь как беспричиннаярадость, возникающая неожиданно в душе". Байрон говорит о потоке воды,которая бежит "с быстротой счастия". У Минского "льется дождик...тягостный, как голос совести виновной, долгий, как изгнанье, мощный, каксудьба". Строго говоря, это, конечно, не Т., а сравнения, но разница вданном отношении не существенна. Т. только более сжат и энергичен, чемсравнение; и там, и здесь мы имеем сопоставление двух явлений ивыяснение одного при посредстве другого. Учение о Т. и фигурах было в старинной поэтике и риторике предметомтщательной и мелочной разработки. У Аристотеля, Цицерона, Квинтилиана мынаходим ряд рассеянных, но подчас и до сих пор не лишенных интересасоображений. Но немногие верные замечания их, затрагивающие существодела, были забыты позднейшими грамматиками и риторами, у которых теорияТ. получила широкое развитие, обратно пропорциональное ее внутреннейсодержательности. Как вся теория их была по преимуществу практическимруководством к составлению прозаических и поэтических сочинений, так имногочисленные рассуждения их о Т. н фигурах имели в виду главнымобразом не столько изучение и объяснение существующего, скольконаставление к украшению речи подобающими сравнениями, эпитетами,метафорами, метонимиями и т. п. И здесь, как в остальных частях теории,учение почти исчерпывалось классификацией, но нигде классификация эта недоходила до таких изысканных, ненужных и сочиненных тонкостей иразличий, как в учении о Т. и фигурах. Скалигер, ставивший себе взаслугу то, что он первый классифицировал их, различает среди них:significatio, demonstratio, sermecinatio, attemperatio, moderatio etcorrectio, asseveratio, conditio, exclamatio, repetitio, frequentatio,acervatio, celeritas, evasio, commoratio, coniunctio, attributio,anticipatio, assimilatio, exempium, imago, translatio, collatio,comparatio, retributio, substitutio, allegoria, praescriptio,agnominatio и т. д. Столь же неисчерпаем в этой ужасающей терминологииИоанн Бенциус в "De figuris libri duo" (1594). Значительная доля этихсхоластических упражнений сохранилась и в наши дни в наших учебниках иво французской школьной риторике. Немецкие курсы свободны от них и, бытьможет, в силу реакции, иногда впадают в противоположную крайность. ТакБоринский ("Deutsche Poetik") склонен к полному отрицанию классификацииТ. "Они - говорит он представителям старой риторики - желаютклассифицировать прежде, чем исследовали и анализировали. Отсюда тапустынная вереница окаменевших обозначений, с которыми возится поэтика,сбивая с толку учащегося стараниями разобраться в них. Совершеннолишенные значения пошлости как "метонимия" (переименование), полнаябеспомощность, как "синекдоха" (сопонимание), смешение материальногоразличения с формальным, как в "персонификации" (оживлениинеодушевленного предмета): все эти неумелые приспособления очень маломогут способствовать внутреннему пониманию присущей образам силыпоэтического изображения. Дело не в том, чтобы создавать особыеобозначения для оттенков этой изобразительности, - что легко может бытьбесконечно, -но в том, чтобы изучать процессы в их совокупности и такимобразом объяснять их". Но достаточно анализировать ряд Т., чтобы видеть,что они представляют собою различные группы. Конечно, классификация ихесть отвлечение: в действительном Т. мы можем одновременно найти иметафору, и метонимию и синекдоху, но виды эти существуют, и выделениеих может лишь способствовать изучению поэтической иносказательности.Основанием классификации Т. должно служить отношение между объясняемымявлением и объясняющим образом. А. Горнфельд.